Рабыня порока

Здесь мечты ее останавливались. Ах, если бы это было возможно! Как бы она показала себя Меншикову и всем, всем этим надменным или низкопоклонным людишкам!

Картины, одна заманчивее другой, всплывали в ее кружившейся от нездоровья и от нездоровых грезь голове.

Но вдруг она насторожилась.

Знакомые твердые шаги раздались за дверью.

Это – царь, явившийся к ней в час обычного своего посещения.

Он имел обыкновение входить не стучась и не спросясь, обыкновенно подходил к ней, целовал ее и садился рядом с ней.

Он и на этот раз сделал то же, обнял и поцеловал ее, но не сел.

Лицо его было бледнее обыкновенного, и брови хмуро насуплены.

– Здравствуй, Машенька, – сказал он отрывисто.

– Здравствуй. Ты нездоров?

– Напротив. Мне только что говорили, что ты нездорова.

– Да, я чувствую себя нехорошо. Недужится что-то. Садись же.

– Нет, я не сяду.

Она подняла брови в изумлении.

– Почему же? – спросила она.

– Мне некогда, – сухо сказал он, – я занят, меня ждут дела.

– А!.. – протянула она, и лицо ее приняло недовольное выражение. – Так ты оставляешь меня одну?

– Жаль, но так должно. Ежели же ты хочешь наградить меня за утраченное время, в которое ты не увидишь меня, то сделать это легко.

– Как? – спросила она.

– Ныне ввечеру указал я быть у Зотова конклаву. Ведомо тебе, полагаю, что сия за штука. Там бывает весело. Люди веселые, и разговоры вольные, и вино доброе. Ныне указал я быть и дамам – веселее будет всем нам. И новые лица будут: только что прибывший из своих дальних вотчин Телепнев с женой, вдовой Стрешнева покойного.

Рука Марьи Даниловны дрогнула и чуть не выронила чашку, которую она держала в ней.

– Что с тобой, моя милая? – спросил ее Петр, взглянув ей прямо в глаза.

– Ничего! – резко ответила она.

Царь засмеялся.

– Ага! Уж не знаешь ли ты Телепнева? – проговорил он.

– Не знаю… то есть… встречалась когда-то.

– Чего доброго, может, он когда и любил тебя, а женился на другой? Того ради и в гнев великий пришла, имя его услыхав.

– Никогда того не бывало! – твердо ответила Марья Даниловна.

– А ты не сердись! Ведь это шутки для ради сказал я.

– Я не люблю, когда со мной такие шутки шутят, государь.

– Ну, полно, Даниловна. Не всяко лыко в строку. Ну, так вот взял я себе в приятную уверенность, что и ты будешь на конклаве там.

Она решительно покачала головой.

– Спасибо, что меня в мыслях держал, государь, и прошу – извини меня. Я не могу быть. Я уже сказывала тебе, что мне недужится.

– До вечера еще далече и, глядишь, все болести твои пройдут.

– Нет, государь. Я редко болею, но когда болею – это на несколько дней.

– Я пришлю тебе своего медикуса.

– Он не поможет.

– Ну, кто знает!.. Не унывай. До свиданья! Смотри же, вечером жду беспременно. Без тебя мне и праздник не в праздник. Однако заболтался я с тобой. Будь же здорова.

– Прощай, государь, но не жди меня.

Петр круто повернулся к ней и, совершенно изменив свой добродушный тон, сказал ей резким, сухим и властным голосом, тем голосом, которым он всегда говорил с неугодными или прогневавшими его подчиненными:

– Ежели я зову, то, стало, хочу, чтобы была. А чего я хочу, то должно быть.

Она испугалась этой перемены тона и удивилась.

Она так растерялась, что низко склонила голову и покорно ответила:

– Коли ты так хочешь, государь, – буду.

– И отлично! До вечера, Даниловна.

Он вышел, ни разу не обернувшись, как имел до сего обыкновение.

XIII

В большом зале зотовского дома на Неве собирались к указанному часу гости.

Нововведение, заключавшееся в присутствии на конклаве женщин, заинтересовало всех. Никто на этот раз не отозвался нездоровьем, и вскоре зал наполнился приглашенными.

Зотов, ввиду предстоящей помолвки и разрешения царя вступить ему в брак, разгуливал по залам очень довольный и, щуря свои подслеповатые глаза, то и дело на кого-нибудь натыкался и неизменно ворчал при этом на того, кого сшибал с ног:

– Что это, право, точно тебе мало места? Кажись, ты не в лагерном шатре, а в моих залах… Но от этих столкновений расположение духа его не менялось.

Единственно, чем он был очень недоволен в этот вечер, так это тем, что царь пригласил женщин и мало знакомых людей, вроде Телепнева. Но он ничего не мог поделать против этого, потому что о приезде Телепнева сам доложил два дня тому назад царю и нашел уже его имя в списке, поданном ему Петром нынче утром.

– В великий упадок установление конклавов приходит, коли их превращают в ординарную ассамблею с женщинами, – говорил он Меншикову, который тоже явился сюда.

Но Меншиков был иного мнения и не согласился с ним.

Ждали государя, который долго не ехал.

Гости, гурьбой ходя по комнатам, осматривали новое помещение Зотова, недавно лишь отстроенный и отделанный дом, подаренный ему Петром.

В то время город отстраивался с изумительной быстротой, и иностранцы, пребывавшие в Петербург, уже изумлялись общему его красивому виду. Так, например, поражал своей длиной и шириной Невский проспект – длинная аллея, обсаженная деревьями, вымощенная камнями, с рощицами и полянками по бокам. Проложили ту улицу пленные шведы и каждую субботу тщательно чистили ее. Но капитальных, основательных построек в городе было мало: адмиралтейство, летний дворец у Летнего сада, почтовый двор, биржа, дом Меншикова на Васильевском острове; все же остальные частные дома строились на живую руку, кое-как, и уж совершенно не по климату: потолки протекали даже в домах знатных людей, и часто за обедом с потолка начинался обильный дождь, охлаждавший разгоряченных возлияниями гостей.

Таков был и новый дом Зотова. Но хозяин очень любил его и гордился им, как царским «преславным» подарком.

В течение дня, предшествовавшего помолвке «всешутейшего», царь отдал несколько новых распоряжений относительно назначенного вечером конклава. Он распорядился, чтобы все приглашенные явились кто в польском, кто в испанском, кто в старонемецком, кто в турецком платьях; для этого он приказал через курьеров оповестить всех званых особыми повестками: «Позвать вежливо, особливым штилем, не торопясь, того, кто фамилией своей гораздо старее черта». Другому кому он прислал иную повестку: «Того бы не забыть, кто пятнадцать дней чижика приискивал, да не сыскал; не знаю и того, может ли он и то сыскать, куда он устремляется и куда гости призываются и торжество приготовляется»…