Радость и грусть

— А Джонни говорил, что увидел вас в новой части кладбища, у церкви.

— Возможно. Не помню, — солгала Патриция с деланно равнодушным видом, опустив голову так, чтобы волосы скрыли лицо. — Вы закончили допрос? Хотелось бы сегодня хоть немного поспать, — ядовито добавила она.

— Если это допрос, значит, вы — преступница… или свидетельница преступления, — бархатным голосом отозвался Нолан. — Интересно, что вы подразумевали, делая столь подозрительное заявление?

— Ничего, — опять солгала Патриция.

Нолан с минуту молчал, потом попрощался с ней учтивым полупоклоном и вышел, оставив у нее в душе неуютное чувство, что на самом деле он ей не поверил. Будь проклят ненавистный Нолан Стюарт! Только этого ей не хватало.

4

Патриция проснулась оттого, что кто-то осторожно стучал в дверь. Кто бы там ни был, слава Богу, это не может быть Нолан Стюарт. Осторожность и Нолан — вещи несовместимые.

Накинув халат, девушка открыла дверь. В коридоре стоял официант, рядом с ним — столик на колесах. Ошеломленная Патриция отступила, и он вкатил столик в номер. Когда официант снял салфетку, ее изумление стало еще больше: перед ней оказался завтрак, сервированный на двоих, включая шампанское, смешанное с апельсиновым соком, — напиток холостяка. Официант не стал слушать заверений о том, что она не заказывала всю эту шикарную еду, явно предназначенную для поддержания сил после бурно проведенной ночи.

— Но я не… — начала было Патриция снова, однако замолкла, потому что в голову пришла ужасная мысль. — Кто оплатил счет? — настороженно осведомилась она.

— Не знаю, — извиняющимся тоном произнес официант и вышел из номера.

Но какие тут могли быть сомнения. Конечно, это еще одна выходка Нолана Стюарта с целью убедить бывшую подружку в том, что он провел здесь ночь. Хотя как она об этом узнает? Разве что Лиз принадлежит к тому типу женщин, которые всегда все проверяют. Наверняка так оно и есть.

Патриция скривилась, рассматривая дармовое угощение. Вообще-то по утрам она предпочитала крепкий кофе и не могла представить себя женщиной, которая пьет на завтрак шампанское. Неужели Нолан видел ее именно такой?

А ладно, теперь уже все равно. Патриция протянула руку, взяла бокал и сделала глоток. Шампанское оказалось ледяным, а смешанный с ним апельсиновый сок — свежевыжатым. Она даже поморщилась от удовольствия. Да уж, если бы она сейчас была вместе с возлюбленным, вряд ли кто-то из них захотел бы вылезать из теплой постели, имея такой завтрак. Патриция снова поднесла бокал к губам, и тут в голове внезапно возникло вчерашнее эротическое видение с участием Нолана Стюарта.

Она чуть не подавилась. Вот что значит принимать алкоголь по утрам, строго напомнила себе девушка, решительно поставив бокал на столик.

Через час, выпив две чашки крепкого кофе с тостами, она спустилась вниз, одетая в любимые брюки кремового цвета, шелковую облегающую блузку и пиджак. Не для того она ехала так далеко, чтобы валяться в постели, попивая шампанское, и не для того, чтобы представлять себе восхитительные, соблазнительные картины интимных наслаждений с мужчиной, который, как она знала, вряд ли когда-либо станет ее партнером по чувственным любовным играм.

Патриция решительно подошла к стойке и спросила портье, нет ли для нее посланий. Он с улыбкой протянул ей два запечатанных конверта. Нахмурившись — почерк был незнакомый, — она открыла первый конверт, прочла записку и уронила ее, будто обжегшись.

«Благодарю вас. Прошлой ночью вы были великолепны. Не могу дождаться вечера. Нолан».

Портье поднял записку и протянул ей. Патриция с досадой подумала, что теперь не только она знает содержание послания! А этот тип наверняка постарается довести игру до конца, решила она, запихивая письмо в карман.

Теперь уже благоразумно отойдя от стойки, девушка вскрыла второй конверт. Подписано… Сильвией!

«Я пыталась поймать вас перед уходом, но не смогла найти. Мне хотелось бы обсудить с вами то, о чем мы говорили. Не могли бы вы перекусить со мной сегодня днем? Здесь, в отеле, в час дня».

Патриция задумчиво подергала нижнюю губу. Она, конечно, поняла, о чем собиралась переговорить с ней эта женщина. Она также знала, что скажет Барбара, если она откажется от такой замечательной возможности. Работа у Сильвии давала шанс привести в исполнение их план — вернее, план Барбары. Но молодая доброжелательная женщина так понравилась Патриции, вчера они так славно поболтали с ней и с ее мужем, что…

Но ведь она ничего не потеряет, если хотя бы выслушает Сильвию, напомнила себе девушка. А может быть, удастся узнать что-нибудь полезное, да еще и бесплатно перекусить! Забудем ненадолго о честности и об уважении к Сильвии, об их начинающейся дружбе…

— Вы будете есть здесь? — спросил портье, когда девушка протянула ему ключ от номера.

— Я… да, мы с подругой встречаемся в ресторане в час, — ответила Патриция. Итак, выбор сделан!

Выйдя из отеля на яркое солнце, она вспомнила о Джонни и его семействе. Наверное, они сейчас на пути домой, в Лонгрич. Как странно, что Джонни и Родни — кровные родственники. Более разных братьев трудно себе представить…

Патриция блуждала по городку, то и дело останавливаясь, чтобы свериться с путеводителем, восхищаясь древними зданиями и живописными улочками. У замка она задержалась подольше, а потом еще долго стояла у старого особняка на берегу реки, на фасаде которого висела скромно выполненная табличка: «Стюарт, Стюарт и Стюарт». Но, когда в одном из окон верхнего этажа зашевелилась занавеска и мелькнул чей-то профиль, девушка поспешила прочь. Интересно, кто это работает в офисе по воскресеньям?

Прошло еще полчаса в неспешных и как будто бесцельных блужданиях по городу, прежде чем Патриция добралась до нужного места. Главная церковь Чарлвилла когда-то являлась монастырским собором. Но позднее монастырь упразднили. Хотя история сохранивших древних построек была достаточно увлекательной, Патриции сейчас было недосуг следовать за туристами внутрь церкви и разглядывать разноцветные витражи и резные каменные скульптуры.

Ее влекло на кладбище. Много времени не потребовалось, чтобы найти искомое. Стюарты давно занимали в Чарлвилле высокое положение, олицетворяя собой законность. Это подтверждал большой семейный склеп в лучшей части кладбища. Патриция рассматривала его, борясь с противоречивыми чувствами. Некоторые имена на мраморных табличках так стерлись, что их невозможно было прочесть. Другие были куда новее. Она протянула руку и с робостью коснулась одной из таких надписей.

— Это мой прадедушка, — промолвил уже знакомый, неприятный для нее голос.