Ральф де Брикассар

— Кричит и богохульствует как дьявол, — пожала плечами кузина Мелисандра, когда они сидели за столом.

— Не могу понять, почему божий суд так долго не падет на такого человека, — раздраженно заметила миссис Джексон, как будто пытаясь напомнить провидению, что пора уже и поторопиться проявить свою власть.

— Его все равно найдут когда-нибудь мертвым, он погибнет под копытами лошади, — успокоила ее кузина Мелисандра.

Вирджиния, конечно, ничего не сказала, но подумала про себя, что периодические пьянки Старого Саймона — не что иное, как протест против бедности и монотонности существования. Вирджиния и сама мысленно устраивала такие пирушки в своем Голубом Замке. Наверное, Старый Саймон, лишенный воображения, не мог этого сделать. Его побег от реальности был реальным. Поэтому она помахала ему сегодня с неожиданно возникшим у нее дружеским чувством. Старый Саймон, все-таки не настолько пьяный, чтобы не узнать, кто его так дружески приветствует, от удивления чуть не выпал из своей разбитой повозки.

К тому времени они уже были у большого дома дяди Гэвина, который даже из соседних домов нелепой конструкции выделялся своей претенциозностью со всеми этими бесполезными окнами и эксцентричными крылечками. Вирджинии этот дом всегда напоминал самодовольного, напыщенного человека с бородавками на лице. Но раньше она молчала, а сегодня решила высказать свое мнение.

— Сплошное богохульство строить такие дома, — как бы между прочим заявила девушка, поднимаясь по ступенькам.

Миссис Джексон вздрогнула и опять подумала, что лучше бы уж Вирджиния оставалась сегодня дома. Она трясущимися руками сняла шляпу в прихожей и, дождавшись, когда кузина Мелисандра прошла вперед, предприняла еще одну слабую попытку предотвратить катастрофу.

— Не можешь ли ты вести себя как подобает настоящей леди? — умоляюще попросила она дочь, задерживая ее на площадке.

— Ах, если бы только была хоть какая-то надежда забыть все это, — задумчиво проговорила Вирджиния, и миссис Джексон поняла, что не может бороться с провидением.

10

Благословим эту пищу для нашей пользы и посвятим наши жизни служению Всевышнему, — кратко сказал дядя Гэвин.

Тетя Тримбал обомлела. Она всегда считала тосты Гэвина слишком короткими и легкомысленными. Тост в понимании тети Тримбал должен длиться по крайней мере минуты три, провозглашаться неземным тоном, напоминающим нечто среднее между стоном и молитвой. В знак протеста она держала голову склоненной подобающее по продолжительности время, чтобы привлечь внимание присутствующих. Когда она наконец позволила себе сесть прямо, то заметила, что Вирджиния смотрит на нее. Тетя Тримбал отвела глаза и с этого момента поняла, что с Вирджинией не все в порядке. В этих странных раскосых глазах — «нам следовало и раньше догадаться, судя по этим глазам, что с девушкой не все в порядке» — был ясно виден проблеск насмешки и удивления, как будто Вирджиния смеялась над ней. Невероятная вещь, безусловно. Тетя Тримбал отвернулась и запретила себе думать об этом.

А Вирджиния наслаждалась собой. Никогда раньше ни на одном семейном сборище она не нравилась себе так, как в этот раз. Сколько она себя помнила, на семейных вечерах или в детских играх она была нужна только для количества. Джексоны всегда считали девушку очень скучной, к тому же она не обладала салонными манерами. Правда, Вирджиния и сама не настаивала на внимании, ей и самой было скучно на этих семейных торжествах. Она уносилась мыслями в свой Голубой Замок и от этого становилась еще более рассеянной, подтверждая репутацию синего чулка и пустого места.

— Наша Вирджиния совершенно не умеет себя вести в обществе, она абсолютно не коммуникабельна, — заявила однажды тетя Тримбал, и это так и было, потому что Вирджиния обычно забивалась в уголок и замирала от страха сделать что-нибудь не» так. Но сейчас девушка никого не боялась. Оковы спали с ее души, и сейчас она была готова вступить в разговор, как только такая возможность представится. Вирджиния ликовала в душе, заметив оценивающие взгляды дяди Гэвина, а он сегодня и в самом деле часто поглядывал на девушку, не понимая, что она сделала с волосами, но подумал с удивлением, что Вурж, в конце концов, совсем не так дурна, и положил на ее тарелку лишний кусок белого мяса.

— Какие травы наиболее губительны для женской красоты? — произнес дядя Роберт только для того, чтобы начать разговор, как будто хотел сказать: «Расслабьтесь немного».

Вирджиния, которая, как всегда, должна была произнести: «Так какие же?», молчала. И все остальные тоже сидели, как будто набрав в рот воды. Поэтому дядя Роберт после выжидательной паузы вынужден был ответить сам: «Тимьян», понимая, что в этот раз его загадка провалилась. Дядя Роберт недружелюбно посмотрел на Вирджинию, которая никогда раньше не подводила его, но девушка, казалось, не проявляла к родственнику никакого внимания. Она поглядывала по сторонам, подолгу задерживала взгляды на каждом из присутствующих, наблюдая за их ужимками с отрешенной, блуждающей улыбкой.

Это были люди, к которым девушка относилась всегда с уважением и страхом. И сейчас она смотрела на них совсем другими глазами.

Вездесущая, снисходительная могучая тетя Эйлин, которая считала себя самой умной женщиной семейства, ее муж, размером немного меньше рыболовного крючка, и ее дети-вундеркинды. Ведь это именно ее сын Говард имел полный рот зубов уже в одиннадцать месяцев. И именно эта женщина может дать вам советы на все случаи жизни — от приготовления грибов до ловли змей. Что за зануда со своими уродливыми бородавками на всем лице!

Кузина Лилиан, которая постоянно только и знает, что говорит о своем сыне. Он умер молодым и тем самым убил ее, живущую. У нее постоянные невриты, или то, что она называет невритом. Болезнь перескакивает с одной части тела на другую. Очень удобная штука. Если кто-то просит кузину Лилиан сходить куда-нибудь, а она не хочет идти, то неврит переходит на ноги. Если требуется пошевелить мозгами, неврит оказывается именно там. «Как же можно думать с невритом в голове, милочка!»

«Ах ты, старая притворщица», — неприязненно подумала Вирджиния.

Тетя Патриция. Вирджиния для начала сосчитала ее подбородки. Тетя Патриция — совесть всего клана. Она могла критиковать любого, даже полностью растоптать его. Не только Вирджиния, но и многие другие члены семейного клана остерегались тети Патриции. По общепринятому мнению у нее был злой язык. Интересно, что бы произошло с твоим лицом, если бы ты хоть раз улыбнулась? — тайно злорадствовала Вирджиния.

Вторая кузина Ребекка Дайлер, с огромными блеклыми, невыразительными глазами. Она была замечательна только тем, что обладала множеством секретов солений и больше ничем. Она так боялась сказать что-нибудь не то, что никогда не произносила чего-нибудь, достойного быть услышанным. Кузина была настолько благопристойной, что покраснела, увидев однажды рекламу корсета, и надела платье на статую Венеры, считая, что так будет приличнее.

Маленькая кузина Джорджина. Она не такая уж и плохая со своей маленькой душой, только слишком мрачная. У нее, как всегда, был накрахмаленный и отутюженный вид, и она умела держать себя в руках. Единственная вещь, которая радовала маленькую кузину, были похороны. Любой покойник вызывал у нее совершенно умилительные чувства, потому что уже ничего не может случиться, если человек — покойник. А пока теплится жизнь, существует и страх.

Дядя Джефсон. Привлекательный, темноволосый, с саркастичным, похожим на капкан ртом, седыми бакенбардами, любимым занятием которого было писать гневные письма в «Кристиан Таймс», обрушиваясь на модернизм. Вирджиния всегда думала, что дядя Джефсон, даже когда спит, остается таким же величественным и торжественным. Немудрено, что его жена умерла молодой. Вирджиния помнила ее. Маленькая, чувствительная. Дядя Джефсон категорически отвергал все желания жены и как будто нарочно делал только то, чего она не хотела. Он просто-напросто убил женщину совершенно открыто. Он задушил ее и заморил голодом.

Дядя Роберт, страдающий одышкой, с мешками под глазами, напыщенный человек, которого совершенно не за что уважать.

Дядя Тримбал. Длинное, мертвенно-бледное лицо, тонкие, редкие соломенного цвета волосы — «один из светловолосых Джексонов» — тощая, сутулая фигура, отвратительный высокий лоб с уродливыми морщинами и глаза, конкурирующие по интеллигентности с рыбьими, — думала Вирджиния. «Напоминает карикатуру на самого себя».

Тетя Тримбал. Ее звали Мэри, но обращались к ней исключительно по имени мужа, чтобы отличать ее от Великой тети Мэри из Австралии. Массивная, величественная, вечная леди. Великолепно уложенные седые волосы. Богатое, модное, расшитое бисером платье. Удаленные с помощью электрического тока бородавки, которые тетя Эйлин называла божьим даром.