Радуга
Шрифт:
Закрыв за ним дверь, Кэтрин задумалась, не был ли этот предлог (оставить ее всего на пятнадцать минут) заботливой подготовкой почти к двухнедельному расставанию, которое начнется сегодня в четыре часа. Оба уже пообещали друг другу бесчисленное количество раз, что впредь всегда будут проводить Рождество вместе, но никто не решился предложить изменить планы на это Рождество. Оно было особенным и очень важным и для Кэтрин, и для Джеймса: им обоим предстояло последний раз провести праздники только с любимыми родителями.
Когда через пять минут после его ухода зазвонил телефон, Кэтрин
— Алло? — ответила Кэтрин мягким голосом влюбленной, уверенной, что сейчас услышит голос возлюбленного.
— Это Кэтрин Тейлор?
— Да.
— Кэтрин, с вами говорит Элиот Арчер. Мы встречались этим Летом в Инвернессе.
— Да, я помню. Здравствуйте, Элиот.
— Боюсь, что у меня очень плохие новости. Около двух часов назад катер, на котором Стерлинги плыли из Ниццы на Иль, взорвался.
— О-о… нет.
— Причиной взрыва, возможно, стала утечка газа в плите. — На секунду Элиот замолк, борясь с неожиданно захлестнувшими его чувствами. — Нет ни малейшей надежды на то, что кто-то спасся при взрыве. Роберт Макаллистер предложил сразу же позвонить вам, прежде чем сообщить о случившемся Алексе, на случай, если вы захотите быть рядом с сестрой, когда она получит известие о Джеймсе.
— О Джеймсе?
— Артура и Марион нашли. Водолазы продолжают поиски Джеймса, но, как я уже сказал, вероятность того, что кому-то удалось выжить, равна нулю.
— Но Джеймса там не было.
— Роберт виделся с ним в Вашингтоне в субботу вечером, и Джеймс сказал ему, что на следующий день улетает в Париж.
— Да, но в конце концов Джеймс… Он все еще в Нью-Йорке. Он собирался вылететь в Ниццу сегодня после обеда.
— Вы уверены?
— Да.
— Слава Богу! — Элиот опять помолчал минуту. — Я сообщу Джеймсу.
— Я скажу ему, Элиот. И передам, чтобы он позвонил вам.
— Спасибо, Кэтрин. Я буду у себя в офисе. Джеймс знает номер.
Элиот понял, что с ним снова случилось то же самое. Снова Кэтрин Тейлор разбудила его давние воспоминания об Изабелле Кастиль. В августе воспоминания были вызваны поразительным внешним сходством, но сейчас Кэтрин напомнила ему Изабеллу величием внутренней красоты. Ведь принцесса Изабелла сама прилетела тогда в Лондон сообщить Элиоту о гибели Женевьевы. Она, разумеется, не обязана была этого делать, но Изабелла поступила так, потому что знала, каким страшным будет это известие для Элиота, и хотела поддержать его в невыносимом горе.
И теперь Элиот услышал в мягком голосе Кэтрин то же доброе желание — помочь Джеймсу.
— Ах, Джеймс.
— Что случилось, дорогая?
— Твои родители… Джеймс, на катере произошел взрыв.
— О чем ты, я не понимаю?
— Они погибли, — очень тихо и печально произнесла Кэтрин.
Она увидела, как Джеймс потрясен страшным известием, и, хотя он не задавал вопросов, поняла, что Джеймс ждал объяснений, доказательств. Кэтрин попыталась спокойно объяснить:
— Элиот говорит, что, возможно, это из-за утечки газа. Он
думал, что ты был там, с ними, и хотел, чтобы я полетела в Вашингтон поддержать Алексу, когда ей сообщат. Ах, любовь моя, мне так жаль!В любящих глазах Кэтрин заблестели слезы, и Джеймс, как только шок разжал свои когти, почувствовал на глазах горячую влагу. Слезы для него были так непривычны; но еще более странным было то, что первым порывом Джеймса было скрыть свои слезы.
Спрятать слезы от женщины, которую он любил?
«Нет, — подумал Джеймс, давая волю слезам, — мне нет нужды прятать свое горе от Кэтрин».
— Возможно, мама готовила свой фирменный горячий шоколад, — предположил Джеймс час спустя.
Кэтрин ответила, как и отвечала на все его слова и слезы — любовью. Она обнимала Джеймса и нежно целовала мокрые от слез щеки.
Еще через час Джеймс позвонил Элиоту. Мужчины, взяв себя в руки, сосредоточились на самом главном в данный момент: фактах, известных Элиоту, и кратком обсуждении церемонии похорон — за два дня до Рождества. Распоряжения по сервису и приему после похорон уже были сделаны протокольным отделом госдепартамента.
— Элиот, я вылетаю в Вашингтон сегодня после четырех. И сразу позвоню тебе.
— После четырех? — переспросила Кэтрин, как только Джеймс положил трубку.
— После того, как провожу тебя на рейс до Топики.
— Я полечу с тобой в Вашингтон.
— Нет.
— Да.
— Нет. Послушай меня, Кэтрин: ты должна быть с родителями…
Горло Джеймса сдавили рыдания. Как же ему хотелось рассказать своим родителям о причине, по которой он не поплыл с ними на Иль! Если бы он рассказал им об этом, тогда, возможно, мать, готовя горячий шоколад, радостно обсуждала с отцом своих будущих черноволосых, голубоглазых внуков, смеющихся и шалящих в Инвернессе. Джеймс рассчитывал при встрече сразу же поведать Марион и Артуру о своей любви к Кэтрин. Но теперь было слишком поздно. Голос Джеймса охрип, когда он бесстрастно продолжил:
— Дорогая, ты не считаешь, что сейчас должна находиться рядом со своими родителями?
— Через несколько дней я буду с ними, Джеймс. Может быть, мы вместе, — тихо добавила Кэтрин. — Но сейчас я должна быть с тобой.
— Ты и так со мной, Кэтрин. Ты всегда со мной. Все, что мне нужно, — возможность постоянно говорить с тобой, и я буду звонить тебе каждый вечер. Это все, что мне нужно, все, чего я хочу. — Джеймс грустно улыбнулся, глядя в ее сапфировые, полные тревоги за него глаза. — Кроме того, там будут Элиот, Роберт, Бринн.
— И Алекса.
— Нет, ей тоже нужно быть в Топике.
— Она поедет, но не раньше двадцать четвертого, — уточнила Кэт.
Три часа спустя после того как Джеймс поцеловал ее на прощание, Кэтрин встретилась со своими дорогими родителями, которых не видела с самого мая. Она так живо помнила их, хотя и прошла, как ей казалось, целая вечность. Но сейчас, даже издалека, родители выглядели не такими, какими помнила их Кэтрин.
«Неужели они так постарели? Или это последние семь месяцев так их состарили? — печально подумала Кэт. — Почему в их ласковых взглядах застыло выражение неуверенности? Неуверенности в моей любви?»