Ради любви

— Да что же вы делаете, поганые мошенники! — Свифт с трудом поднялся на ноги. — Вы мне за это заплатите, сволочи…

Увидев лежащие на земле неподвижные тела Доббса и Найлза, Свифт замолчал и замер на месте. Он не заметил, как из темноты бесшумно метнулись к нему две расплывчатые фигуры.

У Свифта остановилось дыхание, когда над его ухом кто-то хрипло прошипел:

— Мистер Барретт шлет тебе поклон… — Лезвие ножа полоснуло по горлу… из страшной раны хлынула горячая кровь… Ругательство так и не слетело с его губ.

На далеком берегу мигали огоньки, шлюпка, наконец, замерла, покачиваясь на ленивых волнах залива. Плохо различимые в темноте фигуры перекинули через борт в темную воду сначала один мешок, потом второй, а за ним и третий.

В тишине раздались три громких всплеска.

По воде разошлись круги.

И все скрыла под своим темным покрывалом южная ночь.

Ночь наполнила каюту призрачными тенями, которые слегка двигались вместе с легким покачиванием корабля. Джиллиан, лежа в объятиях Дерека, прижавшегося к ней мускулистым горячим телом, закрыла глаза, чувствуя одновременно и горечь, и радость. Теплые губы прикасались к ее губам, горлу, груди, снова и снова проверяя искренность ее чувств. И, наконец, она ощутила его в себе, глубоко-глубоко, услышала страстные любовные слова.

Она крепко обняла его. Этих слов вполне достаточно… сейчас… до утра… до тех пор, пока…

Глава 13

Эммалина нетерпеливо ерзала на сиденье, пока экипаж с грохотом катился по мощенной булыжником улице Кингстона. Было раннее утро. Она проснулась на рассвете и, увидев, что Роберт уже поднялся и одевается, чтобы пораньше попасть на плантации, сделала вид, что сладко спит. Дождавшись, когда он, наконец, покинул дом, Эммалина тут же позвала Джубу.

Но с самого начала все пошло наперекосяк. Утро оказалось слишком жарким, воздух был неприятно влажным, а слуги возмутительно медлительны. День еще по-настоящему и не начался, а она уже изнывала от жары, чувствовала себя разбитой и с каждой минутой все больше и больше злилась. Эммалина долго не могла решить, какое платье надеть, и, в конце концов, остановилась на батистовом светло-зеленого цвета, предпочтя его шелковому, которое выбрала еще вчера. Она согласилась на эту уступку скрепя сердце.

Зеленое батистовое платье было с таким же дразнящим глубоким вырезом на груди, как и шелковое. Оно хорошо контрастировало с загорелой кожей и подчеркивало соблазнительные изгибы ее тела. За эти годы красота Эммалины не только не увяла, но, наоборот, расцвела. Платье ей нравилось, и все же не было таким элегантным, как шелковое. Кроме того, материал был очень тонкий и просвечивал, поэтому нельзя было надеть черное нижнее белье, которое она берегла специально к возвращению Дерека.

Эммалина недовольно скривила свои красивые губы. Конечно, вчера Роберт кое-где порвал отлично сшитое белье, когда, охваченный страстью, добирался до ее тела.

Щеки Эммалины неожиданно залил румянец. Черт! Она так и не могла понять, что на нее тогда нашло! Скорее всего, Роберт просто научился очень умело возбуждать ее.

Губы Эммалины скривились еще больше. В другое время эта мысль, может быть, и позабавила бы ее. Но сейчас не до этого. Прежде всего, она жутко устала. Роберт измотал ее до предела, щедро одаривая на протяжении всего дня и последующей ночи своей любовной ненасытностью. Она хотела отправиться на встречу с Дереком, переполненная нерастраченной энергией. Вместо этого Эммалина чувствовала себя сейчас опустошенной, выдохшейся и раздраженной.

Но она никогда не простит себе, если потеряет еще хотя бы час! Она и так ждала слишком долго! О, она сделает так, что он останется доволен их встречей. И в этом ей поможет магическая власть Пуку, которую совсем недавно передал ей Уильям Гну. Дерек не сможет устоять перед ней.

Эммалина в порыве решимости даже скрипнула зубами. Дерек уже однажды принадлежал ей и снова будет принадлежать. Она не отступится.

Экипаж свернул на Порт-Рояль-стрит, и сердце Эммалины екнуло: впереди показались портовые здания. Она оглядела выстроившиеся вдоль причала корабли, выискивая «Воина зари», и даже привстала на сиденье, увидев вдали знакомый силуэт.

— Давай-ка поживей, Куако!

Старый кучер кивнул и стегнул лошадей кнутом. Недовольная тем, что результат получился весьма плачевным — лошади не прибавили ходу, Эммалина сердито прикрикнула:

— Да заставь же их бежать поскорее, Куако, а то пожалеешь!

Еще один громкий щелчок кнута, и экипаж неожиданно рванулся вперед с такой скоростью, что Эммалина едва не слетела с сиденья. Судорожно вцепившись в поручни, она Громко выругалась. Наконец лошади встали как вкопанные прямо напротив «Воина зари».

Приведя себя в порядок, Эммалина прошипела Старому кучеру, который, кряхтя, слезал с козел, чтобы помочь ей выйти:

— Старый дурак! Я же сказала тебе ехать побыстрее, а не гнать как сумасшедшему! — Она оперлась на его руку и вышла из экипажа, бросив в морщинистое черное лицо: — Жди меня здесь и не сходи с этого места, что бы ни случилось! Ты понял?

Старый раб кивнул. Эммалина презрительно фыркнула и почувствовала себя лучше. Пусть постоит на солнцепеке несколько часов и немного прожарит свои тупые мозги, пока она будет наслаждаться прохладой в каюте Дерека. Может, это научит старого болвана помнить о безопасности своей хозяйки.

Эммалина повернулась к кораблю, горделиво выпрямилась и решительно направилась к трапу. Поднявшись на палубу, она не обратила никакого внимания на вопросительный взгляд стоявшего у трапа высокого, хорошо сложенного матроса, не сочла нужным улыбнуться, а просто двинулась вперед, бросив на ходу:

— Мне необходимо увидеться с капитаном. Докладывать обо мне не нужно. Как к нему пройти, я знаю.

Через отдраенный иллюминатор в каюту вливался золотистый поток солнечного света. Свежий ветерок потихоньку разгонял духоту ночи. Дерек глубоко и с удовольствием вздохнул, наслаждаясь благоухающим воздухом, напоенным запахом моря, что придавало всему особую прелесть.

Он повернулся на бок и залюбовался спящей Джиллиан. Ему подумалось, что появление Джиллиан в его жизни имеет много общего с благоухающим ветерком, который сейчас ласково овевал их обоих. За долгие недели плавания она стала неотъемлемой частью его жизни, подобно тому, как благоухание здешних цветов стало неотъемлемой частью морского ветерка. Она наполнила его жизнь своим благоуханием, которое исподволь пропитывало его душу. И в какой-то момент он почувствовал, что без этого ему уже трудно дышать.