Радуга Фейнмана. Поиск красоты в физике и в жизни
Шрифт:
XV
Как-то раз ближе к вечеру мы с Константином шли по дорожке под оливами. Академгородок был тих. Всю ночь и утро лил дождь, но теперь прекратил. Ветви олив блестели в первом после ливня солнце. Недавно Фейнман предложил мне взглянуть на одного аспиранта, жившего в общежитии неподалеку. Я решил сходить к нему и прихватил с собой Константина.
Глаза у него были красные. Еще одна долгая ночь с Мег. Пили в каком-то баре «для своих» в Голливуде. Потом у них под дождем сломался «фиат». Отличная машина – если только не нужно куда-нибудь на ней доехать. Но Константина устраивала. Домой добрались на буксире, после чего
Мне было одиноко, и я порадовался, что он согласился пойти со мной. Такой вот он, Константин – вечно готов к приключениям.
– Что такого особенного в этом парне, что Фейнман тебя к нему засылает? – спросил он.
Я пожал плечами. Фейнман сказал лишь, что будет интересно – или, вернее, интер-ресно, как он это произносил. Кажется, у этого аспиранта имелась коллекция пауков. Я подумал, что коллекция, видимо, будь здоров какая, раз заслуживает специального визита.
Константин изящно вышагивал по мокрой дорожке. Ни единой капли воды на элегантные итальянские туфли не подцепил. Я случайно влез в глубокую лужу и зачерпнул в ботинок. Яма в бетоне, должно быть. Пока я выливал воду из обуви, Константин спросил, не хочу ли я поработать вместе с ним над его исследованием.
– Брось ты струнную теорию, – сказал он. – И брось пытаться решить квантовую хромодинамику математикой. Компьютеры – вот ответ. Компьютеры – это будущее. Хочешь успеха – ставь на них сейчас.
Константин работал над квантовой хромодинамикой, но относился к растущему числу компьютерных физиков, трудившихся в области так называемых теорий решеток. Поскольку уравнения квантовой хромодинамики, похоже, не могли быть решены людьми, физики-компьютерщики поручили это машинам. А поскольку никакой компьютер, даже самый быстрый, не мог обращаться с бесконечным количеством точек в пространственно-временном континууме, теоретикам решеток пришлось переписать уравнения в терминах конечных решеток из точек, отсюда и название ученых – теоретики решеток.
Предложение Константина застало меня врасплох. Он разговаривал как Рей о своей подруге и ее работе в Беллвью.
– Вот увидишь, – заверил меня Рей, – рано или поздно компьютеры будут всюду. Как ЭАЛ в «Одиссее-2001».
– Может, и так, – сказал я, – но смогут ли они мусор собирать?
– Не, моя работка при мне останется, думаю, – ответил он. – Но дурь курить смогут, это точно.
– Грустные времена придут, – заметил я.
– Ну уж, – отозвался Рей. – Компьютеры людей не заменят. Они их дополнят. Обдолбанный ЭАЛ под боком вечеринку только украсит.
Опыта в программировании у меня было мало, но я что-то не замечал, как они улучшают вечеринки. Не видел я в них и панацеи непреодолимым теориям. Константин мне нравился, но по-настоящему я в его подход не верил. Добывать ответы из компьютера – все равно что из черного ящика. Такое ощущение, что они предлагают решения – численные результаты, – не давая понимания, какое получаешь, решая уравнения приблизительно, но самостоятельно, математически. Поэтому-то компьютерным решениям я и не доверял. Константину я раньше ничего этого не говорил, да и теперь не видел смысла. А к тому
же понял, что мое неверие в подход еще не означает, что он ложный – и даже что его не надо пробовать. Надо было примериться собственной интуицией к тому факту, что теории решеток в гораздо большем почете, чем струнная теория, – и куда благоприятнее для будущей постоянной ставки. Да и с Константином мне, наверное, приятно было бы работать.– Слушай, – сказал он, учуяв мою нерешительность, – мы рассчитали массу протона. Простой математикой это никому не по силам.
Он был прав. Масса протона – простая для экспериментальных измерений величина, а вот теоретически эта масса зависела от кварков внутри и от их сильных взаимодействий, а потому была одной из задач квантовой хромодинамики, которую никто не знал, как решать. Константин произвел некоторый фурор, проделав это на компьютере: многие компьютерные скептики поразились точности ответа.
Он подмигнул мне.
– Это был мой пропуск в Калтех, как-никак, м?
Мы нашли комнату Чувака-Паука, постучали, он открыл. Тощий, в калтеховской футболке на несколько размеров больше необходимого. У него была большая комната, залитая свежим солнечным светом, но вряд ли ему это нравилось. Ему бы и в пещере отлично было, подумал я. То же касалось и главных, судя по всему, обитателей комнаты – нескольких сотен пауков.
Комната была с математической эффективностью заставлена ломберными столиками – но не для удобства людей. Между ними едва можно было протиснуться. На столиках рядами стояли пластиковые стаканчики. В каждом жило по пауку – или, по крайней мере, паукообразному гаду. Громадные пауки. Малюсенькие. Волосатые. Лысые.
– Там и вон там, – пояснил он, – ядовитые… Выползти они не могут, – прокомментировал Чувак-Паук. – Смотрите, – он накренил один стаканчик, чтобы показать, какие у него скользкие стенки и паук не может по ним взобраться. Воском он их покрыл? Или полиамидом? Непонятно. Однако так или иначе фокус сработал. И слава богу, подумал я. Но следом подумал, что произойдет, случись землетрясение. Под Юрикой год назад, в ноябре, было 7,2 балла. У Константина мысли оказались менее теоретическими.
– Слушайте, – сказал он, разглядывая коллекцию, – а где вы спите?
И тут до меня тоже дошло: в комнате не то что кровати – тут и кресла-то не было. Только столы с пауками.
– Под столами, – ответил Чувак-Паук.
– Девчонкам, небось, нравится, – заметил Константин.
– О, для этого я к ним домой хожу, – ответил Чувак-Паук.
С учетом его интересов и малочисленности в Калтехе студенток я задумался, случается ли с ним «это» вообще. Да и нужно ли оно ему. У него, похоже, любовь с пауками.
Мы ушли.
– Интересно, зачем Фейнман послал тебя смотреть на это? — спросил Константин.
– Не знаю. Но он прав. И впрямь интересно, – ответил я.
– В болезненном смысле слова, – заметил он.
Я пожал плечами.
– По-моему, он вполне счастлив.
– Слушай, некоторые больные люди счастливее всех. Они слишком больны, чтобы понимать, какие они должны быть несчастные.
Он остановился прикурить сигарету.
– Шварц, наверное, тоже счастлив. Может, спит под бухтой струн, – сказал Константин. Не торопясь выдохнул клуб дыма. Я вдруг тоже захотел сигарету. Мне показалось, что Константину она доставляет глубочайшее наслаждение. – Дай знать, если захочешь поизучать решетки, – сказал он. – Обещаю тебе одно… спать под столом с пауками – или струнами – не придется.