Ради смеха, или Кадидат индустриальных наук

–  Врешь! — не поверил Иван, но от двери не отступил. Только решительности в лице прибавилось.

— Да шучу, шучу я, — размагнитил брата Дмитрий. — Бокс — это палата для больных.

— Ну и написали бы, что палата. Че зря людям голову морочить? — он подхватил брата под руку, и они пошли дальше. — А ты знаешь, Митяй, за всю свою жизнь я ни разу в поликлинике не был. Не веришь? Ей-богу! Хвалюсь я сейчас налево и направо: Митяй, мол, наш скоро доктором будет. А про себя думаю: «А на кой ляд это нужно?» Вот если бы ты заведовал запчастями — цены бы тебе в наших краях не было!.. Нельзя переучиться-то? — с робкой надеждой поинтересовался Иван.

— Нельзя, Ванюшка. Да я и не соглашусь ни за какие коврижки.

–  И то дело! — одобрил старший брат и, скользнув взглядом по очередной табличке, прямо остолбенел у двери. — Митяй! — жалобно воззвал он, — неужели и от этого лечат?

— От чего, от этого? — не понял сначала Дмитрий.

— От стоматологии.

— Как это?

— Да ты что, не помнишь? На току работал Гришка-стоматолог. Не помнишь? Как же ты! Его за то прозвали, что он в один раз мог сто матов из себя выбросить. Неужто забыл?..

— Помню, помню.

— Ну и как же от этого лечат?

— Сначала в бокс заводят, ну, а потом, если не поможет, в милицию сдают.

— Хватит заливать-то, а то ученый больно. Ты толком объясни.

— Стоматологи — это зубные врачи. Уловил?

— Уловил.

Вот, наконец, и гардеробная. Дмитрий взял из пальто ключ, вручил его брату, объяснил как проехать, пожал Руку…

— А все-таки, Митяй, я одну ошибочку засек.

— Какую?

— В слове ординаторская. Надо: орденаторская. — И он торжествующе посмотрел на младшего брата.

Укол

У Гали с утра было приподнятое настроение. Не просто хорошее, а приподнятое. Так бывает, когда что-то должно случиться. Галя в приметы не верила: ну, например, когда нос зачешется или ладошка. Смешно сказать, но есть и такие, которые в кошек верят. Перейдет киса дорогу, а ты стой, жди, чтобы кто-нибудь первым пересек кошачий маршрут. В общем, глупости это! А вот в приподнятое настроение Галя верила: сегодня случится необычное и обязательно приятное. Хотя, с другой стороны, что может произойти необычного и приятного у медсестры, которая на целые сутки уходит дежурить в инфекционное отделение?

Но так лили иначе, утречком Галя с особой тщательностью сделала прическу, самую малость подсинила веки и только для фона чуть-чуть оттенила алые губы черным карандашиком, а на щеке посадила аккуратную мушку-завлекалочку. Если бы Нинка ее увидела, то она бы сказала: «Ты сегодня, Галка, извини за выражение, как богиня».

По дороге на работу у Гали никаких происшествий не произошло, если не считать того, что какой-то двухметровый верзила чуть не наступил своими ластами на ее миниатюрную ножку. Таких надо по одному на дрезине возить, а не в общественном транспорте. Дылда, несчастный!

И в отделении ничего сначала не произошло. Галя приняла дежурство, расписалась, где положено, посмотрела в тетрадочку, кому какие лекарства положены, кому уколы и… Подменная вдруг без всяких эмоций объявляет:

— Галя в третью палату артист поступил. Балакин его фамилия. Слыхала про такого?

У Гали сначала в глазах стало темно, а потом разноцветные фигуры заплясали. Вот оно, предчувствие!

— Балакин?! Евгений Балакин! Боже мой! Слыхала ли я про Балашиха? А ты слыхала про Шаляпина, Смоктуновского?.. Вот кто такой для нашего Верхнепужнинска Евгений Балакин!

— Если он такая ценность, — сказала подменная, — ты бы хоть спросила, что с ним?

— Что с ним? Что с Евгением Балакиным? — вскричала Галя.

— Пищевое отравление. Спит он сейчас. Ну я пошла. Счастливого тебе дежурства!

Евгений Балакин лежал в отдельной палате. Галя вен издергалась, пока, наконец, начался утренний обход и она могла совершенно законно присоединиться к дежурному врачу. Балакин и на больничной койке выглядел, извините за выражение, как бог, и Галя с трудом сдержала себя, чтобы не зааплодировать, как это всегда с ней бывало, когда на сцене появлялся верхненужнинский кумир.

— Как себя чувствуем, Евгений Васильевич? — ласково спросила врач, присаживаясь на табуретку у изголовья Балакина.

— Спасибо, отвратительно, — хмуро отозвалась знаменитость и на чем свет стала поносить артиста Кустовского, который накормил Балакина протухшей севрюгой. — Я ведь перед тем, как закусить ей, — брезгливо говорил Евгений Васильевич, — говорю ему: «Кустовский, воняет», а он меня успокаивает: мол, она вторую неделю воняет, а я, как видишь, жив-здоров. Вот и закусил.

— А как же Кустовский?

— Что ему сделается? Он может хоть декорациями закусывать, — не то позавидовал, не то осудил Балакин.

В этот момент взгляд Балакина почему-то задержался на лице Гали. Впрочем, ясно почему. В глазах Гали посверкивали слезы, рука, обхватившая лацканы халата, была так сильно сжата, что стала белее материи, да и во всей галиной позе было столько решимости, что гнусный отравитель Кустовский, обладай он хотя бы зачатками телепатических способностей, должен был в этот момент купить билет на ближайший рейс самолета.

— Это паша медицинская сестра, — откуда-то издалека услышала Галя голос врача. — Зовут ее Галина Александровна.

— Очень приятно, — некстати сказала Галя и едва не протянула ладошку.

— Можно, я буду звать вас Галей? — совсем как на сцене попросил Балакин и лизнул медсестру глазами.

— Можно.

— Я думаю, через недельку мы вас поднимем, — заверила врач Балакина и кивком головы подала знак медсестре, чтобы та сопровождала ее дальше.

Балакину в палату занесли телевизор, подключили телефон, и поэтому Галя и думать-то не думала, что она увидится с артистом раньше того часа, когда ей полагалось разносить лекарства. А тут вдруг — бац! — над входом в третью палату замигала сигнальная лампочка. Это значит — звали ее, дежурную медсестру. Галя мельком посмотрелась в зеркальце, поправила шапочку и направилась к палате.

— Вызывали, Евгений Васильевич?

— Да, Галочка. Скукота у вас тут.

— А телевизор?

–  Хм, телевизор, — хмыкнул Балакин. — Прокрутил три программы, и такое впечатление, что все ветеринары перешли на работу в телевидение. Посидите со мной, а?

— Но я ведь на работе.

— Полчасика хотя бы.

–  Хорошо, — согласилась Галя и присела на краешек табуретки.

— Мне кажется, Галочка, мы с вами где-то встречались, — проникновенным, очень хорошо поставленным голосом сказал Балакин.