Радость вдовца

— Перестань ломать комедию. На меня твои «бразильские» чары не действуют. Я разговаривала с одной твоей соседкой. Гуляя с собакой, она видела, как ты вечером вчера куда-то уехал, — ударилась я во вранье.

— Ха-ха, — он судорожно рассмеялся, — и что из этого следует? И кто эта соседка? Я никого не знаю в нашем доме…

— А вот тебя знают. Да это и не удивительно — такой импозантный мужчина! — насмешливо сказала я. — И следят за тобой. А ты как думал! Все эти перезрелые одинокие кумушки только и делают, что наблюдают за типами вроде тебя. Твою шикарную машину трудно спутать с какой-нибудь другой. Вот Вера Гавриловна и видела, как ты уехал.

— И что же, она всю ночь провела у окна, поджидая меня? — недоверчиво смеялся Всеволод. — Прямо триллер какой-то. Не ожидал от тебя такой прыти! Ты уже и с соседкой поговорить успела, и на даче у Летневых побывала! Прямо локти кусаю, что не затащил тебя в постель. Не нарадовался бы, наверное, на твой темперамент!

— У нас еще все впереди, — со злобной насмешкой произнесла я, — так вот, Всеволод, поднявшись ни свет ни заря, опять же из-за нужд своей собачки, Вера Гавриловна не обнаружила твоей иномарки под окнами.

— Дурдом какой-то! — раздраженно воскликнул Сева. — И что это доказывает? Какая-то полоумная старуха следит за мной, и из ее путаных показаний ты делаешь выводы! Ну, даже если я и не был дома, тебе-то что до этого, или ты ревнуешь? — усмехнулся он.

— Я еще не успела тобой увлечься, — съязвила я, — чтобы так ревновать. Но где же ты все-таки был, а?

— С бабой, — намеренно грубо ответил Всеволод, — трахался. Знаешь, что это такое, или тебе пояснить? — цинично ухмыльнулся он.

— Не надо, — резко ответила я, — я догадываюсь…

— Откуда? — не унимался Всеволод. — Ты же свое либидо, должно быть сублимировать привыкла в свои статейки сраные… — развязно засмеялся он, — ну, ладно, мне некогда. Давай короче, что тебе от меня надо.

— Где ты был вчера вечером и ночью? — спокойно повторила я свой вопрос.

— У бабы, — загоготал Всеволод, — ты что, глухая?

— Кто она и где живет?

— Да ты ох….! — рыкнул он.

— Мне нужно подтверждение, — упрямо сказала я.

— Да за те бабки, которые я ей плачу, она тебе что хочешь подтвердит! — опять настроился на скабрезно-веселый лад Всеволод.

— А как же Кристина?

— Что Кристина?

— Она ведь хотела обо всем рассказать Аркадию…

— О чем обо всем? — делая вид, что не понимает, о чем идет речь, произнес Всеволод.

— О вашей с ней связи, — невозмутимо сказала я.

— Нет, ты сегодня или не выспалась, или переспала. Или это взрыв на тебя так повлиял? Мозги сотряс?

В трубке опять раздался наглый Севин смех.

— Грубишь, Сева, — с глухой угрозой произнесла я, — нехорошо! Значит, алиби у тебя нет, — намеренно употребила я этот термин.

Сева, как мне показалось, занервничал.

— Какое еще алиби? Да кто ты такая, чтобы я перед тобой отчитывался?

— Сколько ты, если не секрет, заплатил Трофимчуку?

— Кому-у?! — обалдел Всеволод.

— Трофимчуку Михаилу Семеновичу, — четко повторила я.

— Да ты, мать, рехнулась. Никакого такого Михаила я не знаю, — возмутился Всеволод.

— Так уж и не знаешь! — недоверчиво ухмыльнулась я. — А Кристина мне сказала…

— Не знаю, что сказала тебе Кристина, у которой тоже, кстати, не все дома были, — нагло заявил Сева, — а я тебе говорю, что никакого твоего как его…

— Трофимчук.

— Трофимчука я не знаю и знать не хочу! Чао!

Он бросил трубку. Я не стала ему надоедать, снова набирать номер его телефона, нервничать. Ладно, время покажет, успокоила я себя, нажимая на газ.

Светофор мигнул желтым, брызнул в глаза зеленым. Судя по адресу, Трофимчук жил в Заводском районе, а точнее, на Третьем жилучастке. Я доехала до стадиона «Волга». Потом, добравшись до базарчика, повернула направо. Миновала переезд и углубилась в жилой массив, состоящий сплошь из «хрущевок» и гипсолитовых двух— и трехэтажек барачного типа. Такие домики строились для рабочих в тридцатые-сороковые годы.

Я остановила машину у одного из таких домов. Во дворе стояли покосившиеся сараи, ветхим заборчиком было огорожено несколько отсеков для коз и птицы. Как и огромные клетки для кроликов, они пустовали, видно, их обитатели содержались в зимнее время в сараях. Смеющееся, без пяти минут весеннее солнце весело стаскивало с крыш пласты залежалого снега. На узкой кривой скамейке грели свои мощи две чрезвычайно утепленные старушенции. У одной были бесцветные слезящиеся глаза с белесыми ресницами и большой, весь в красных прожилках, нос. Ее сухое морщинистое лицо лишь на две трети выглядывало из пухового платка.

Другая выглядела не такой древней. В ее карих глазах я прочла живой, даже несколько нескромный интерес: куда это я направляюсь. Но интерес этот был озвучен ветхим созданием в пуховом платке:

— Ты к кому, милая?

Послать бабусю подальше язык не поворачивался, поэтому я остановилась и сказала:

— К Трофимчукам.

— Из органов? — недоверчиво поинтересовалась ее кареглазая подружка.

— Нет, из журналистов.

— А-а, — понятливо протянула старуха в пуховом платке, — горе-то, горе какое!

Она сочувственно закачала головой.

Я вошла в подъезд и, поднявшись на третий этаж, постучала в обитую коричнево-рыжим кожзаменителем дверь. Звонка не было.

Я услышала торопливые шаркающие шаги.

— Кто-о? — опасливо переспросила за дверью женщина.

— Бойкова Ольга, корреспондент еженедельника «Свидетель», — бодро сказала я, — у меня при себе удостоверение.

Дверь приоткрылась. В проеме показалось лицо женщины лет шестидесяти. Я выставила вперед руку с удостоверением.

— А что вам нужно? — голос женщины не стал теплее или доверчивее.

— Поговорить с вами.

— Со мной уже говорили, — был настороженный ответ.

— Милиция?

— Да.

— Мне надо задать вам всего несколько вопросов, — взмолилась я.

Женщина молча распахнула дверь. Только сейчас я смогла разглядеть ее бледное испитое лицо. Невысокий лоб, иссеченный поперечными морщинами, узкие, словно только что открытые после сна глаза, утиный нос и маленький, въедливый, с опущенными углами рот.