Радуга 2

Баклан за бортом снова разразился каркающим смехом и выпустил из себя густую струю птичьего гуано.

— А он на нас не нападет? — Саша кивнула головой в- сторону неожиданного спутника.

— Не думаю, мы ему все-таки не по-зубам, — ответил Макс, — вполне удовлетворенный сменой темы. — Орлы на страусов не нападают. Если они в своем уме.

Птица, будто почувствовав, что говорят о ней, состроила донельзя глупую морду, свернув свой клюв набок. Майор вздохнул и осуждающе помотал головой из стороны в сторону.

Их летательный аппарат снова двигался в северо-восточном направлении. Под ногами пенилась прибоем прибрежная полоса. Совсем скоро она стала едва различимой, куда ни глянь — везде вода. Шар потерял былую резвость, траектория движения стала напоминать эллипсы. Но баклан никуда не улетал. Временами он издавал совершенно неприличные звуки, временами снижался и даже резко падал в воду. Птица даже не думала тонуть, взмывала ввысь, зажимая в клюве трепещущую продолговатую рыбку. А также она в меру своих сил отгоняла прочих бакланов, которые иногда пытались подлететь полюбопытствовать. Так как все они были на одно лицо, то нельзя было сделать вывод, что успешно отгоняла.

Море, бывшее некогда Балтийским, сделалось совершенно пустынным. Ни одного судна, ни одной рыбацкой лодки, ни одной яхты — никого. Лишившись возможности передвигаться, все средства мореплавания или оказались на берегу, или потонули к чертовой матери. Их судьбу разделили члены экипажей и пассажиры. Эра путешествий по морю закончилась. Во всяком случае, на неопределенное время.

Делать было совершенно нечего, принимать какие-то меры для регулирования движения в нужном направлении — бессмысленно. Пока в газовых баллонах был газ, способный нагревать воздух в шаре, можно было лететь. По прикидкам они все-таки двигались к Питеру, нежели от него.

Под вечер «Небеса обетованные» снова устремились к берегу. Ни Саша, ни Макс даже не рассматривали вариант временного приземления, чтобы провести рекогносцировку. Мероприятия по посадке представлялись весьма смутно, инструкции на борту отсутствовали. Поэтому их первая посадка могла превратиться в последнюю, во всяком случае— для воздушного шара. Не обстреливают зенитки, не нападают твари небесные — и то ладно.

Следующую ночь они провели скверно. Ноги безобразно затекали, то один, то другая вставали, чтобы размять затекшую конечность. Спать на узком борту не решился никто.

Утром они опять оказались над морем, баклан приветствовал похожим на лай карканьем. Макс от нечего делать начал целиться в птицу из своего пистолета. Та в ответ строила козьи морды и, единственно, что только у своего виска маховыми перьями не крутила. Странный спутник. Майор говорил ему «пух-пух», баклан в ответ давил из себя гуано. Саша усмехалась, наблюдая за дрессировкой. Она только не понимала, кто же дрессировщик.

Ближе к вечеру Макс снова принялся выхватывать свой пистолет и целиться в наглую птицу. Он пытался проделывать это, как ковбой, меняя положения, с поворотами и наклонами. Баклан на все его потуги плевал. Наконец, майор выстрелил. После стольких тренировок это у него получилось очень успешно: голова пернатого спутника разлетелась на кусочки, и туловище камнем упало вниз. Саша вздрогнула, но ничего не сказала.

— Я нечаянно, — проговорил Макс, очень сконфуженный. — Видимо, предохранителем зацепился в кармане.

Саша только вздохнула в ответ: доигрался, ковбой.

Где-то далеко разгоралось зарево. Дело не в том, что огни делались ярче, просто становилось темнее, а количество огней было все-таки значительно.

— Или это Хельсинки, или Таллинн, или Питер, — заметила- Саша.

— Хельсинки на другой стороне, а моря мы не перелетали, — рассудил Макс. — Огней много, такое ощущение, что они простираются вглубь суши достаточно далеко. Не могу утверждать наверняка, но сдается мне, что это не Таллинн.

— И что будем делать? — Думаю, время включить наши маневровые двигатели. Пока- нас тащит в сторону суши, попытаемся выправиться к огням. Может быть, настало время посадки. Не всю же жизнь нам по этой пустыне мотаться!

Вентилятор бодро закрутил своим пропеллером, но ничего не изменилось. Макс пробовал выставлять рули под разными углами, выбирая положение для движения вперед. Показалось, что скорость увеличилась, но их все равно сносило вбок. Огни неминуемо сдвигались вправо.

Всю ночь воздухоплаватели тешили себя иллюзиями, что море огней приближается, что они скоро увидят Александрийский столп, что они успешно сядут перед Эрмитажем, как в свое время Руст перед Мавзолеем, и им за это, в отличие от помянутого немца, ничего не будет. Но светлячки фонарей неуклонно скатывались вправо, вентилятор заметно убавил своей прыти, а потом вообще потух. Не удивительно, кончился заряд аккумуляторных батарей, подзарядка жаждала солнца.

Где-то внизу, словно в фильме про партизан, зажглись костры, словно обозначая место посадки. Можно было рискнуть и приземлиться, но в темноте заниматься этим еще более опасней, хотя не так очевидно. Да, вдобавок, там кто-то, словно на швейной машинке строчил из пулемета. Стало быть, заняты и встречу «Небес обетованных» организовать не смогут.

Рассвет застал воздушный шар над сушей. Но море было рядом. А также — Ладога. Поблизости от Таллинна таких огромных озер не водилось. Стало быть — все хорошо, можно снижаться, до Питера всего два полета томагавка. К такому мнению они пришли, оценив снова наметившуюся тенденцию движения монгольфьера к Финскому заливу. Пес его знает, удастся ли подобраться ближе, нежели сейчас. Вентилятор заработал, не настолько активно, правда, как при полном заряде аккумуляторов, но для хитрого маневра приземления — вполне достаточно.

Они летали над самими макушками деревьев, и приходилось больше уповать на счастливый случай, нежели на искусство пилотов. Макс хотел бросать якорь, чтоб зацепиться за макушку какого-нибудь ствола, но боялся, что вырвет дерево с корнем. Так, во всяком случае, он объяснил бледной и взволнованной Саше. На самом деле все дело было втом, что вылезти из корзины, висящей у дерева, не представлялось возможным. Они проделали столь большой путь, убили неповинного баклана, ночевали у бездны на грани не для того, чтобы разбиться.

Внезапно среди частокола великаноподобных деревьев образовалась проплешина. И была она вполне пригодной для посадки поляной, с какими-то строениями по краю и стаей непонятных существ, задравших свои обезьяньи морды прямо к небу. Они заметили шар и ждали, что же будет дальше.

Макс заволновался: садиться в стадо незнакомых тварей было крайне опрометчиво. Если и не разорвут на части, то затопчут — это уж точно. Он уже начал торопливо набивать на альтиметре желаемые цифры для набора высоты, как с земли раздался выстрел, и шар вздрогнул. Судя по тому, что трава с обезьянами начала стремительно приближаться, они получили пробоину. «Такова расплата за невинноубиенного баклана», — подумал Макс, и они врезались в землю.

24. Иван в творческом поиске

Бездельничать и наблюдать, поправится ли Шурик, или нет, Ваня не собирался. Врача можно было добыть в ближайшей поликлинике, заманить несколькими ювелирными изделиями из золота и потом припугнуть своей замечательной штурмовой винтовкой. Лишенные мук совести теряют чувство самосохранения, поэтому легко определится способность человека оказать помощь. Забоится — значит, свой. Нет — значит, чужой. Метод весьма сомнительный, но придется опробовать. Обнаруженные на складе «Дуги» золотые украшения вполне могут в нынешнем финансовом положении сойти за твердую валюту.