Радуга

К нему подошел кузнец и, быстро переговорив с капитаном, наклонился и приладил к ногам Квинна тяжелые железные кандалы. Когда были забиты последние заклепки, Квинн обнаружил, что вес новых кандалов позволяет лишь едва передвигать ноги. Затем его толкнули на узкую лестницу, ведущую в трюм. Деревянные решетки огораживали обширное пространство, и в свете фонарей было видно, что в гамаках и на полу лежат десятки людей. Его толкали дальше, по узкому коридору, в другой трюм с решетками, который напоминал клетку: четыре фута в длину и шесть в ширину. На полу лежал человек; он заморгал при приближении фонарей.

— Это тебе для компании, О’Коннел, — сказал один из охранников, отпирая замок.

— Какого черта, — сказал улыбаясь этот человек, его рыжие волосы заполыхали в свете фонарей. Он, казалось, нисколько не был удручен ни своим местоположением, ни тем, что на нем тоже были двойные ножные кандалы, да еще и прикованные к стене.

В ответ на доброе приветствие стражник только сердито посмотрел на говорившего и грубо втолкнул Квинна в камеру. Он сковал одной цепью Квинна и О’Коннела и ушел, забрав фонарь.

— Тебя, похоже, как и меня, не очень-то любят, — сказал человек в темноте. — Терренс О’Коннел к вашей услуге. — Слова звучали не очень грамотно, но в них не было ни смущения, ни унижения.

— Девро, — сказал Квинн. — Квинн Девро.

Он знал, что его собственный голос выдавал его поражение в борьбе с этой жизнью, но ничего не мог поделать. Сетвик пообещал ему, что отправит его в ад, и, Бог свидетель, у этого слова нашлось и еще одно значение. Он протянул руку к своей стриженой макушке и затем к тяжелым кандалам на лодыжках и подумал: “Может быть, лучше повеситься? ”

И почувствовал на плече тяжелую руку.

— Не давай чертовым ублюдкам одолеть себя, кореш, — утешал его рокочущий голос. — У них ничего не выйдет, ежили ты им не поддашься.

Зги слова и дух О’Коннела помогли Квинну выжить в последующие восемь лет.

Квинн надел льняную ночную рубашку. В своей каюте на “Лаки Леди” он спал без нее, но здесь не мог рисковать.

Его прошлое было тайной. И ему не хотелось, чтобы какой-нибудь расторопный слуга, войдя, увидел шрамы на его лодыжках. Его руки с твердыми мозолями и так давали достаточно пищи для размышлений.

Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Бриарвуд был чудесным местом, ухоженным и заметно процветающим. Вдоль подъездной аллеи выстроились магнолии, а сам дом окружали огромные дубы. Но все же здесь ощущалась какая-то пустота, не было той любви, которая наполняла дом его детства. Эта же плантация, казалось, была совершенно бездушной.

Но он подозревал, что мисс Ситон вовсе не была той бесстрастной глупышкой, которую все привыкли видеть в ней. Он понял, что тем вечером он никак не ожидал от нее такого огня в ответ на его поцелуй.

Хотя — что ему до того? Ему надо держаться от нее подальше. Они с Кэмом найдут Пастора, подготовят все для побега Дафны, и он забудет об этой плантации.

“У них ничего не выйдет, ежили ты им не поддашься”.

Квинн лег в постель, надеясь, что сон скоро придет к нему.

О’Коннел. Учитель. Защитник. Спаситель. Я скучаю по тебе, друг. Скучаю.

Мередит яростно расчесывала свои волосы, как бы пытаясь вычесать смущение и тоску. Все-таки она была достаточно уверена в себе и даже чувствовала некоторое удовлетворение, хоть ей немного портило настроение то, что она до сих пор не может найти Лизу. Она делает нечто важное, и делает хорошо. Это и занятия живописью давали ей чувство собственной значимости, которое однажды разрушили отец и брат.

Но сейчас вся ее защита рушилась как карточный домик, и все из-за поцелуя. Насмешливого, ничего не значащего поцелуя мошенника и мерзавца.

Наверное, сама того не зная, она искала искренней дружбы. С тех пор, как увезли Лизу, не проходило ни дня, чтобы она не ощущала одиночества. Наверное, на его поцелуй и ответило это самое одиночество, эмоциональное и физическое. И ничего больше. Конечно, ничего больше.

Она по-прежнему поражалась тому, как можно было человеку так сильно перемениться. Наклонившись, она откинула крышку сундука, подняла со дна обшивку и вытащила те два портрета Девро. Она вспомнила, как он однажды взъерошил ей волосы и назвал ее “милой маленькой Мерри”.

Но больше не было “милой маленькой Мерри”, так же, как и того нежного юноши. Он стал самым высокомерным человеком из всех, кого она знала. И одним из самых жестоких. То, что она чувствовала интерес к нему, заставляло ее сомневаться в самой себе.

Если бы только у него была отталкивающая внешность. Или хотя бы обыкновенная. Никто не имел права быть столь красивым, столь мрачно привлекательным. Особенно человек с черной душой. Его комната была неподалеку, и ощущение близости заставляло ее вздрагивать и согревало ее кровь.

Чтобы отвлечься, она стала думать о том коротком разговоре с Дафной, который состоялся, когда та помогала Мередит раздеваться. Она ничего не смогла выяснить и даже запуталась.

Когда Мередит упомянула, что она видела Дафну выходящей из конюшни, девушка замерла как статуя.

Почти бессознательно она протянула руку, чтобы дотронуться до Дафны, но та отшатнулась.

— Что с тобой? — спросила Мередит. — Тебя кто-нибудь обидел?

Дафна покачала головой.

— Мне захотелось подышать свежим воздухом. Я не знала, что меня долго не было.

Мередит слегка нахмурилась, пытаясь разобраться.

— К тебе… никто не приставал?

Дафна опустила голову.

— Нет, мисс Мередит.

— Ты бы сказала мне, если бы…

— Да, мисс Мередит… мэм.

— А капитан Девро с тобой не разговаривал?

— Нет, мисс Мередит. Я просто вышла на воздух, и все. Мередит поняла, что ничего больше из девушки не вытянет. Ей остается только следить за тем, чтобы Дафна была подальше от капитана Девро, пока он в Бриарвуде, а она очень надеялась, что долго он здесь не задержится.

— Тебя не накажут, — сказала она мягко. — Тем более, если кто-то другой виноват.

Дафна замерла.

— Я еще нужна вам, мисс?

Мередит поняла, что потерпела поражение. Она отрицательно покачала головой.

Светало. Наступало золотистое и яркое утро. А она не спала. Чувствуя усталость и туман в голове, Мередит приняла молчаливые услуги Дафны, включающие горячий шоколад и фрукты, а затем и горячую ванну. Если потребуется, она просидит в своей комнате хоть целый день. Опять как в тюрьме в доме собственного брата, в своем собственном доме. Зато она больше не увидит Девро, не услышит его скрытых и не очень скрытых насмешек, на которые не имела возможности должным образом ответить.