Рамаяна по-русски

Света с замиранием сердца посмотрела на ринг. Там здоровенный мускулистый десятиголовый двадцатирукий амбал, от души прикалываясь, лениво метелил подслеповато прищурившегося паренька, который был ростом в два раза ниже его.

Юноша с кровоточащим носом, разбитой губой, рассечённой бровью, вывихнутой левой рукой, которая болталась плетью, вытекшим правым глазом и проломленным в нескольких местах черепом упрямо вставал после каждого очередного падения, аккуратно вправлял вывалившийся из орбиты левый глаз на своё законное место и снова бесстрашно бросался на чёрного гиганта. Тот раздражённо отмахивался, отправляя Гату в следующий нокдаун и орал, заглушая толпу:

– Ты достал уже, дохляк! Хорош уже! Остановите этого придурка!

– Прекратите немедля! – вторя Раване, закричала Света и попыталась выскочить на ринг, но двое секьюрити цыганского вида, сверкая глазами, золотыми фиксами и такими же серьгами, стремительно перехватили её движение, взяв за плечи крепкими как железные тиски руками.

– Нет! Ещё! – хрипел упрямый Гата и снова бросался в схватку.

Непонятно как, но ему удалось достать хуком справа одну из высунувшихся вперёд и потерявших бдительность центральных голов императора демонов. Голова закатила глаза и повалилась наземь, увлекая за собой девять остальных и всё огромное тело. От страшного удара затылками все головы, несомненно, получили сотрясение того, что у других предметов с тем же названием, принадлежащих телам других разумных существ, является мозгом.

Ринг содрогнулся. Рефери досчитал до десяти.

– Нокаут! – выдохнул зал вместе с арбитром поединка.

– Ура! Я поставила десятку, а выиграла миллион! – истошно завопила тонким голосом подозрительно похожая на Гату страшненькая девушка в очках.

Принимающий поздравления и покрытый многочисленными увечьями Гата победно поднял руки над головой и повернулся к Свете. Та, не веря своим глазам, бросилась поздравлять с победой бесстрашного коршуна в человеческом облике. На удивление цыгане-секьюрити в этот миг куда-то пропали.

Но буквально за шаг до того, как Гата и Света должны были обнять друг друга, раздался громкий выстрел. Света почувствовала, что тело Гаты вздрогнуло и обмякло в её объятиях.

Морок исчез вместе со всеми крикунами и рингом. Поднявшийся с земли Равана с синяком под одним из глаз засунул за пояс револьвер и сказал:

– Вот так, мля… Кина не будет.

38. Небо рухнет на землю, перестанет расти трава…

– Господи! Несчастная птица, рискнувшая попытаться освободить меня, ты разделила со мной мою злую судьбу. Спасибо тебе за это, – выдохнула дочь короля Джона, не в силах плакать.

Она положила коршуна на землю. Он был ещё жив и молча и немного виновато с любовью смотрел на Свету, словно хотел попросить прощения за то, что не сумел освободить её. Равана подошёл сзади, схватил коршуна и с криками:

– Вот тебе за то, что сломал мой звездолёт, гад! – двумя ударами отрубил Гате крылья. Потом он швырнул коршуна под ноги и принялся пинать и топтать его, вслух подсчитывая, на сколько миллионов баксов друг Светы и Ромы его опустил, превратив «Пушпаку» в ни на что, кроме сдачи в утиль, не годную груду металлолома.

Устав издеваться над безответным телом и опомнившись, император увидел, что жёлтый сарафан Светички мелькает где-то далеко-далеко между берёзками прозрачной рощи. Равана злобно прищурился и устремился следом за убегающей женщиной, приговаривая на ходу:

– Простота деревенская! И прятаться-то как следует не умеет!

– Ромочка, миленький! Спаси меня! Спаси, родненький мой! – на бегу причитала Света, задыхаясь и выбиваясь из сил.

Она не знала, куда бежать. Она никогда не уходила далеко от дома без мужа. Она была лишь внешне похожа на божественную воительницу Дургу, владеющую всеми видами оружия и истребившую остатки отряда Душмана и убившую Кару. Но Дурга в этот раз куда-то запропастилась. Как и Рома с Алексеем. Света бежала, а вокруг стояла зловещая мёртвая тишина. И затмение не прекращалось.

Вдруг кто-то во мраке схватил Светичку за волосы.

– Свершилось! Конец Дашагривы Раваны близок и неизбежен! – выдохнул Лес.

Все боги и отшельники, наблюдающие в медитации за происходящими в Джанастане событиями, – все, как один! – увидели: рыба попалась на крючок! Равана обрёк себя на неизбежную гибель, покусившись на честь праведной женщины.

Равана, схвативший Ваидехи за волосы и за ноги, взмыл с ней высоко в небеса, не обращая внимания на то, что гирлянда с шеи и браслеты с рук Светули падают на землю.

Скованная ужасом от произошедшего, Света кричала Раване, несущему её над лесами на высоте грозовых туч, озарённых багрово-кровавым светом выползающего из-за Луны Солнца:

– Ты порождение ада, Равана! Ты убийца моего друга! Твой позор будет вечен, похититель беззащитных женщин! Неужели тебя не останавливает стыд и осознание того, что весь мир узнает о твоей низости? Будь ты проклят, трусливый вор, считающий себя героем! Как стремительно ты убегаешь от неизбежности! Остановись и прими смерть в честной битве! Сойдясь на поле сражения с моим мужем и господином ты не продержишься и мгновения, даже если за твоими плечами будет стоять огромная армия! Стрела Романа настигнет тебя, где бы ты ни скрывался! Ради сохранения собственной жизни отпусти меня. Ты никогда не добьёшься меня. Я наложу на себя руки, а мой муж придёт в Ланку и расправится с тобой. Разве ты не чувствуешь, как петля смерти затягивается на твоей дурацкой шее? Или ты горишь желанием как можно быстрее увидеть Стикс, наполненный твоей кровью? Мой муж уничтожил четырнадцать тысяч твоих нукеров – и тебя ждёт их участь!

– Хватит уже! – взмолился Равана. – Какая ты, право, сварливая баба! Давай обсудим все вопросы дома, во дворце. К тому времени, глядишь, что-то и прояснится. Я тебя с родителями познакомлю, фотографии свои покажу, колье с двенадцатью бриллиантовыми подвесками подарю. Помолчи хоть минутку: мне тяжело лететь без «Пушпаки», особенно когда ты так много говоришь…

Поняв, что разговаривать с императором бесполезно, Света посмотрела вниз и увидела, что они пролетают мимо горного хребта. На одной из гор к вершине карабкалась кучка упёртых альпинистов, на другой играла музыка и развесёлые лыжники с надписями «Gitlerjugend» на зэковских фуфайках и с лыжными палками в руках, ничего не замечая, гнались за Штирлицем и пастором Шлагом и стреляли в них короткими и длинными очередями из шмайссеров, на что Штирлиц, показывая язык преследователям и подбадривая Пастора, с остервенением кричал: – Не попали, не попали! Фуфлыжники! – На третьей горе стояли обезьяны типа йети в количестве пяти почему-то человек и, задрав голову, наблюдали за полётом Раваны и Светы. Самая маленькая обезьяна, на ходу сочиняя, декламировала:

Там королевич мимоходомПленяет грозного царя!Там в облаках перед народомЧерез леса, через моряКолдун несёт богатыря!

– Чё ты, Саня, не видишь? Какого на фиг богатыря? Это Равана Свету на Ланку несёт! – поправила Александра Сергеевича самая большая и зоркая обезьяна.

– Мало ли кто кого несёт, – обиделась маленькая обезьянка и перед тем, как убежать из нашей истории в Санкт-Петербург на набережную реки Мойки в квартиру-музей своего имени, добавила: – Что мне удавиться, если Света с морями не рифмуется?

– Мальчики, миленькие, – крикнула Света и бросила им свою любимую накидку, – передайте Ромику, что я его люблю и жду!

– Хорошо, передадим, если увидим! – пообещали обезьяны-йети, приветственно замахали руками и наперегонки побежали ловить накидку.

Из-за леса, из-за гор на напоминающем этажерку аэроплане с надписью «Dedushka Egor» на фюзеляже подлетел какой-то папарацци и принялся щёлкать фотокамерой со вспышкой и радостно покрикивать на дикой смеси старославянского и новоитальянского о красоте и редкости снимков и о том, сколько, «блякха-мукха», миланские газетчики заплатят ему за публикацию. Да так рьяно кричал, что Равана деликатно выругался, достал из кармана базуку и беспощадно расстрелял храброго фотокорреспондента, который тут же заживо сгорел вместе со своим самолётом и фотоаппаратом. Лишь магниевая вспышка прощально взорвалась, осветив напоследок небеса зловещим фейерверком.