Ракетчики
Шрифт:
— С кем работали по наркоте? Кто «крышевал»? Кто ещё на районе этим занимается? Адреса? Кого ещё знаешь в вашем районе из цыган? Чем занимаются?
Опа! Эта «напела» больше мужа. Всё в тетрадь, для надёжности.
— Где ключи от машины и гаража?
Тоже не жалеет, рассказывает.
— Где тайник с золотом?
Врагу не сдаётся… Переходим к экстриму. Тащу мужа к жене и детям. На глазах обоих убиваю девочку. Бабы у них, вообще, не ценятся, типа, третий сорт — не брак.
— Где тайник с золотом? Кто готов рассказать — мотайте головой из стороны в сторону.
Молчат. Отрезаем у мальчика пару пальчиков на ноге. Приставил нож к его горлу. Во-во, что и требовалось доказать. Оба качают головами и мычат. Затыкаю мужу уши ватой, забираю жену — она легче — в другую комнату, двери закрываю, получаю информацию.
Подобным же образом обработал ещё два семейства цыган. Больше не успел. Ночи зимой — короткие, а цыгане — жадные и терпеливые. Не то, чтоб всё было одинаково и совершенно гладко. Во втором доме повезло с открытой форточкой, но в компенсацию, попал в спальню, проснулась баба, пришлось вырубать по-жёсткому всех, потом мучиться, откачивать. В третьем доме, вообще, было всё плохо: собачка мелкая, гавкучая, не на цепи, на всех окнах решётки. Но подвёл человеческий фактор. Хозяин на лай вышел из дому разобраться: кто их будит. Непуганые идиоты. Я перепрыгнул через забор и — к хозяину. Трах-бах — медленно падает. А шавка осмелела, в присутствии хозяина, ухватила меня за штанину. Подарок! Схватил, придушил. Дверь в дом открыта, вокруг тишина. Добавил хозяину, зашёл в дом, вырубил всех и дальше — по схеме.
«Обслужил» только этих троих наркоторговцев, оружейников оставил на перспективу, может, даже и не буду убивать, ещё не знаю. Ментовская «крыша» меня, пока, тоже не интересует. И ещё нужно учитывать фактор времени. Это рассказывать быстро. А реально эту ночь «пахал», как Стаханов в забое. Не такая уж она и длинная, эта зимняя ночь. Не то, чтобы радует, но однозначно идёт на пользу делу бесчувствие. Голова холодная, ни на какую рвоту не тянет от крови и кишок, как это в кино показывают. Да и для меня это далеко не первое убийство или жёсткий допрос. Для ума не первые. А тело… Вторично.
Прыгнул в цыганскую «шестёрку», доехал до площади Островского, в паре кварталов от неё бросил во дворах. Жд-вокзал, шестичасовая электричка на Запорожье. Никому нет дела до моего рюкзака и торбы. Рабочую одежду переодел ещё в халупе, а выбросил в контейнер в одном из дворов. Я Юревича откровенно предупредил, что могу не вернуть, если испачкаю. Он пошутил, что, мол, тогда буду должен. У других одалживать было хуже из-за несходства комплекции фигуры. Толик лишь слегка выше меня.
Родное Запорожье. Тут — всё просто. От вокзала двумя трамваями — я на ДД. Тут живут мои бабушка по матери и дед. От мамы, пока, толку мало, к ней потом заеду. ДД — это микрорайон, большой одноэтажный жилой массив. Он зелёный — везде цветут деревья, летают пчёлы. Летом. А сейчас — декабрь. Раньше, до октябрьского переворота, тут были сплошные сады. Потом стали давать участки земли под строительство. Селились тут строители Днепрогэса, как мой прадед по матери, затем рабочие заводов. В Запорожье, в этом, 1987 году, было около ста заводов. Мой город — промышленный центр. Так говорят.
Вот и бабушка с дедом. Бабушка умерла в 95 лет. Сколько же ей сейчас? 1988–1925=63. Ещё жива моя прабабка, но через год умрёт. Тут ничего не сделать: 1895-й год рождения. А пока бегает по двору, снег чистит. Прадед жил под Полтавой, Советская власть
решила семью раскулачить. Но прадеда в селе уважали — один из комбедовцев пришёл и предупредил: «Иван Маркович, хоть вы все натуральные налоги сдали, сегодня Комбед принял решение: вас раскулачить. Тикайте этой ночью. Завтра утром вас и Петра Макуху ушлют на Соловки. Это — смерть. Тикайте, богом прошу!» Взял дед одну подводу, впряг лошадку, взял самое необходимое, мою бабушку, семи лет, и — в путь. Как баба Надя убивалась, как рыдала! Целый подвал картошки, четыре бочки сала! Прочего съестного! Всё хозяйство, большой дом с черепичной крышей! Но решение деда непреклонно. Прадед Иван заехал к другу: «Петро, трэба тикать. Нас завтра будут раскулачивать». А Макуха разводит руками: «Ну, куда я поеду, с семью деточками? Может, пронесёт?» Потом узнали — не пронесло, все сгинули на Соловках. А прадед Иван подался на строительство Днепрогэса. Дали справку, потом — участок на ДД. Достал стройматериалов, построился. Обычная глинобитка.На соседнем участке стоит другая глинобитка: моей бабушки Лиды. В сорок седьмом прадед Ваня отделил четыре сотки от общих десяти, разрешил строиться. Бабушка Лида вышла замуж за дедушку Колю.
В 1954-м деда Ваню сбила машина. По рассказу прабабки, дело было так: у водителя грузовика отказали тормоза, и был выбор: наехать на моего прадеда или на какую-то женщину. Водила решил, что женщина ценнее. Мне сегодняшнему, с огромным водительским опытом, эта сказочка непонятна насквозь. С какой это скоростью мчался по брусчатке грузовик образца 1954-го года? Куда делась коробка передач? Можно, ведь, воткнуть вторую или, даже, первую… Что случилось с бибикалкой? Но эту байку слушал суд советский и гуманный, и моя прабабка, без водительского опыта. Её выбор был таким: «Мои дети уже сироты, зачем делать сиротами и его детей? Не надо его судить». Вот так. Пожалела она водилу. Прадеда не стало.
Баба Лида — колоритный персонаж. Маленькая, метр пятьдесят пять, шустрая. Никак не божий одуванчик. В три года она пасла гусей, в семь — корову, приносила два ведра воды из колодца. А колодец в километре. Тогда все так жили. В 1941-м пришли немцы. Устроилась на завод, чтоб была бронь. Но в конце 1942 всё равно загребли в Германию. Мой прадед, её отец, Иван, тогда бабке сказал: «Не умничай, говори, что умеешь работать в сельском хозяйстве. Там, хоть, с голоду не помрёшь». Может, он был прав, может — нет. Еда была: баланда из брюквы (не знаю что это такое, как рассказывала бабушка, что-то среднее между буряком и репой). Одежду на зиму особо не давали, барак-сарай, где жили рабыни, не отапливался. Рвать сорняки приходилось руками. Надсмоторщик-поляк изгалялся над русскими, как мог. Короче, не сильно хорошо жилось рабыне в сельском хозяйстве Третьего Рейха. В 1944 поехала бабушка в райцентр, в мэрию, что ли. Перевелась на другую работу. Ей предложили на выбор несколько вакансий. До конца войны она помогала по дому, а дом был большой, жене какого-то офицера.
1945-й. Советская Армия освободила заключённых из лагерей. Мой настоящий дед, по фамилии Романов, попал в плен в 41, так в лагере и просидел всю войну. Где-то они с бабушкой Лидой пересеклись. Потом была полулюбовь-полуизнасилование. «Если я тебя сейчас не трону, ты другого найдёшь, а так — меня дождёшься!», — мудро рассуждал двадцатиоднолетний знаток жизни. Военнопленные при Сталине не котировались. То ли за плен, то ли за длинный язык, но десятку деду дали. И уехал он в Сибирь. Тем не менее, на свет появилась моя мама — Зина.
Послевоенные годы. Мужиков мало, баб много. Кому нужна девка с «хвостом»? А фиг вы угадали! Бабушка Лида была очень красивой в молодости. Фотографии видел более поздние: в 35 лет. Очень даже сильно. Трёх женихов бабушка забраковала. А, вот, дед Коля добился своего. Показал дорогу до цеха на «Запорожстали» молоденькой медсестре. Тяжело строились. Маму нянчила прабабушка Надя. Всегда называл ее: баба Надя. Потом родился у мамы брат: Саша. В семью бабы Лиды пришло счастье. А в десять лет мой дядя утонул. Больше счастья не было. То ли холодные немецкие денёчки, то ли голод, то ли ещё что, но больше баба Лида доносить никого не могла. Меня назвали в его память, но мама Зина реально называла не Сашей, а Саней. Наверно, суеверие какое-то. А баба Лида всю оставшуюся жизнь прожила с дедом Колей. Хотя он мне и не родной, но я его когда-то любил и уважал. Было за что.