Рандеву с йети
Шрифт:
— Ты из-за вчерашнего паслена?
— Почему вчерашнего. Вон он, колосится. Цветет буйным цветом. Но дело не в этом. Я сегодня, пока тебя не было, съездил еще раз в Подлесное. И потряс там как следует Колю Мордовченко. Мне, понимаешь ли, показалось вчера, что он действительно чего-то недоговаривает. То есть пижонит, конечно, понты кидает, набивает себе цену. Что вполне объяснимо — хотя бы присутствием очаровательной юной разведчицы, на которую, если принять в расчет ее могучего и вообще привлекательного во всех отношениях спутника, Коле остается только поглядеть. И то недолго. Но было у меня сомнение. И я решил сегодня расставить все точки над ё. Единственная, между прочим, буква современного русского алфавита, над которой вообще можно расставлять точки. Внести, так сказать, ясность. И без дам. Крутой,
— А он пялился?
— Пялился, пялился. Еще как пялился. По крайней мере мне, ревнивому любовнику, так показалось. Ревность — чувство иррациональное.
— Ну и как поговорили? Надеюсь, все живы?
— Все живы. И даже обошлось без демонстрации силы. Коля оказался на удивление понятлив для поэта. И сообщил массу полезных сведений.
— Каких, например?
— Например, таких, что у него не состоялся роман с нашей любезной хозяйкой, почему он, собственно, на нее и обижен.
— Ну, что ж. Сведения действительно ценные. Мой сон, конечно, к делу не подошьешь, а вот эту развединформацию — непременно. Несостоявшийся роман между сельским учителем и матерью-одиночкой неоспоримо доказывает…
— Не перебивай. Я еще не все Колины обиды перечислил.
— Ну, это надолго.
— Да нет, не слишком. Потому что нас интересуют далеко не все его обиды. А интересует нас одна, конкретная. Потому что больше всего он обижен на Ольгу Нестеровну Семенову за то, что она, нехорошая женщина, когда Колины домогательства приобрели совсем уже кавказский характер, прибегла к помощи другого своего поклонника.
— Я — вся внимание. Увлекательная повесть из деревенской жизни. Кашин говорил, что Колю в Сеславине как-то раз побили. Ольгины ухажеры? Мы в самом центре событий. Роковая вдова. Горы трупов и море крови.
— Проблема в том, какой он из себя, этот другой ее поклонник.
— И какой же он из себя?
— Большой. Очень большой.
— Могу понять Колю. Ты, кстати, тоже подумай. А вдруг я у тебя — для отвода глаз…
— А еще он весь в шерсти, Ирочка. Весь-весь. И ходит без одежды. И между пальцев у него — перепонки.
Глава 8
2 июля 1999 года. Село Сеславино Саратовской области.
История эта началась, как выяснилось, три года тому назад, когда Коля Мордовченко впервые побывал в Сеславине — нужно было пообщаться кое с кем из родителей его, Колиных учеников в среде, так сказать, естественного обитания. В Сеславине народу жило раз два и обчелся, своей школы, естественно, не было, и дети каждое утро ездили на совхозном «уазике» в Подлесненскую десятилетку.
Каким образом познакомились Коля Мордовченко, учитель этой самой подлесненской средней школы, и Ольга Семенова, мать мальчика-дауна, не подлежащего обучению не только в десятилетке, но и вообще ни в одном образовательном учреждении, — этого Виталий выяснять не стал. Это было не слишком важно. Важно было другое: сам ход дальнейшего развития событий. Коля был мужик застоявшийся, и по каким-то его, Колиным соображениям сеславинская вдова как женщина устраивала его куда больше многочисленных и доступных подлесненских вариантов. Скажем, относительно молодых коллег по средней школе, которые Коле делали неоднократные авансы.
Коля повадился ездить в Сеславино чуть не каждый день. Ольга с самого начала дала ему от ворот поворот, по совершенно непонятной для Коли причине. Мужик он видный, не то чтобы богатый, но зато малопьющий, что по деревенским меркам — уже сокровище. Ольга жила одна, ухажеров никаких не имела — на этот счет Коля заранее навел справки. В деревне каждая собака все про всех знает. Или делает вид, что знает. Но Колю результаты опросов общественного мнения убедили в том, что здесь особенных проблем не будет. Жениться ему на Ольге Нестеровне или не жениться, об этом он пока не думал. Время покажет. Но ему нужна была, во-первых, постоянная женщина, а, во-вторых, хозяйка. Сколько можно самому себе готовить, и за одеждой следить, и в доме убирать. У человека должна быть
женщина — эту истину Коля усвоил с юности, и хотя его прошлые эксперименты в этом плане особой длительностью не отличались (он был человек тяжелый, легко обидчивый и чуть что норовил хлопнуть дверью), но охота к экспериментам от этого не прошла. Ну, а в том, что за него, за такого положительного, любая одинокая женщина хоть в Подлесном, хоть в Сеславине, хоть в любом другом окрестном центре цивилизации уцепится с радостью, он нимало не сомневался. И был поражен до глубины души, когда Ольга Нестеровна при первой же с его стороны попытке объясниться отказала ему наотрез, и более того, сказала, чтобы он и думать о ней забыл и впредь видов никаких не имел.Для Коли это был полный нонсенс. Это не укладывалось ни в одну из его моделей мира — ни в математическую, построенную на сугубо рациональной логике в сочетании с махровым прагматизмом, ни в поэтическую, построенную сплошь на романтических моделях самого что ни на есть лотреамоновского образца (обе модели в Колиной вселенной сосуществовали мирно, взаимно не соприкасаясь и друг другу не мешая; а потому и декадансный театральный жест, и запредельное жлобство во всем, что касалось материй экономических, были ему свойственны в равной степени). Коля не понял. А не поняв, стал требовать сатисфакции.
Он ездил в Сеславино чуть не каждый день. Он подкарауливал Ольгу Нестеровну в обеденный перерыв, или вечером, на дороге к дому, или совсем уже поздно, когда она выходила за водой. Он рисовал ей перспективы безбедной жизни за его широкой спиной. И готов был ради нее пойти на что угодно — вплоть до конфронтации с местными молодыми людьми.
Местные молодые люди в количестве трех штук Ольгу Нестеровну, конечно, как объект ухаживаний навряд ли воспринимали всерьез. Но был извечный как Волга деревенский императив — всякий чужак, имеющий наглость строить куры «нашим девкам», да будет жестоко наказан. По разряду «наших девок» Ольга Нестеровна тоже никак не проходила — хотя бы в силу возраста. Но один из молодых людей был племянник ее бывшего мужа, и к извечным как Волга законам по охране деревенского генофонда прибавились понятия о семейной чести, довольно смутные, но вполне способные спровоцировать на мордобой. В особенности если учесть, что Колю и без того в округе недолюбливали.
Трое сеславинских народных мстителей подкараулили Колю как-то раз, когда он поздно вечером возвращался домой в Подлесное после очередного долгого и нудного — а по-другому Коля не умел — разговора с Ольгой. То есть на грунтовой дороге, по которой можно было добраться до проходившей в пяти километрах трассы. И побили. Побили, по деревенским меркам, не сильно — так, поучили. Но следы побоев у Коли на лице остались, и довольно явственные, и на следующий же день Коля предъявил их, эти самые следы, в Марксовском райотделе милиции, и по факту хулиганских действий, выразившихся в нанесении легких телесных повреждений, а также материального ущерба на сумму в полторы тысячи рублей (Коля включил сюда разбитые очки, безбожно завысив их стоимость, и порванный учительский костюм в мелкую клетку, довольно старенький, но вполне приличный) был составлен протокол. До суда дело не дошло, поскольку молодые люди, а также их родители очень постарались уладить дело миром. Коля покочевряжился (можете себе представить), получил отступного на всю сумму иска, не считая мелких, но довольно многочисленных знаков внимания, и заявление забрал. И с тех пор обрел в Сеславине полную свободу рук, поскольку запуганные перспективой суда родители молодых людей сами были с ним теперь отменно вежливы и сыновей понуждали к тому же.
В Сеславине уже смирились было с мыслью, что Коля теперь — почти что свой. Плохонькое, как говорится, но свое. И очень удивились, когда буквально через несколько дней, вместо того, чтобы воспользоваться, наконец, плодами победы над закосневшими в предрассудках аборигенами и с присущим ему упорством пропилить-таки упрямую вдову, Коля вовсе перестал наведываться в Сеславино и с тех пор носа туда не казал. Для всех местных жителей это было и оставалось до сих пор неразрешимой загадкой — чем, интересно, Ольга Семенова могла отпугнуть зануду Мордовченко, которому, по общему сложившемуся мнению, легче уступить, чем объяснить, почему тебе не хочется этого делать.