Радуга 2

Девушка опять ничего не сказала, она умерла.

Шурик осторожно перенес ее на стол за прилавком, уложил во весь рост. Хотел, было, позвать администратора, но передумал. Содрал с охранника куртку и накрыл девушке лицо, понимая, что так и не узнал ее имени.

«Ну, вот, ты и ушла за свои девять волн и сейчас, наверно, на своем девятом небе. Только у кошек девять жизней, у нас, у человеков — одна», — сказал Шурик, не замечая, что не произносит вслух ни одного слова. — «Я тебе настолько признателен, насколько это возможно. Да что там говорить, ты мне жизнь спасла. И отплатить тебе я не в состоянии».

Он внезапно вспомнил, как дома ходил с женой и ее братом играть в боулинг. Сразу же возникла тревога о том, каково сейчас жене и детям, но моментально куда-то исчезала, перебиваясь другими мыслями. Это было странно, но додумать не получалось, воспоминания о том вечере волшебным образом вытесняли тревожные мысли.

Шурик был всегда против публичных мероприятий, особенно развлекательных. Но так уж сложились звезды, что брат жены со дня на день становился Заслуженным артистом, получал медаль, удостоверение и коммунальные льготы. Заранее радоваться — дело неблагодарное, но другого свободного времени могло и не случиться: жили они в одном городе, стало быть, встречались, как то водится, редко. Коньяк с задушевной беседой из дома привел их в какой-то ночной клуб по соседству. Музыка там была дрянная, гламурная молодежь старалась самовыражаться, то есть кривлялась и юродствовала. Ангажированная дорожка боулинга оказалась по форматам «детской», короткая и несложная — страйки ложились не глядя. Впрочем, ничего страшного, с пивом можно было вообразить себя чемпионом. Вот только музыка напрягала. Ди-джей принял деньги за заказ и сделал всем «Du hast». На душе потеплело, но ненадолго: Rammstein прервался на полуслове, едва дойдя до середины. Снова полетела из динамиков какая-то кислота. Шурик и шурин озадачились. Сомнения развеял ди-джей: народу, говорит, не нравится. Колышущиеся рядом развязные девицы заругались матом. Свои слова они явно адресовали не ровесникам, снующим поблизости. Шурин напомнил, что деньги-то заплачены. Тут же на авансцену выдвинулся юный и модно патлатый парень, расставив все точки над «и». Коверкая слова на манер хозяина жизни, своей и всех прочих, он послал хорошо и дорого одетых дяденек так далеко, что убогим умом умудренным жизнью сорокалетним мужчинам осталось только недоумевающе переглянуться. «Зачем вам это нужно?» — поинтересовался Шурик. Хор голосов известил, что путь движения для них остается неизменным. «Ладно», — согласился шурин, схватил модно патлатого парня за руку и, увлекая за собой, побежал по лестнице вниз, на первый этаж. Тот нехотя припустил следом, пытаясь сохранить достойное перед сотоварищами лицо, да еще и не потерять равновесие. Неизвестно, как насчет лица, но равновесие он сохранил, ускорившись по ступеням до скорости неприличного звука. Шурин-то, как профессиональный музыкант, да, к тому же, без пяти минут Заслуженный артист, обладал железной хваткой. На самом скоростном участке он уцепился левой рукой за перила, а правую, наоборот, расцепил, направляя второго гонщика прямиком в близлежащую дверь. Эта дверь вела к другой, а та, в свою очередь, уже на улицу. Под удивленные взгляды свесившихся со второго этажа ди-джея, развязных девиц и стильных мальчуганов, модно патлатый парень громко вскрыл первую дверь, так же легко справился с последующей и попытался затормозить в важно курящего сигарету «LM» строго хмурящего свои брови секьюрити. Тот секьюрити обладал, конечно, некоторым излишним весом, но не настолько, чтобы остановить своим телом ракету из клуба. Он сначала проглотил свою недокуренную сигарету, а потом убежал вперед, перепрыгнул через сугроб и затих посреди незапорошенных снегом собачьих экскрементов. Сверху на него приземлился модно патлатый завсегдатай ночного заведения.

Шурин же, подымаясь по лестнице наверх, уже бронировал по телефону дорожку в большом боулинг-зале «Калевала». Шурик с женой и ее братом преспокойно оделись и вышли к стоянке такси, чтоб добраться до следующего места своего досуга. В спину им впечатывал свою мощь «Du hast», за сугробом держащийся за горло секьюрити ожесточенно пинал модно патлатого парня. Тот тыкался лицом в «педигрипал» собачьей переработки и не мог ничего сказать. Слова, наверно, кончились.

Этим бы ночь и закончилась, да в «Калевале», где их дожидались настоящие кегли и шары, случилась оказия. Девушка-распорядитель, приняв деньги за заказ, допустить к игре отказалась. «Вы пьяны», — сказала она и отвернулась. «Покажите мне здесь кого-нибудь непьяного», — пожал плечами шурин. — «Сегодня же субботняя ночь». Распорядитель не ответила. «Как же вы определяете степень опьянения в бокал пива?» — снова поинтересовался шурин, умолчав про успевший выветриться коньяк. Девушка отмахнулась. «Дайте нам, пожалуйста, в таком случае, жалобную книгу», — попросил Шурик. «Подойдите к секьюрити, и он вам выдаст», — фыркнула та. Два охранника в триста килограмм совместного веса, конечно же могли нести в своих чревах не только жалобную книгу, но и всех рискнувших ее искать жалобщиков. Шурик, теряя хладнокровие, так хлопнул ладонью по стойке распорядителя, что у стоящего рядом качающегося, как былинка под ветром, «игрока» из руки вылетели все деньги, приготовленные за сеанс. Секьюрити, как по команде подняли руки вверх. Наверно, они подумали, что кто-то начал стрелять и сдались в плен. На выходе таксист зарядил сумму за проезд, достаточную, чтобы уехать в другой город.

Прогуливаясь по морозному и притихшему ночному городу, шурин спросил: «Что они тут — все с ума посходили, что ли?» На что Шурик ответил: «Это заразное заболевание. Эпидемия идиотизма, как сказала одна умная девушка».

Шурик опять с тревогой подумал о жене, но снова сбился. У него не получалось впадать в беспокойство и по жене, и по детям, и по родственникам, и по друзьям. Как будто существовал в мозгу некий шлюз, открывающийся, едва только беспокойные мысли начинали зарождаться. А иначе — никак, иначе бы и он, и многие другие люди рисковали сойти с ума от тревоги за близких. Такой вот установился закон человеческого социума, но об этом пока никто не догадывался

— Прости меня, незнакомая отважная продавщица кафе с улицы Вольной города Львов, — сказал Шурик вслух, склонив голову над телом девушки в прощальном поклоне.

Находиться здесь больше было нельзя. Надо было двигать к офису «Дуги». Но на улицу просто так выходить не хотелось. Здесь — центр города, ментов должно быть, как собак нерезаных. Причем, собак, сорвавшихся со своих цепей. Лают на все вокруг, кусают все, что движется.

Шурик слегка помародерил в пустынном кафе, запихнув в обнаруженный целлофановый пакет столько шоколада и чая «Гринфилд», сколько можно было нести без ущерба для энергичного передвижения. Угрызения совести его нисколько не мучили, былой охранник сюда заявился вовсе не затем, чтобы заказать себе чашечку кофе. Значит, пройдет совсем немного времени — и по городу всколыхнется волна грабежей кафе, ресторанов и магазинчиков. Неплохо бы было и алкоголь захватить, как-никак — самый ходовой товар в смутное время, но не унести, нечего и пытаться.

Шурик взвалил себе на плечо тело охранника, перевернул вывеску на входной двери с «открыто» в наоборот и вышел на улицу. Сразу же, не успел он сделать пару шагов, в свободное от покойника плечо впилась резиновая пуля. Ударила она больно и не была на излете. Шурик охнул и осел на одно колено.

— Стоять, мразь. Руки — в гору, карманы вывернуть, — звук- голоса из-за припаркованной поперек дороги машины.

Шурик был готов сказать очень большое спасибо, что не стрельнули в него боевыми. Ничего, пройдет совсем немного времени, освоятся ребята и будут палить по всему, что движется на поражение. «Самое важное — это жизнь гражданина. К лохам, терпилам и прочему быдлу это отношение не имеет». Однако как можно держать одновременно руки поднятыми вверх и еще выворачивать при этом одежду? Чем манипулировать с карманами?

— Я сотрудник министерства внутренних дел. Коллегу вот- ранило, несу на перевязку! — закричал Шурик, стараясь придать голосу уверенность и раздражение.

— Откуда? — Спрашивают, значит, пока добивать не будут. Шурик не видел, с кем разговаривает, но предполагал, что это бойцы какого-нибудь СОБРа, или ОМОНа, или какие там у них организации существуют по борьбе с беспорядками?

— Из кафе. — Вот дебил! Подразделение какое? — Полковник Степашин. УСБ, Петровка 38. — Шурик нарочно назвался сотрудником управления собственной безопасности, самым ненавистным ментами отделом. Может, хоть удостоверение проверять не будут.

— Москва? Чего у нас в Питере? — Не твое дело. Командировка. — Полковник, говоришь? Фамилия знакомая. Не родственник- ли того?

— А ты сам у него спроси, — отрезал Шурик и поспешно- добавил. — Помогите коллегу перевязать.

К нему подошли двое в разгрузках, скрывающих знаки различия, в касках и увешанные оружием. Что это было за оружие — Шурик не знал, да и оружие ли было вообще? Но выглядели парни очень недружелюбно. И главное — человеческого в их глазах было чуть.

— О, да он у тебя того! — сказал один, неприятно- улыбнувшись. — Жмурик!

— И что, бросить его теперь? — поинтересовался Шурик, но- тело охранника с плеча не снял, как бы загораживаясь им от ментов.

— Иди с ним к Невскому, — сказал другой. — Туда всех- стягивают. И быдло, и самих. Разберешься.

— Чего, к Исаакию нельзя? — спросил Шурик, подбрасывая на- плече тело для удобства.

— Понятно, откуда ты, полковник! — переглянулись между- собой силовики. — Нельзя. С Невского свяжешься со своей конторой.

— Ладно, — согласился Шурик. — Вы там своим передайте, — чтоб в меня больше не пуляли.

— А ты удостоверением махай! — заржали вояки, и он- поспешил двинуться прочь от опасной темы. Что там поняли эти парни, откуда он — пес его знает.

Как пробираться дальше, он себе не представлял. Прохожих, двигающихся с ним в одну сторону, не было. Тем более, навстречу. До Невского — рукой подать. Если сгонят в толпу — не выбраться. Разговорами уже будет не помочь. Бумаги нужны, так нет их. Любой неуравновешенный мент подстрелит и разрешения не спросит.

Вдруг где-то сзади раздались выкрики, топот ног и забухали выстрелы. Шурик постарался прижаться к стене и обнаружил, что из ближайшего электротехнического института на улицу вывалилась целая толпа возбужденных студентов. Бедные студиозусы. Зато внимание отвлекут на себя.

Он сбросил порядком надоевший труп в ближайший подвальный колодец и, не делая резких движений, скользнул к входной двери в кассовый зал кинотеатра «Баррикада», который был последние несколько лет на постоянном ремонте. Дверь оказалась незапертой. Оно, конечно, понятно: работа течет, прорабы ходят, стройка стоит.

Внутри — ни единой души, только пыль и вынесенный хлам из зрительного зала. Шурика это не интересовало, он жаждал пройти весь кинотеатр всквозную и вынырнуть в непуганых дворах питерской старины. Раненное плечо ужасно болело, он просто чувствовал, как надувается опухолью полученный от резиновой пули синяк. Главный выход из кинотеатра, конечно, вел на одну из центральных улиц, этот маршрут его не устраивал. Следовал искать что-нибудь попроще и понезамысловатей.