Радуга в твоих ладонях

Ольге все еще было не по себе и как-то гадко. Вот в книгах, на сцене, в кино там любовь совсем не такая, как в жизни, там все красиво. Может, потому, что искусство все низменное облагораживает? Она должна была признаться себе, что где-то в глубине души смутно надеялась, что понравилась тому незнакомому парню, поэтому он и выслеживал ее так долго, до самого общежития, ходя за ней, видимо, по всей ВДНХ. Но Вика отмела ее надежды, и Алик с ней почти согласился. Но если любовь в самом деле в жизни лишь такая — выпили, переспали и разошлись, а красивая лишь в искусстве, то, может быть, хорошо, что у нее ее нет? Тогда, кроме таких чувств, как были у Джульетты или тургеневских героинь, ей вообще никаких не нужно.

— Вика, скажи мне правду, — попросила она подругу. — Ты Алика любишь?

— Да, конечно, а почему ты спрашиваешь? — подозрительно посмотрела на Ольгу Вика.

— А он тебя? — продолжала расспрашивать, решая для себя проблему, нужна ли любовь ей, Ольга.

— О, он меня безумно, как в кино! — рассказывала Вика. — Ты уехала на зимние каникулы, а я осталась одна. Все лучше, чем слушать отцовские тирады о женщинах, которые пошли по рукам, переспав без брака с мужчиной. И как-то вечером я возвращаюсь, открываю дверь комнаты ключом, а он лежит в моей кровати. Представляешь, какая страсть! Оказалось, он как-то уговорил вахтершу выдать ему запасной ключ от моей комнаты и зашел. Не знаю, как ему удалось ее уломать, но какая женщина перед ним устоит? Вот и я не устояла!

— Так у вахтерши есть ключ от нашей комнаты? — с ужасом спросила Ольга, вспомнив, как незнакомец разговаривал с тетей Машей.

— От всех комнат, не только от нашей, — пожала плечами Вика. — Это идиотский общежитский порядок. Хотя мало ли что… Вдруг пожар, а нас нет.

Вика ушла покупать сигареты, чтобы начать учиться курить, а Ольга твердо решила для себя проблему любви. Даже если она и начинается красиво, то неизменно сводится к привычке и выражается словами: «просто трахнулись хорошо». В искусстве такого просто быть не может, вот почему ей, ценящей возвышенное, больше нравится искусство, чем сама жизнь.

Утром на следующий день Ольга проснулась в прокуренной комнате, с головной болью. Вика сидела перед большим зеркалом, поставив его перед собой на стул, и, глядя в зеркало, красивым жестом подносила к губам сигарету, затягивалась, прищуривая глаза.

— Ну как? — спросила она, увидев, что Ольга смотрит на нее.

— Гениально, — улыбнулась Ольга.

Ее всегда поражало в подруге сочетание взрослости, намного опережающей их возраст, и детского. Иногда Вика, в свои семнадцать рассуждающая, как зрелая женщина, и живущая, как взрослая, напоминала ей Риту.

— А противно-то как, — пожаловалась Вика. — Действительно, я — талант, если могу еще улыбаться. Знала бы ты, как меня тошнит…

Собрались в институт. Вика, видимо, почти не спавшая и, как все новички, перекурившая, двигалась, как сомнамбула.

— О черт, а сигареты-то я забыла, выходит, что мучилась зря, — сказала она, когда подруги ждали лифт. — Хоть и плохая примета возвращаться, а придется.

— Я на улице тебя подожду! — вслед подруге крикнула Ольга, которой не терпелось оказаться на свежем воздухе после ночи в задымленной комнате. И, увидев, что лифт подошел, она зашла в кабинку.

Когда лифт спускался сверху, в кабинке обычно были люди — ведь в здании было одиннадцать этажей. Ольга привычно смотрела в пол, который был мокрым, что означало — на улице такая же слякоть, как вчера. Сапоги у Ольги были старыми и, как губка, впитывали в себя воду, несмотря на то, что она тщательно мазала их ваксой. Ботинки человека, стоящего рядом, были прочными, на толстой подошве, и, конечно же, воду не пропускали. «Хорошо было бы дойти до института и не промокнуть, чтобы не сидеть целый день в мокрой обуви», — думала Ольга.

— Здравствуй, — сказал обладатель ботинок на подошве, прерывая Олины печальные мысли.

Ольга подняла глаза и испуганно отшатнулась к стене кабины. С ней ехал вчерашний парень. Они были вдвоем. Он может нажать на кнопку «стоп», и она не сможет себя защитить.

«Все», — думала Ольга, вжимаясь в стену кабины и готовясь к нападению.

Лифт остановился на третьем, в кабинку зашли двое студентов. Ольга облегченно перевела дыхание, радуясь, что теперь они не одни и какое-то время она в безопасности. Лифт остановился на первом, пара, стоящая ближе к дверям, сразу упорхнула из вестибюля, а фигура знакомого парня перегородила Ольге дорогу около лифта. Остальные кабины были в пути, и в вестибюле больше никого не было.

— И на приветствия безмозглых дебилов не мешало бы отвечать, — сказал парень. — Хотя мы ничего и не понимаем в искусстве.

Ольга могла только молчать, в ужасе глядя на широкие плечи парня.

— Глаза у тебя испуганные, как у олененка, и сама ты, как напуганный олененок, потерявший в лесу мать-олениху, — продолжал парень. — Да и имя созвучное — Оля… А здороваться, Олененок, все-таки нужно, так принято. Даже с такими, как я. — Он повернулся и пошел к выходу, а Ольга стояла потрясенная, чувствуя слабость в ногах и головокружение. А сердце хотело вырваться из груди.

— А вот и я, — из соседней кабинки с толпой студентов вышла Вика. — Ты чего такая?

— Он мне ничего не сделал, — прошептала Ольга, кивнув в сторону уходящего незнакомца. — Это тот, про которого я вчера рассказывала. Мы оказались в одном лифте.

— У тебя мания преследования, — расхохоталась Вика. — Ты что, возомнила, что он катался в лифте все утро, подстерегая тебя! Это же наш однокурсник, он учится на сценарном, живет с нами в одном общежитии, только на одиннадцатом. Надо же придумать такое! А мы с Аликом поверили… — Вика взяла ее за руку и потянула на улицу, продолжая потешаться.

— Но я его никогда не видела, — пробормотала Ольга.

— У нас даже занятия вместе с ними в одной аудитории бывают, — хохотала Вика. — Это же надо! Маньяка придумала! Очнись и посмотри по сторонам. Что ты видишь вообще? Ты же прибегаешь в аудиторию и садишься за первую парту, а потом открыв рот слушаешь преподавателя, а в перерывах грезишь невесть о чем. Я Алику расскажу, он от смеха умрет! И вчера ты тоже нас насмешила.

Сапоги все же промокли по дороге в институт, и, входя в здание, Ольга твердо решила со стипендии купить новые. Ей денег из дома не присылали, приходилось жить на стипендию. Но у нее была подруга, которой денег присылали достаточно, которая получала посылки, и потому с голоду умереть Ольга не боялась. Вика хоть и смеялась над ней, но подругой была настоящей, готовой помочь. А что смеялась, так действительно смешно…

Первой в этот день у них была лекция по истории кино. Ольга действительно не замечала, кто, кроме нее, ходит на лекции. Люди не с ее актерского отделения представлялись ей ненужной толпой, создающей шум. На этот раз, войдя в аудиторию, Ольга искала глазами парня. Он стоял, прислонившись к стене, и о чем-то разговаривал с другим, тоже незнакомым Ольге человеком. Ольга, сев, как обычно, за свой первый стол, который никогда не занимали другие студенты, — первые столы на лекциях пустовали, все стремились сесть как можно дальше, — повернула голову и стала разглядывать его. Волна незнакомой, сладко щемящей тревоги поднималась в ней, когда она смотрела на него, и странно продолжало биться сердце, хотя она уже знала, что бояться его нечего, он не выслеживал ее. И хотя его и задели ее слова, мстить он ей не собирался. Ольга отметила, что он действительно старше и ее, и своего собеседника. Ему было лет двадцать пять. И вел разговор он иначе, чем его товарищ, молодой парень, приблизительно Олиного возраста. Тот что-то быстро и восторженно говорил ему, дополняя речь жестикуляцией, а он просто слушал, изредка вставляя слово, и лицо его было таким же непроницаемым, как тогда, когда Ольга хамила ему. Отвечал он спокойно, неторопливо, односложно. У него была хорошая спортивная фигура, темные волосы, как и положено спортсмену, были коротко подстрижены, а в карих глазах, противореча поговорке, произнесенной Аликом: «Сила есть, ума не надо», были цепкость и ум. «Он не может быть дураком, если учится на сценарном», — подумала Ольга, вспомнив свои слова, и вспыхнула до корней волос, потому что в этот момент он вдруг посмотрел на нее и она встретилась с ним взглядом. Она быстро отвела взгляд, но он, словно магнит, притягивал его опять, и она тайно стала продолжать поглядывать на него.