Раиса, Памяти Раисы Максимовной Горбачевой

Наши студенческие годы остались с нами... Жили мы, конечно, скромно. Очень скромно. Сегодня кому-то, может, даже кажется, что убого. Старые, старинные здания МГУ, в чьих аудиториях прошли наши с мужем годы учебы, располагаются, как Вы знаете, в центре города, на улице Герцена и Моховой. Студенческое же общежитие тогда находилось в Сокольническом районе, на Стромынке, на берегу Яузы.

На первых курсах в каждой комнате студенческого общежития нас размещалось от восьми до четырнадцати человек. И только студенты-старшекурсники, аспиранты имели возможность селиться по четыре-шесть человек. Меблировка самая простая, почти монастырская: кровати, стол, стулья, тумбочки, этажерки, платяной шкаф. На этажах общие кухни и туалеты с умывальниками.

Скромен был тогда и наш гардероб, если наши "семисезонные" одежки вообще можно величать "гардеробом"...

Деньги экономили на всем. На питании. Помню, как трогательно, по-матерински пыталась накормить нас с моей подругой Ниной Лякишевой ее тетя. (Нина осталась сиротой в годы войны и выросла в детском доме в Ташкенте.) Мы с Ниной изредка наезжали к ней в город Балашиху Московской области, и у тети были, вероятно, более чем красноречивые основания считать, что приезжали мы преимущественно с одной целью: мало-мальски подкрепиться.

... Покупали самые дешевые билеты в театр. Билеты, на которых стоял штамп: "Галерка, неудобно". Галерка, галерка!.. Входя в театр, я до сих пор оглядываюсь на нее - именно с галерки слушала я первую в свой жизни оперу на сцене Большого театра - "Кармен" Бизе и впервые в своей жизни Четвертую и Шестую симфонии Чайковского. С самого верхнего яруса смотрела первый в жизни балет - "Дон Кихот" Минкуса. И "Три сестры" Чехова во МХАТе.

– А на правительственную, "царскую" ложу поглядывали?

– Да нет, пожалуй. Как-то не интересовала... Что касается правительственной ложи, то могу рассказать Вам о другом эпизоде, правда, из сегодняшней жизни. Помните, не так давно приезжал в Москву изумительный тенор - Лучано Паваротти?

– Да.

– Мы с Михаилом Сергеевичем слушали его в Большом театре. Одна ария, другая. Буря восторгов. Я наклоняюсь к Михаилу Сергеевичу: "Неужели "Аве Мария" не споет?" "Подожди, - говорит.
– Наберись терпения: наверняка исполнит". А он поет все новые и новые вещи, но - не "Аве...". Опять наклоняюсь: "Неужели?.." "Слушай, - улыбается Михаил Сергеевич, - даже если вдруг и не исполнит, то так уж и быть, - я тебе спою здесь "Аве Мария". И добавляет: "Правда, боюсь, что это будет последнее мое публичное выступление..." Представляете?
– "Аве Мария" из правительственной ложи...

– Не представляю... Ну и спел?

– Кто?

– Если бы спел Президент, то об этом бы уже не только Москва - об этом бы уже весь мир знал.

– "Аве Мария" Шуберта в исполнении Паваротти у меня в записи, на пластинке "Pavarotti's Greatest Hits".

Но вернемся, однако, в студенческие годы. Мы были "трудящимися" студентами. Подрабатывали где и как могли. Разгрузка вагонов с овощами и углем в Химкинском речном порту, на московских станциях была обычным делом наших ребят...

Нашими наставниками, преподавателями были ведущие ученые. Существовала и такая традиция... С лекциями приглашали выступать крупнейших ученых страны. Авторов известных книг, учебников. Например, логику нам читал Асмус - автор учебников по логике и истории философии. Психологию читали Рубинштейн, Леонтьев, Лурье. Философские дисциплины вели Ойзерман, Нарский и другие. Мы были погружены в сам процесс познания, и он нас увлекал...

Наши программы предусматривали изучение очень широкого круга дисциплин, предметов, специальной и общественной литературы. Сам объем изучаемых дисциплин, литературы был чрезвычайно велик. Библиотека и читальный зал - мы часами просиживали в них...

"Поиск истины" продолжался и на семинарах, лекциях и даже на собраниях. Помню, с каким ликованием на факультетском комсомольском собрании "открыли" закон отрицания отрицания, гегелевский закон диалектики, "не признанный" в работах Сталина. Студенческие собрания того времени!

– они уже сами по себе были предтечами "оттепели". Скорлупа косности, молчания и тотального страха стала давать трещину - во всяком случае, в студенческих аудиториях. Афоризм Рене Декарта "Я мыслю - следовательно, я существую" был нашим лозунгом.

Мы не обсуждали тогда проблем студенческого самоуправления. Но вопросы расселения в общежитии, поддержания порядка, организации досуга решались при самом активном участии самих студентов. Помню, как активно отстаивали права студенческой семьи! На университетской комсомольской конференции в сатирической газете был изображен ректор, наступивший сапогом на брачное свидетельство - ни больше ни меньше! Молодым людям некуда было приткнуться, а некоторые студенческие или аспирантские семьи уже имели детей. Нужен был свой угол. Извечная проблема. И сейчас она стоит. Но тогда была особенно острой.

Позднее, спустя годы, занимаясь научной и педагогической работой, читая лекции по философии, истории атеизма и религии, этике, я поняла, что система и методика нашего образования и в школе, и в институтах во многом закомплексована, догматизирована, и это, в частности, лишило меня в университете многих знаний из истории отечественной и мировой культуры. Мы зазубривали наизусть, скажем, выступление Сталина на XIX съезде партии, но весьма слабо изучали историю отечественной гуманитарной мысли. Соловьев, Карамзин, Бердяев, Флоренский - только сейчас по-настоящему пришли к нам эти историки, философы, писатели. Слишком многое было схематичным, мертвым. И это, конечно, лишило нас многих знаний. И еще: лишило возможности настоящего знания иностранного языка. В университете мы учили немецкий и латынь. Но изучение иностранного оказывалось потом практически невостребованным, ненужным. Я думаю, это общая беда моего поколения.

– Никогда в жизни не завидовала, что на ком-то платье или украшения красивее, чем на мне. А вот людям, свободно владеющим иностранными языками, завидую по-настоящему. И до сих пор. Английский учила уже позже. Пыталась наверстать упущенное...

– Мы остановились на атмосфере в МГУ тех лет.

– Да, при всех элементах закомплексованности налицо был и радикализм, творческий характер учебы. Они присутствовали в МГУ, именно они и создавали неповторимую университетскую атмосферу. Знаете, я бы даже сказала точнее. При всем общем недостатке нашей системы обучения все-таки учебная, общественная жизнь МГУ несла на себе в отличие от других вузов больше радикализма, азарта и творчества, компенсируя в чем-то издержки учебного процесса. ...>

Молодые приходят в жизнь с извечной уверенностью внести что-то свое, что-то сделать, преобразовать. Поэтому я и люблю ее, эту вечно юную, одухотворенно-самонадеянную студенческую поросль.

В университете я встретилась с Михаилом Сергеевичем. Здесь образовалась наша семья...

Меня часто спрашивают, как мы встретились, как Михаил Сергеевич ухаживал за мной. Наверное, это важно в воспоминании каждой семьи. Но для меня куда важнее, ценнее другое. Наши отношения и наши чувства с самого начала были восприняты нами... Знаете, - откладывает она листки, - я долго думала, как же поточнее сказать. Так вот, для меня все-таки более ценно следующее. Наши отношения, наши чувства с самого начала были восприняты нами как естественная, неотъемлемая часть нашей судьбы. Мы поняли, что друг без друга она немыслима, наша жизнь. Наше чувство было самой нашей жизнью...