Радуга в небе

Урсула, вся в белом, светлая, как мотылек, приостановилась, чтобы поглядеть. Скребенский тоже вынужден был приостановиться. Мужчина поднял глаза.

— Добрый вечер! — крикнул он не то с вызовом, не то с интересом. Голубые глаза его на чумазом лице светились дерзким вызовом.

— Добрый вечер, — с радостной готовностью отозвалась Урсула. — Вечер действительно добрый, не правда ли?

— Да уж, — буркнул мужчина. — Куда добрее!

Рот его под неряшливыми, песочного цвета усами казался очень красным. Он засмеялся, обнажив белые зубы.

— Но ведь, — неуверенно, сквозь смех проговорила Урсула, — я ведь правду сказала. Почему вы так ответили, будто вы не согласны?

— Наверное, потому, что нянчить ребенка не такая уж радость.

— Можно мне к вам на баржу заглянуть? — спросила Урсула.

— Да кто бы возражал, лезьте, если хотите.

Баржа стояла у противоположного края дамбы, у причала. На ней была надпись: «Аннабел», хозяин Дж. Рут из Лафборо». Мужчина пристально разглядывал Урсулу, поблескивая острыми своими глазами. На чумазый лоб его падали белокурые вихры волос. Выглянули двое грязных ребятишек — поглядеть, с кем это там разговаривает отец.

Урсула покосилась на тяжелые ворота шлюза — они были закрыты, и за ними из мрака доносился шум воды, слышалось бурление и шипение водяных струй. С их стороны искрящаяся вода доходила чуть ли не до края дамбы. Она смело шагнула вперед, направившись к причалу.

Спустившись с дамбы, она заглянула вниз, в рубку, где горел огонь очага, возле которого хлопотала темная фигура женщины. Урсуле очень хотелось попасть на баржу.

— Вы платье запачкаете, — предостерег ее мужчина.

— Я буду осторожна, — отвечала она. — Так можно?

— Валяйте, если хочется.

Подобрав юбки, Урсула вытянула ногу вдоль борта баржи и, смеясь, спрыгнула вниз. Ее обдало взметнувшейся угольной пылью.

В дверях рубки показалась женщина — пухленькая, светловолосая, со смешным вздернутым носом.

— Ой, да вы вся в грязи измажетесь! — воскликнула она и засмеялась удивленно, недоумевая.

— Я только хотела посмотреть. Приятно, должно быть, жить на барже, да? — обратилась она к женщине.

— Ну, я не только на ней живу, — рассмеялась женщина.

— Ее гостиная с плюшевой мебелью в Лафборо находится, — с законной гордостью пояснил мужчина.

Урсула заглянула в рубку. Там кипели на огне кастрюли, а на столе были расставлены тарелки. Было душно и жарко. Она вылезла на свежий воздух. Мужчина говорил что-то ребенку. Ребенок был голубоглаз, румян, с пушистым облачком золотисто-рыжих волос.

— Это мальчик или девочка? — спросила Урсула.

— Это девочка, ведь ты девочка, правда? — обратился к ребенку мужчина, ласково покачивая головой. Маленькое ребячье личико сморщилось в уморительной улыбке.

— О! — воскликнула Урсула. — Господи, как же ей идет смеяться!

— Она еще посмеется, — сказал отец.

— Как ее зовут? — спросила Урсула.

— Нет пока имени, не удостоилась, — ответил мужчина. — У тебя ведь нет имени, негодница, да? — опять обратился он к ребенку. Тот засмеялся.

— Да дел невпроворот, никак в мэрию не соберемся, — подала голос женщина. — Она здесь, на барже, и родилась.

— Но, наверное, — вы уж знаете, как назовете ее, да? — сказала Урсула.

— Мы хотели назвать ее Глэдис Эмили, — отвечала мать.

— И вовсе не хотели мы так ее назвать, — заспорил отец.

— Нет, вы только послушайте! А ты-то какое имя хочешь?

— Мы назовем ее Аннабел в честь судна.

— А вот этого не будет! — зло и решительно возразила женщина.

Отец шутливо насупился и тут же рассмеялся.

— Посмотрим, — сказал он.

Но по сердитому тону женщины Урсула поняла, что та никогда не уступит.

— Оба имени очень красивые, — сказала она. — Назовите ее Глэдис Аннабел Эмили.

— Ну, это уж, на мой вкус, тяжеловато выходит, — заметил мужчина.

— Видите! — вскричала женщина. — Он же упрямый, как осел!

— Такая хорошенькая, так хорошо смеется, а имени вот не дают! — заворковала Урсула, обращаясь к девочке. — Дайте мне ее подержать, — добавила она.

Мужчина передал ей ребенка, пахнувшего на нее младенческим запахом. Голубые фарфоровые глазки были так широко распахнуты, а улыбка ребенка была такой подкупающе заразительной, что Урсула почувствовала к нему огромную симпатию. Она все говорила с ребенком, все ворковала с ним. Прелестный ребенок, право!

— А вас-то как зовут? — неожиданно спросил ее мужчина.

— Меня — Урсулой, Урсула Брэнгуэн, — отвечала она.

— Урсула! — пораженно воскликнул мужчина.

— Это в честь святой Урсулы. Имя очень старинное, — поспешила оправдаться она.

— Эй, мать! — позвал он.

Ответа не последовало.

— Пем! — опять позвал он. — Ты что, оглохла?

— Чего? — Коротко отозвались из рубки.

— Как ты насчет Урсулы? — И он осклабился.

— Насчет чего-чего? — послушалось из рубки, и женщина опять показалась в дверях, готовая к новой стычке.

— Урсула — вот как девушку зовут, — мягко сказал он.

Женщина с ног до головы оглядела Урсулу. По всей видимости, ей понравилась тонкая грациозная красота незнакомки, элегантность ее белого платья и та нежность, с которой она держала на руках дитя.

— Ну а как это, если по буквам? — спросила мать, устыдившись собственной растроганности. Урсула сказала свое имя по буквам. Мужчина взглянул на жену. Лицо ее залила яркая краска смущения, и оно засияло светом застенчивости.

— Необычное такое имя, правда? — взволнованно сказала она, словно совершала бог знает какой дерзкий шаг.