Радио «Честно»

Через единственный работающий наушник было плохо слышно, но я все же заметила, что у меня на редкость противный голос. Я вышла расстроенная, но, как ни удивительно, мой голос назвали более чем подходящим для работы на радио. Сказали, что такие голоса встречаются не часто. На слух я гораздо старше. Несмотря на мои 19, меня можно было принять за опытную зрелую женщину. Я даже покраснела. Лет с 10 я пыталась найти в себе что-то особенное. И не находила. Повзрослев, я оставила эти попытки. Даже вспоминать об этом мне было неловко. Сейчас эта неловкость снова обожгла мне горло и щеки, словно я не заслуживала того, что со мной случилось.

После прослушивания я ходила, как рыба с крючком в то ощутимо короткое время, пока она еще в воде, но уже поймана, и леска натянулась, чтобы поднять ее наверх. Я только об этом и думала, и, оказалось, что я готова отказаться от своей привычной жизни, что уже не могу найти себя в ней. Меня не было ни на лекциях, ни на свиданиях, ни на работе, ни дома, то есть физически я там находилась, но этого было явно недостаточно, чтобы жить. Иное дело радио. Когда после университета я бежала на стажировку, то была на этой дороге всем существом: чувствовала асфальт под ногами, слышала листву над головой, видела, как девочка ест мороженое, и оно тает и капает на нее, на землю, в прошлое, в будущее, в сейчас и никогда. И озеро, которое мне нужно было обойти, чтобы попасть в здание телерадиокомпании, как будто кружится, потому что я буквально лечу. Все как в первый раз: свежо, прекрасно, весело. И ощущение такое, что дорога, по которой я ходила много раз раньше, наконец-то ведет, куда нужно.

Негосударственная радиостанция вещала из эфирной студии на первом этаже. В отличие от зябких коридоров-близнецов в ней было тепло, а высокие потолки, под которыми размещался уютный бардак, усиливали ощущение свободы. В центре студии стоял пульт, рядом были установлены большие громоздкие аппараты, работавшие на бобинах. На фоне CD-дисков, сложенных в ящики у противоположной стены, они смотрелись, как древние пластмассовые черепахи, героически добравшиеся до наших дней. Окно было открыто, от непрошенных гостей студию защищала железная решетка, но она не мешала местным детям с любопытством заглядывать внутрь, а взрослых студия не интересовала совсем. Я видела, как они проходили мимо, глядя прямо перед собой, и меня это поражало: как можно было не повернуть голову и не посмотреть в этот аквариум, в котором играла музыка и расходилась волнами по всему городу и области. Однажды после стажировки я даже обошла здание и вслед за прохожими проследовала мимо. В отличие от них, я оглянулась: в студии уже горел свет, и было видно, как ведущий за пультом сидит, задумавшись, глядя прямо перед собой.

На стажировке я в основном осваивала пульт: вот эту последовательность действий, чтобы музыка не прерывалась и реклама выходила вовремя. Это казалось и мне, и ведущим, у которых я училась, самым важным, и никто, включая меня, до последнего момента особенно не беспокоился, что я буду говорить. Плейлистов на радиостанции не было, и я больше переживала из-за того, что буду ставить в эфир. В ящиках лежали сотни дисков. Тогда у нас в городе еще не было специализированных музыкальных магазинов, и диски продавались в маленьких частных палатках. В них и близко не было такого разнообразия, и я торопилась, пытаясь за время стажировки послушать как можно больше. Чтобы попасть в эфир, мне нужно было сдать экзамен. На него отводилось всего пару часов, и в эти пару часов я должна была показать все, на что способна.

У меня были любимчики, говорящие интересно и свежо, но то, что несет большинство ведущих, меня давно не волновало. Их тексты пролетали мимо, как опоры линии электропередачи, скучно и обычно. Я не видела в этой части работы ничего особенно сложного. Бла-бла-бла – только и всего. Вот микрофон меня пугал, и преодолеть свой страх я считала гораздо более трудной задачей. Чтобы не облажаться, опытные коллеги посоветовали мне зачитывать свои тексты. Тексты ведущих назывались подводками, потому что их основной задачей было подводить к песням, рекламе или новостям. Тексты, ни к чему не подводившие, не приветствовались, и их меня сразу попросили избегать. К своим подводкам я подошла самым радикальным образом. Идея на миллион загорелась в моей голове в книжном магазине. Я зацепилась взглядом за книгу гороскопов и тут же погрузилась в чтение в надежде как-то себя успокоить. До экзамена оставалось всего несколько дней, я переживала все сильнее. Как вдруг до меня дошло, что такими гороскопами можно увлечь не только меня.

Так что никаких подводок я писать не стала. Просто купила эту книгу и явилась с ней на экзамен. Я выходила в эфир, называла исполнителя, а после старательно зачитывала выделенные куски, касающиеся его знака зодиака. Я пребывала в полном восторге от собственной изобретательности, пока меня не попросили освободить пульт. Вместо двух часов я провела в эфире около получаса.

На следующий день программный директор радио вызвал меня к себе и мягко заметил, что недостаточно знать пульт и обладать красивым голосом, нужно еще и уметь говорить. Мне хотелось спросить: "Что угодно? Говорить, чтобы говорить? Его ведущие – просто шум. Их даже делают потише. Сколько раз я наблюдала это в магазинах и автобусах!» Но я промолчала. Мне было понятно, что я завидую. Этих ведущих хотя бы допустили до эфира, мне же не удалось и этого. Программный директор сказал, что я не подхожу для этой работы. Я не удержалась и спросила почему. Он ответил, что для нее нужны умные креативные люди, и от этого мне стало смешно и больно одновременно. Это было, как прозрачная стена, о которую, не заметив, с разбегу разбиваешься лбом.

Elton John – «Believe»

Отказываться от работы на радио я даже не думала. В то время в Калининграде был выбор: вещали сразу несколько местных радиостанций. Из слов уволившего меня руководителя я сделала только один вывод: мне нужно учиться, и то, что я не смогла извлечь необходимых уроков из объяснений ведущих его радиостанции, меня не остановило. Я нашла курсы для теле– и радиоведущих, которые вели два профессиональных диктора еще той, советской школы. Вопрос, не лучше ли все бросить и не связываться, я себе не задавала. Мне казалось, просто так ничего не дается. Красивый голос, золотые руки, быстрый ум и прочие способности – нечто вроде маяков в ночи, в шторм, когда все кувырком и непонятно. Куда направиться, что выбрать – я не так чтобы хорошо ориентировалась в этом в свои неполные 20, поэтому маяк мне был необходим.

Преподававшие на курсах дикторы много лет вели программы на местном государственном телеканале. Впервые я увидела их еще в детстве, собирая кубики на ковре в ногах у папы. Папа смотрел телевизор, а я смотрела на папу. Эти люди в телевизоре для него были интереснее меня, и я ревновала, конечно, пытаясь понять, что в них такого. Теперь я могла вступить с ними в диалог, но, тем не менее, ни о чем их не спросила. У дикторов были прекрасно поставленные голоса, дикция, дыхание, манеры. Но они ничего не говорили от себя, дикторы говорили от имени великой страны, рассказывая о ее успехах и планах. Не было никакого смысла спрашивать у них, почему отец был так внимателен к великой стране и так невнимателен к дочери.

Курсы были бесплатными. Однако, чтобы попасть на них, требовалось подать заявку и пройти отбор. При выборе приоритетом пользовались сотрудники СМИ, и если бы не моя стажировка на радио, у меня не было бы ни единого шанса. К своей заявке я добавила эмоциональное письмо, в котором просила взять меня на курсы, потому что мне это действительно очень нужно. Я считала, что просить бессмысленно и унизительно, но все-таки заставила себя. Чутье подсказывало, что если хочешь добиться чего-то необычного, нужно сделать то, чего обычно не делаешь. В общем, меня взяли, и я оказалась в кругу журналистов, ведущих, сотрудников пресс-служб, стремившихся повысить свой профессиональный уровень. В упражнениях, которые мы там делали, не было ничего сверхчеловеческого. Вся сложность была в постоянном психологическом дискомфорте, который я испытывала, так как чувствовала себя чужой, лишней. С собственной зашоренностью мне было справиться труднее всего.

На новую стажировку я попала по знакомству. Друг моей сестры оказался приятелем программного директора лучшей в регионе радиостанции, и меня взяли. Она называлась «Море Плюс». Именно ее я включала дома. На курсах мне поставили голос и дали общее представление о работе ведущего. Научили работать с информацией и выдавать ее в эфир. Но я была совершенно не подготовлена к тому, что мне придется стажироваться у людей, которых я с восторгом слушала много лет. У меня голова шла кругом от того, что я бываю в той самой студии, из которой они выходят в эфир.

Я знала любимых ведущих по голосам, и у меня давно сложилось представление, как они должны были выглядеть. Однако когда я встречалась с ними на стажировке, оказывалось, что голоса брутальных мужчин принадлежат нежным мальчикам, раскрепощенные – застенчивы, опытные – не опытны, смелые – не смелы. Разумеется, попадались и ведущие, полностью соответствовавшие своему голосу, но ими я не особенно интересовалась. Мне были ближе те, кто, как и я, звучал не так, как выглядел. Словно бы нас объединяла какая-то тайна, и мне хотелось ее разгадать.