Радиомозг

–  Они сумели передавать мои волны, - заговорил Tax, - только потому, что у меня не было средств… Я бился, как рыба об лед.

–  Мы бедны, - возразил Глаголев, - но на всякое нужное и полезное дело и у нас должны найтись средства.

–  Не поздно ли?
– скорбно сказал Tax.
– Раз это авантюристы и люди, способные на все…

–  Они - преступники, доктор, - скромно, но твердо отозвался просто одетый человек, прибывший вместе с Глаголевым.
– Они держали меня…

–  Да, товарищи, - быстро поддержал Глаголев.
– Вот Михаил Андреевич - позвольте представить. Еще до 1905 года я, тогда простой слесарь, жил в Питере у его матери, снимал комнатушку, он был крохотный мальчуган… Потом он попал за границу. И вот этим авантюристам нужен был для опытов человек, умеющий думать по-русски и по-французски, переживающий тяжелые потрясения, сильный и смелый. Они, не задумываясь, плетут хитрую интригу, убивают его жену, возводят на него обвинение в убийстве, одурманивают его, держат взаперти…

–  Позвольте, - спросил Тах скромного человека.
– Ее звали Рьетта? Потом - «Золотой павлин»… Кто это был «Золотой павлин»?

–  Это так называлась харчевня, которую держала моя жена, - тихо ответил скромный человек.
– А вы?

–  Я читал ваши мысли, которые передавали ваши мучители сюда, на дачу профессора Толье.

–  Толье?
– вскрикнул Мишель.
– Так это был он?
– Мишель - он же теперь Михаил Андреевич - побледнел и затряс головой.
– Простите, но я ни могу еще опомниться… Дайте мне прийти в себя.
– Он тяжело опустился на диван, стоявший в лаборатории Гэза.

–  Михаил Андреевич явился ко мне в полпредство и рассказал свою удивительную историю. Я помнил его мальчуганом… Он и раньше писал мне… Теперь он сумел приехать сюда… Что вы, инженер?
– обратился Глаголев к поднявшемуся Гэзу.

–  Сегодня утром я подвел итог вычислениям направления волн двухметровой длины, которыми пользуются Толье и компания. Двух правильных данных мне было достаточно… База, которую мы ищем, находится…

–  Где?
– спросили все.
– Вам известно?

–  В горах Центрального Кавказа…

Михаил Андреевич смело взглянул в лицо Гэза.

–  Надо немедленно ехать туда. Я буду вам полезен. Мишутка порывисто продвинулся вперед.

–  Товарищ Гэз… Едем, и никаких… Я с ним рассчитаюсь за Дуню.

Гэз улыбнулся.

–  Что тебе рассчитываться? Поженились ведь - и ладно.

–  Оно, конечно… - сконфузился Мишутка.

Михаил Андреевич заметил:

–  Во всяком случае, надо ехать и рассчитаться с этими заграничными профессорами…

–  Толье?
– вопросительно добавил Мишутка.

–  И вовсе не Толье. Настоящая их фамилия - Гричар.

–  Братья Гричар?
– прохрипел Гэз, вцепившись в край стола пальцами.

–  Да.

Гэз нервно двинул челюстью и выронил изо рта трубку.

XXIV. РАССКАЗ ГЭЗА

Прошел год. На маленькой площадке, помещавшейся на крыше вновь отстроенного Государственного Дворца Радио, стоял Гэз и с высоты двадцатиэтажного дома смотрел на расстилавшийся перед ним город. Внизу, как букашки, ползали трамваи. Автобусы казались спичечными коробками, которые плывут по весенним уличным ручьям, задерживаются на перекрестках и опять уносятся невидимой водой. Прерывистыми лентами тянулись экипажи в обрамлении маленьких точечных человеческих фигурок. Внезапно экипажная лента обрывалась, движение ее останавливалось, и в прорыв с одной стороны улицы на другую спешно перебегала человеческая толпа. Стон трамвайных колес, режущих рельсы на закруглениях, гудки, звонки, пронзительные выкрики газетчиков летели вверх, к маленькой площадке, где стоял Гэз. Но он не слышал живой музыки большого города. Он смотрел вдаль, где неровным полукругом вырисовывались границы города.

В бледной дымке прямо перед Гэзом легко возносилась ажурная башня Первой Радиостанции. Пузатенькие луковки куполов на приземистых церковках торчали тут и там. Но их заслоняли вылезающие громады домов. Пышное солнце медленно склонялось к западу.

Гэз набил трубку табаком и, не отрывая глаз от величественной картины, расстилавшейся перед ним, сказал подошедшему сзади Таху:

–  Взгляните. Вот он, Город! Сердце всех людей. В этом его сила…

Tax приблизился к решетке, окружавшей площадку, и на секунду отпрянул назад.

–  Ух ты, высота какая! Голова кружится.

–  Не смотрите сразу вниз, доктор. Глядите сначала вдаль. Тогда привыкнете.
– И Гэз повернул свое лицо к Таху.
– Здравствуйте… Вы очень бледны, доктор. Не здоровы?

–  Не то чтобы не здоров, а так как-то… не по себе. Лезут в голову дурацкие мысли и мешают работать. Особенно одна не дает покоя. Так схватит за виски, особенно к вечеру… Все думается, что человечество скоро…

–  Вы все еще, доктор, не можете отвязаться от этой мысли?

–  Я борюсь с ней, но… Вы ждете меня здесь, чтобы сообщить что-то важное? И заставили меня забраться на такую высоту. Вы задаете мне задачи, инженер.

–  Мы с вами сейчас только наметим план решения задачи, доктор, - сказал Гэз и подошел к люку, где была лесенка, приводящая на площадку. Острым взглядом он посмотрел в люк, вдоль лесенки, и одним движением сильной руки захлопнул дверцу люка. Tax задумался и застыл. А Гэз вынул из кармана телефонную трубку и вставил треугольный штепсель в маленькую розетку, скрытую в извилинах огораживающей площадку решетки.

–  Дежурный помощник?
– негромко спросил Гэз в телефон.
– Включите радиоограждение. Есть ограждение? Держите его до моего личного приказа. Я на площадке. В случае надобности дайте сигнал 38-Ц.

Гэз выдернул штепсель и вплотную подошел к неподвижно стоявшему Таху.

–  Теперь мы можем говорить свободно, доктор. Никто нас не услышит. Даже Гричары с их дьявольскими аппаратами. Конечно, ваша назойливая мысль сейчас оставила вас?

–  Да. Что вы сделали, инженер? Мне сейчас так легко. И голова свежая… что это?

–  Это вы сейчас узнаете. Я начну по порядку… Вы слыхали, доктор, о знаменитом венском актере Гуго Шаль?
– начал Гэз свой рассказ.
– Это был замечательный комик. Мой отец видал его в девяностых годах прошлого столетия. Когда «веселый Гуго» выходил в роли нищего в пьесе «Беспечные бродяги», то весь театр хохотал при одном взгляде на артиста. Таков был его талант - одним своим появлением вызывать смех. Веселый Гуго, как его звали в Вене, был женат на кельнерше из кафе «Рояль», что напротив театра Комедии. После репетиций веселый Гуго направлялся в это кафе, просиживал там целые дни, познакомился с высокой рыжей кельнершей Луизой и, к великому изумлению своих товарищей по труппе, женился на Луизе самым законнейшим образом. Луиза вскоре родила двух сыновей - Эрнста и Карла, а сама погибла. Она была простой девушкой, которую нужда погнала в Вену зарабатывать кусок хлеба. Уже будучи женой знаменитого актера, она приехала в Тироль проведать свою деревенскую родню, отправилась на прогулку в горы и больше не возвращалась… Труп ее нашли в пропасти Шнееграбе, куда ее снес, вероятно, случайный обвал. Веселый Гуго после смерти жены переменился. Он в течение годового траура ни разу не выступал на сцене.

А через год… играл Гамлета. Но как играл! Его речь над гробом Офелии потрясала зрителей. В театре стоял сплошной стон. Многих выносили в истерике. Дамы падали в обморок. Под маской прежнего веселого Гуго таился колоссальный талант трагика, почти гений. Теперь успех «великого» Гуго был исключителен. Слава его пронеслась по Европе и Америке, как огненный метеор. Триумфы его спектаклей были грандиозны. Он умер, как и полагается великому артисту, на сцене, в последней картине «Ромео и Джульетта». Думали, что он отравился. Вскрытие не подтвердило этого. Известный психиатр Совиньи нашумел тогда своим заявлением, что Гуго был гений актерского перевоплощения, и когда играл в последний раз Ромео, то настолько вошел в роль умирающего, что действительно умер. Впрочем, сорбоннский Совиньи был чистокровнейший француз и поэтому склонен к преувеличениям.