Радость и грусть бытия

Птичка на фарфоре

Птичка на белом фарфореС грудкой, как у снегиря,Из городка, что у моря.Дождик в конце ноября.Птичка на вазе-фарфореЯгоды с ветки клюёт.Где-то у синего моряПтичка такая живёт.Грустно смотреть мне из 'oкон:Лёд. Арфы треплет Э'oл [157] .Спит лучезарное око,Спрятан зрачок-карне'oл [158] .Каплет на льдинку водичка.Дождь, ветер, лужи и лёд.Радость, пугливая птичка,Осенью здесь не живёт.Птичка на старом фарфореРозова, словно мечта.Радость моя там, где море, –В обетов'aнных местах.Завтра здесь время метелей,Бремя его белых гирь.Вот прилетят свиристели,Розою вспыхнет снегирь.Радости нет только – птички,Райских кровей снегиря.Льётся и льётся водичкаНа серый лёд ноября…26-27 ноября 2007 г.

157

Эол – в греч. мифологии повелитель ветров. Эолова арфа – в Зап. Европе 2-й пол. 17-19 вв. – струнный музыкальный инструмент типа цитры, звучащий благодаря колеблющему стр'yны ветру. Помещался на крышах и фронтонах зданий, в беседках и т.п..

158

Карнеол – сердолик, минерал, розовая или красная разновидность халцедона.

Серое утро в провинции

Тоска. Ни взвыть, ни убежать.Куда ни глянь – зима.Жизнь делит белая межаНа сумрак дня и сна.Тосклива серость. Солнца нет.И перспективы тож.И этот серо-белый светНа саван так похож.Застыла жизнь. Белеют льды,Сокрыв подводный мир.Сковало речки и пруды.Умолк вчерашний пир.Не слышно, правда, и «попсы». –Хоть маленький, но плюс.В обрыве лают злые псы.Растёт сугроб, как флюс.Повсюду – белая печаль.И беспредметна грусть.Так остро мне чего-то жаль.Чего? – Назвать боюсь.Прошедшей молодости? – Нет,В ней – чувств угасших дым.Иль промелькнувших птицей лет? –То зависть к молодым?К здоровью тех, кто полон сил?Кто счастья знал секрет?К тем, кто судьбу свою простилЗа всю бесплодность лет?..Не знаю, точно не скажу.Настрой понятен мой:Я каждым утром дорожу,Но – летом, не зимой.Жить в полуяви, в полусне,И видеть каждый деньПустынный вид в своём окне, –Равн'o, что видеть пень,В котором жизнь уж отцвела,Хоть корни рвутся жить,Но их надежда так мала,Их ждут пилы ножи.Как долог день, как сладок сон,Когда – зима. И пустьИ снег и ветер в унисонПоют со мной про грусть.29 ноября 2007 г.

Предновогодние призраки

Сыплет Зима свой пуховый снежок, –В шапочках пуха рябинки, –Лепит сугроб – снеговой пирожокС хрупкой начинкой из льдинки.Пахнет декабрь чуть морозной сосной,Свежей смолистой иголкой,И волшебством незатейливых снов,И мандарином под ёлкой.В окнах витрин и домов – светлячкиРадуг-гирлянд новогодних,Детской наивной мечты маячки,Радости звёзд путеводных.Сквозь целлофаны фольгою блестятДетского счастья облатки.И свиристели на ветках свистятЧто-то про рай этот сладкий.Ёлка в свой м'aнит загадочный мир,В блеске шаров и игрушек,С музыкой сфер, хороводами игр,С мишкой под нею из плюша.Снежные бабы на улице ждут,Глаз – уголёк, нос – морковка.Праздником пахнет домашний уютИ пирогами – дух'oвка.Искорки брызжут бенгальских огней,Синее небо – в алмазах.И серпантин вьётся сказочных дней:Счастье так п'oлно и сразу.Катятся саночки детства с горы –Памяти снежной причуды.Жаль, не вернуть никогда той поры, –Дней, когда верилось в Чудо…30 ноября 2007 г.

Телец декабрьской ночью

То ль фонарь, то ли снег и лунаЛьют мне в окна серебряный свет.Безмятежная спит страна,В сонмы снов получив билет.Лунный свет позовёт бродитьД'yшу-призрак в ночной тиши.Не хочу в эту ночь бередитьСтарых ран отболевшей души.Канул в прошлое сон-кошмар, –Не люблю с тех пор ноября.Пусть мне память, ночной комар,Не зудит: всё на свете зря.Вот ушли твой отец, и мать,Вечным сном спит несчастный брат.Перестали о них вспоминатьТе, кто был им когда-то рад.Всё проходит, уходит в сны, –Дни, и люди, и жизнь сама.Так зачем тогда ждать весны,Ведь она – разновидность сна.В мае просто цветастей сны,В них чуть больше надежд-химер.Но с упорством Тельца весныЖду, как манны небесных сфер.Этот свет луны-фонаряБередит мою боль и грусть.Пусть Оттуда всё кажется зря, –Жизнь напрасна Оттуда, – пусть.Что о ней мне сейчас тужить? –Посмотри, как луна нежна!Жизнь дана, чтоб её прожить.Дал Господь, знать, Ему – нужна.В ночь на 3 декабря 2007 г.

Родина после перестройки

Наш дом в огне. Сгорели все надстройки [159] .Полез бурьян из дырок и щелей.И без хозяина летела в бездну тройкаПо бездорожью гибнущих полей.Глушил сорняк культурные растенья.Сады и нивы приносили горький плод.Повсюду воровство и запустенье,И мутен был, как самогон, народ.И радовался недруг на границах,И расплодилось жуткое зверьё.И разъезжает до сих пор по НиццамВсеядное и хитрое ворьё.Остыл огонь, пожар давно потушен.Над пеплом всходит слабая заря.А преданный народ, судьбе послушен,Ждёт снова справедливого царя.6 декабря 2007 г.

159

Надстройка и базис – категории исторического материализма. Под надстройкой понимались идеи, теории, духовные образования, культура.

О цвете жизни – зимой

Моя любовь – она теперь другая.Я каждой птичке рада, как гонцуГрядущего неведомого края, –Ведь жизнь моя, увы, идёт к концу.Я травке каждой в мае благодарнаЗа то, что мрак преодолеть смогла,Что одарила нас зелёным даром,Что жизни цвет не победила мгла.В чём жизни звук, – всё д'oрого и мило,В чём цвет её, – в том мне и красота.Когда-то сложность смыслов я любила, –Теперь меня пленяет простота.Шмель загудит, засвищет песню птица,Ползёт «коровка божья» по цветку, –Во мне уж радость бытия гнездится,И паучки мне сети счастья ткут.Раскроет утром свой бутон кувшинка,Присядет мотылёк попить нектар,В ладошку с неба спустится пушинка, –Приму я неба невесомый дар.Как хрупок мир, как ненадёжны стены.Как от природы ни отгородись,Она войдёт и всю заполнит сцену,Когда – финал и угасает жизнь.Пусть нить её не оборвётся в мае,Пусть будет зелен'a последняя постель.Пусть я уйду, – меня там встретит, знаю,Спасённый мной когда-то свиристель…11 декабря 2007 г.

В парке перед Новым годом

В зимнем парке заснеженном тихо.С неба сыплет лебяжий пушок..Чутко спит тишина-олениха:Не звучит ли охоты рожок?Светом парк серебристым подсвечен.Словно л'yны – шары-фонари.Три столетние ели, как свечи,Стерегут тишину до зари.На ажурном балконе сугробыРасчищает лопаткой малыш.А у кухни, у тёплой утробы,Кот объедки ждёт, будто бы мышь.Там, где были цветочные клумбы,Горки снега теперь до весны.Можжевельник, как сторож, у клуба.У теплицы под сенью сосныДед Мороз поджидает прохожих,Словом-ртом склонных «выпустить пар».Спит под белой холодной рогожейВсё, что было земли цвет и дар.Ветки тёмных деревьев на белом –Как древнейших племён письмена,Обведённые снегом, что мелом, –Их загадки и их имена.В окнах клуба, в его вестибюле,Ветви светятся «северных пальм»И цветы белых райских июлей,И сверкает ледок, словно сталь.Завтра здесь поразвесят гирлянды,В сказку парк превратят огоньки…Над цифирью, двуликой, как Янус [160] ,Снежных смыслов летят мотыльки.15 декабря 2007 г.

160

Янус – в рим. мифологии божество дверей, входа и выхода, затем – всякого начала. Изображался с двумя лицами: одно обращено в прошлое, а другое – в будущее.

Тень счастья и мечты

Разве можно, ну, разве так можноЗемлю с морем чужие любить?!Ах, как сложно, почти невозможноВ сей юд'oли счастливою быть.Вижу в окна застывшую реку, –Только грезится берег иной.Трудно жить без мечты человекуВ глухомани провинций зимой.Ах, мечта, ты, мечта зоревая,До чего ты меня довела:Мне не мил вид родимого края,Где всю радость метель замела.Всё, что летом мне душу латало,Отцвело, облетело, ушло;Где по тропкам ходила-летала,Там сугробов теперь намело…Мне зимой цвет иных снится радуг,Стран сигналят иных маяки,Где я камешку каждому рада,Где и беды, мне мнится, легки.Там зимою цветут маргаритки.Там желт'o в январе от мимоз.Там живут в виноградах улитки.И над морем парит альбатрос.Там в порту стаи чаек пасутся,Облепив параллели перил.Там, отринув земное паскудство,Каждый чайкой бы в небе парил.Там весёлую песенку пелиВолны мне на морском берегу;Здесь унылые воют метели, –Я ту песню забыть не могу.Там другие отр'aды. И г'oре,Мнится мне, не такое, как здесь.Потому что там дочка и море, –В общем, всё там для счастия есть.Там кустарник в цвету. И ракушки.Черепиц рыжих крыш чешуя.Люди счастливы там и зверушки.И как сч'aстлива там была я!..Мне чуть-чуть бы везенья и денег, –Улетела б в обитель мечты.Ах, вы тени, волшебные тениСчастья прошлого и красоты…16 декабря 2007 г.

Мелкие радости жизни

Щебечет ли ласточка утренней ранней порою,Воркует ли горлица в синей вечерней тиши,Садится ли солнце за млечной воздушной горою,Всё – радость для сирой усталой души.Звенит колокольчиком зимним хрустальная льдинка,Хрустит под ногой аппетитно алмазный снежок,Иль в памяти снежной всплывает с грибами корзинкаИль весь в одуванчиках жёлтых весенний лужок, –Всё мило так сердцу, всё трогает сирую душу,И в ней поднимается тёплой волною любовь.Как в бурю корабль, наконец-то завидевши сушу,Бежит по волн'aм радость жить вновь и вновь.20 декабря 2007 г.

Тоска по раю

Другая жизнь. Другие берега.Экзотика и рай земли французской.Мне Франция мечтой лишь дорог'a, –Нам рай не рай с тоскою нашей русской.Откуда в нас звериная тоска, –Ни объяснить, ни выплакать слезами.В каких морях мне душу полоскать?В каком её озолотить Сезаме? [161] Тоска моя от северных равнинИ от снегов, расстеленных коврами:Бесстрастною хол'oдностью ониНапомнят об изгнании из рая.И теплится едва огонь мечты:Ведь на земле не существует кр'aяГармонии, душевной чистоты.–Мы ищем, но не обретаем рая…23 декабря 2007 г.

161

Сезам – сказочная гора с драгоценными сокровищами внутри.

Светает

В трубе вытяжн'oй – голос ветра.Рассвет, серый сумрак, тягуч.Цвет неба – остывшего пепла, –Уныл и тяжёл из-за туч.Неясно декабрьское утро.Белеет заснеженный путь.С кустов осыпается пудра.Вдали – мрачноватая муть.Живу, обделённая цветом.Часов равнодушный тик-так.Читаю японских поэтов.Фамилий не вспомню никак.Все эти Кот'aро, Хар'yки, [162] Без имени и без лиц'a,Они для меня – просто звуки,А образы просят резца.Но я их читаю и вижуМиры, что сокрыты от глаз.И речь тех японцев мне ближе,Чем та, что привычна для нас.В ней чистая глубь созерцанья,И грусть в ней, но, нет, не надрыв…Рассвета светлее мерцанье.Из тьмы проступает обрыв.И вот уж полоской багрянойЗажёгся вдали небосвод.Мгновенье – и солнце проглянетНад льдами-оковами вод.23 декабря 2007 г.

162

Такамуро Котаро, Симадзаки Тосон (Симадзаки Харуки) – японские поэты Серебряного века.