Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

И он лежал, и как бы отдыхал.

Большое слабо-солнечное, кружево-солнечное пятно на потолке заливало неровный круг. И это пятно, неизвестно от чего отражённое, тоже было ласково ему сейчас, украшало чистую тихую комнату.

А Вера Корнильевна коварно вытянула у него из вены иглою сколько-то крови, крутила центрифугу, разбрасывала на тарелочке четыре сектора.

– А зачем – четыре? – Он спрашивал лишь потому, что всю жизнь привык везде спрашивать. Сейчас-то ему даже и лень была знать – зачем.

– Один – на совместимость, а три – проверить станцию по группе. На всякий

случай.

– А если группа совпадает – какая ещё совместимость?

– А – не свёртывается ли сыворотка больного от крови донора. Редко, но бывает.

– Вон что. А вертите зачем?

– Эритроциты отбрасываем. Всё вам надо знать.

Да можно и не знать. Олег смотрел на потолочное мреющее пятно. Всего на свете не узнаешь. Всё равно дураком помрёшь.

Сестра с белой короной вставила в защемы стойки опрокинутую пятомартовскую ампулу. Потом под локоть ему подложила подушечку. Резиновым красным жгутом затянула ему руку выше локтя и стала скручивать, следя японскими глазами, сколько будет довольно.

Странно, что в этой девочке ему повиделась какая-то загадка. Никакой нет, девчёнка как девчёнка.

Подошла Гангарт со шприцем. Шприц был обыкновенный и наполнен прозрачной жидкостью, а игла необыкновенная: трубка, а не игла, трубка с треугольным концом. Сама по себе трубка ничего, если только её тебе вгонять не будут.

– У вас вену хорошо видно, – заговаривала Вера Корнильевна, а сама подёргивала одной бровью, ища. И с усилием, со слышным, кажется, прорывом кожи, ввела чудовищную иглу. – Вот и всё.

Тут много было ещё непонятного: зачем крутили жгутом выше локтя? Зачем в шприце была жидкость как вода? Можно было спрашивать, а можно и самому голову потрудить: наверно, чтоб воздух не ринулся в вену и чтобы кровь не ринулась в шприц.

А тем временем игла осталась у него в вене, жгут ослабили, сняли, шприц ловко отъяли, сестра стряхнула над тазиком наконечность прибора, сбрасывая из него первую кровь, – и вот уже Гангарт приставила к игле вместо шприца этот наконечник и держала так, а сама наверху чуть отвернула винт.

В стеклянной расширенной трубке прибора стали медленно, по одному, подниматься сквозь прозрачную жидкость прозрачные пузырьки.

Как пузырьки эти всплывали, так и вопросы, один за другим: зачем такая широкая игла? зачем стряхивали кровь? к чему эти пузырьки? Но один дурак столько задаст вопросов, что сто умных не управятся ответить.

Если уж спрашивать, то хотелось о чём-то другом.

Всё в комнате было как-то празднично, и это белесо-солнечное пятно на потолке особенно.

Игла была введена надолго. Уровень крови в ампуле почти не уменьшался. Совсем не уменьшался.

– Я вам нужна, Вера Корнильевна? – вкрадчиво спросила сестра-японочка, слушая свой голос.

– Нет, не нужны, – тихо ответила Гангарт.

– Я схожу тут… На полчаса можно?

– Мне не нужны.

И сестра почти убежала с белой короной.

Они остались вдвоём.

Медленно поднимались пузырьки. Но Вера Корнильевна тронула винт – и они перестали подниматься. Не стало ни одного.

– Вы закрыли?

– Да.

– А зачем?

– Вам опять надо

знать? – улыбнулась она. Но поощрительно.

Было очень тихо в перевязочной – старые стены, добротные двери. Можно было говорить лишь чуть громче шёпота, просто выдыхать без усилия и тем говорить. Так и хотелось.

– Да характер проклятый. Всегда хочется знать больше, чем разрешено.

– Хорошо, пока ещё хочется… – заметила она. Губы её никогда не оставались равнодушны к тому, что они произносили. Крохотными движениями – изгибом, не одинаковым слева и справа, чуть вывертом, чуть передёргом – они поддерживали мысль и уясняли. – Полагается после первых двадцати пяти кубиков сделать значительную паузу и посмотреть, как чувствует себя больной. – Она всё ещё одной рукой держала наконечник у иглы. И с лёгким раздвигом улыбки, приветливо и изучающе, смотрела в глаза Олегу, нависая над ним: – Как вы себя чувствуете?

– В данный момент – прекрасно.

– Это не сильно сказано – «прекрасно»?

– Нет, действительно прекрасно. Гораздо лучше, чем «хорошо».

– Озноба, неприятного вкуса во рту – не чувствуете?

– Нет.

Ампула, игла и переливание – это была их общая соединяющая работа над кем-то ещё третьим, кого они вдвоём дружно лечили и хотели вылечить.

– А – не в данный момент?

– А не в данный? – Чудесно вот так долго-долго смотреть друг другу в глаза, когда есть законное право смотреть, когда отводить не надо. – А вообще – совсем неважно.

– Но в чём именно? В чём?..

Она спрашивала с участием, с тревогой, как друг. Но – заслужила удар. И Олег почувствовал, что сейчас этот удар нанесёт. Что как ни мягки светло-кофейные глаза, а удара не избежать.

– Неважно – морально. Неважно – в сознании, что я плачу за жизнь слишком много. И что даже вы – способствуете этому и меня обманываете.

– Я??

Когда глаза неотрывно-неотрывно смотрят друг в друга, появляется совсем новое качество: увидишь такое, что при беглом скольжении не открывается. Глаза как будто теряют защитную цветную оболочку и всю правду выбрызгивают без слов, не могут её удержать.

– Как вы могли так горячо меня уверять, что уколы – нужны, но я не пойму их смысла? А что там понимать? Гормонотерапия – что там понимать?

Это, конечно, было нечестно: вот так застигнуть беззащитные глаза. Но только так и можно было спросить по-настоящему. Что-то в них запрыгало, растерялось.

И доктор Гангарт – нет, Вега – убрала глаза.

Как утягивают с поля не до конца разбитую роту.

Она посмотрела на ампулу – но что там смотреть, ведь кровь перекрыта? Посмотрела на пузырьки – но не шли же и пузырьки.

И открыла винт. Пузырьки пошли. Пожалуй, была пора.

Она пальцами провела по резиновой трубке, свисающей от прибора к игле, – как бы помогая разогнать все задержки в трубке. Ещё – ваты подложила под наконечник, чтоб трубка не гнулась ничуть. Ещё – лейкопластырь оказался у неё тут же, и полоской пластыря она приклеила наконечник к его руке. И ещё – резиновую трубку завела меж его пальцев, пальцев этой же руки, свободно выставленных кверху как крючки, – и так стала трубка сама держаться.

Поделиться с друзьями: