Радуга над Теокалли

Словом, Иш-Чель постепенно вошла в жизнь мешиков, не заметив, как привыкла и к воинам-ягуарам, попадающимся на улицах, и когромному количеству рабов на шумных рынках. Она почти перестала говорить с рабами на родном языке, с каждым днём все дальше и дальше уходя от того дня, когда впервые попала в Теночтитлан.

В течение следующего года Амантлан только два раза прибывал домой на краткий отдых, но если Иш-Чель выбрала теперь домом Теночтитлан, то он своей резиденцией – загородное имение. Супруги, как ни странно, ни разу не встретились. Ишто лишних вопросов не задавала и жила с невесткой дружно.

Третий год ничем не отличался от предыдущего, Иш-Чель даже начала беспокоиться, уж не избегает ли Амантлан дом из-за неё. Теперь её больше всего страшило попасть на злой язык подружкам матери. Многие мужчины подолгу отсутствовали – смыслом жизни для мешиков была война, но они хоть изредка появлялись в семьях, радовались появлению детей, рассуживали ссоры домашних, а здесь – ничего!

Иш-Чель не могла терпеть такого к себе отношения, но как изменить положение не знала. Умом она понимала, что нужно смириться. Амантлан сдержал обещание. В конце концов, он спас ей жизнь, а теперь устраивает свою. Она защищена, ребёнок получает все блага, потом займёт подобающее положение в обществе, возможно, станет наследником Амантлана. Ей бы мужа благодарить, но… Что-то мешало радоваться.

На помощь пришла Ишто, которой стало жалко молодую женщину. Едвав очередной раз сын прибыл в Теночтитлан – в это время невестка находилась за городом, – как мать тут же отправила гонца за его женой. Иш-Чель не подозревала, что это дело рук свекрови, растерялась и обрадовалась неожиданной удаче. Быстро собрав вещи и ребёнка, она прибыла к мужу.

Амантлан, едва Иш-Чель, держа сына за руку, вошла в дом, застыл с лепёшкой в руках и не мог оторвать взгляд от приближающейся женщины.

Наутро муж сбежал из дому, не поставив никого в известность. Почтенная Ишто успокоила невестку:

– Он ушёл на праздник, и мы пойдём, посмотрим, не огорчайся! – но про себя обозвала сына трусливым зайцем.

Иш-Чель с большим интересом рассматривала толпы веселящихся мешиков. В глазах нестерпимо рябило от многоцветия ярких перьев и массивных золотых украшений. Весь народ постоянно шевелился, люди переходили с места на место, чем напоминали встревоженный муравейник, поэтому то тут, то там вспыхивали новые сочетания красок. Временами мелькали среди толпы воины-аристократы: орлы и ягуары. Её взгляд опускался ниже, в ожидании увидеть на их страшных палицах жуткие амулеты из пальцев убитых женщин, но, очевидно, на этот праздник они не брали своё оружие. Естественно, в самом сердце Анауак, в городе Теночтитлане им могли бы пригодиться разве чтотолько ножи.

А блюстители порядка, сновавшие среди толпы гуляющих, бдительно следили за душевным состоянием граждан, решительно разнимали ссорящихся и уводили разгорячённых спорщиков в тюрьму: кого остыть, выплатить штраф за нарушение спокойствия, а кого подержать и подольше, после чего преступника ждал суд. Суд у мешиков был суровым, и у граждан не возникало желания испытать на себе властную руку, на такое мог решиться только человек, изрядно выпивший октли, вернее, перебравший.

Пробираясь сквозь толпу, Иш-Чель и мать Амантлана подошли к просторному углублению, выложенному камнями. Это была площадка для ритуальной игры в мяч. Зрители волновались и оживлённо обсуждали достоинства двух команд. Одну из них составляли молодые крепкие юноши-мешики. Они усиленно разогревались. Другая понуро сидела в стороне – игроки были пленными воинами из города Тлалока. Вокруг них суетились какие-то люди в длинных накидках.

– Это жрецы. Они перевязывают раненых, – грустно вздохнула Ишто.

Тут её взгляд выделил из одетых в белое служителей фигуру столь знакомую, что сердце женщины сжалось и лихорадочно застучало. Она невольно вцепилась в руку Иш-Чель. Надеясь, что её подводят старые глаза, она скрюченным пальцем указала на воина-ягуара.

Ещё ничего не понимая, Иш-Чель пристально всматривалась, но волнение пожилой женщины передалось и ей, так как мужчина быстро стянул парадную одежду из шкуры животного и, весело смеясь, с хрустом размял мышцы. Иш-Чель поняла, что Ишто не обозналась – перед ними был Амантлан. Убедившись, старушкасломя головукинулась по ступеням вниз. Она неслась так, что ей с трудом можно было дать почтенные годы. Молодая женщина едва поспевала за ней, приходилось все время протискиваться через толчею.

С высокой трибуны глашатай возвестил, что с пленниками будет выступать храбрый воин – Амантлан. С другой стороны послышался трубный звук. Собравшимся объявили – наблюдать тлачтли прибыл верховный правитель Ицкоатль со своей семьей.

Это все Иш-Чель слышала лишь краем уха, так как наконец-то догнала прыткую Ишто, которая уже сердито препиралась с сыном.

Амантлан разминал крепкое тело, оно блестело от жира на солнце. С невозмутимым видом он, наконец, удостоил горячо любимую мать внимания и навис над нею. Сморщенной рукой Ишто вцепилась в длинную прядь волос и сердито зашипела:

– Ты совсем спятил?! Зачем тебе это нужно?! Решил вспомнить молодость? А меня ты на кого оставишь? А молодую жену?! Бесстыжие твои глаза!..

Ласковым и одновременно жёстким движением Амантлан оторвал руку матери от волос и что-то тихо сказал. Сообщение произвело должное действие на старую женщину. Она удручённо опустила голову, руки повисли плетьми, и поплелась к Иш-Чель, даже не взглянув больше в сторону сына.

Сдерживая любопытство, Иш-Чель подхватила её под руку, и они стали медленно подниматься по лестнице.

Присев на каменное ограждение – ей почтительно уступили место, зная, кто она, – Ишто ни разу не взглянула вниз, ни на сына, ни на игру. Только губы её постоянно шептали. Иш-Чель поняла, что старая женщина молилась богам, чтобы они подарили жизнь её Амантлану. Прожив уже достаточно долго, она знала, что проигравших в тлачтли приносили в жертву, а муж по странной причине и собственному желанию, решил поиграть с судьбой и вошёл в слабую команду, обречённую на проигрыш.

Происходящее веселило и завораживало собравшийся народ. На возвышении восседал верховный правитель. Очевидно, он отдал распоряжение, потому что Амантлан взбежал по лестнице, слегка задев плечом Иш-Чель.

На секунду их взгляды встретились. Внезапная догадка мелькнула у неё в голове, а не пытается ли он помочь и на этот раз? Кто для него эти люди? С момента появления среди них Амантлана, они явно ожили и уже не выглядели так удручённо и смиренно, мешик словно вдохнул жажду жизни в их ослабевшие тела. Они теперь усиленно растирали ноги, обматывали кусками ткани колени и локти.

Не удостоив толпу, которая оживлённо приветствовала его и расступалась на пути к правителю там, где до той минуты негде и камню было упасть, Амантлан очутился у возвышения, на котором восседал Ицкоатль.

Правитель обладал сильным голосом, и все, что он говорил, слышали многие.

– Ты решил испытать волю богов, Амантлан?

– Почему бы и не размять мышцы, Великий оратор?

– Зачем же ты выступаешь на стороне этих немощных рабов?

– Потому что обречённые дерутся вдвое сильнее, и нет ничего интереснее такой игры.

– Ты рискуешь, эти собаки не стоят твоей помощи… Многим будет на руку твоя гибель… – последние слова не услышал никто, кроме Амантлана.

Он вежливо улыбнулся и выжидающе посмотрел на тлатоани, тот, недоуменно пожав плечами, махнул рукой, давая понять, что ждёт начала игры.