Рандеву

Эрика — я ужасно радовалась, что увижусь с ней, — заболела и сидела дома. Она казалась хмурой и подавленной, но сказала мне, что весной с удовольствием приедет во Францию. Раньше уйти в отпуск она не сможет. Работы в офисе полным-полно, и она не обещает, что удастся выкроить недельку раньше весны. Нескольких ее коллег уволили, поскольку показатели работы предприятия оказались неудовлетворительными.

В доме родителей Эрика мне никак не удавалось уснуть. Я подпрыгивала на кровати при каждом звуке. Я слышала все — как соседи спустили воду в туалете, как где-то на другом конце деревни просигналила машина. Вот завыла сирена, стала приближаться, а потом удалилась и затихла. Непонятный стук на улице заставил меня встать и подойти к окну. В темноте какой-то человек ставил на улице контейнер для мусора. Нашел время…

Все эти звуки, люди, дома, машины, нехватка дневного света, темные дни перед Рождеством, долгие поиски места для парковки сидели у меня в печенках.

Родители Эрика очень старались, чтобы нам было хорошо. Поставили елку, украсили ее белыми и серебристыми шарами и бантами. Еще на ней были шоколадки для детей. Индейка вышла немного пересушенной. Салат утопал в пресном соусе.

Мне не хватало оливкового масла. Уксуса и базилика. Луи и обоих Антуанов. Покоя, пространства и извилистых тропинок. Пестрых коров и холмов, на которых они паслись. Вида из дома.

Я скучала по Франции.

За эту неделю в Голландии я очень ясно поняла, что мне больше нравится находиться в наполовину отремонтированном доме в глуши, во Франции, почти не говоря по-французски, чем в этом перенаселенном ведьмином котле, рядом со всеми этими людьми, которые были мне по сердцу. Или уже не были?

Но все-таки Голландия была моим домом тридцать четыре года. Здесь я знала счастье дружбы, любви, замужества, материнства. И полгода, проведенные во Франции, лишили меня корней.

Я села у воды и стала смотреть, как по ее поверхности снуют насекомые. Потом улеглась в траву и устремила взгляд в небо.

Оно было светло-голубым. Там и сям виднелись клочья облаков. Блестящая точка рассекала воздух, оставляя за собой ровный, словно по линейке прочерченный след. Он медленно расширялся, а потом и вовсе исчезал в голубизне, по мере того как самолет продолжал свой путь. Стрекотали сверчки, очень тихо, но это, безусловно, были они. Мне было хорошо.

Жизнь прекрасна.

Петер сдержал свое слово. В последние месяцы он предпринимал осторожные попытки к сближению. Несколько раз они с Клаудией приглашали нас к себе, и мы всегда прекрасно проводили время.

Я начала видеть в Петере больше человеческого. Он совершал ошибки и пытался их исправлять. Хотя я уже никогда бы не смогла полностью доверять этому человеку, страх перед ним исчез.

Эрик больше не заикался о совместном проекте с Вандамом. Он увлеченно создавал сайт нашей частной гостиницы.

Мой муж купил цифровую камеру и сфотографировал наш дом, комнаты для постояльцев, а также местные достопримечательности. Мы наладили контакт с различными интернет-фирмами, предлагающими услуги частных гостиниц и занимающимися посредничеством. Через некоторое время работы по отделке дома должны были закончиться, и мы могли сделать последние фотографии. Мы с Эриком надеялись, что в разгар сезона нам удастся разместить нескольких гостей и заработать свои первые деньги во Франции.

Возможно, интрижка с Мишелем пошла мне на пользу. Теперь я понимала, как у меня все хорошо. Эрик был надежным, милым и заботливым. Моя опора.

Наша авантюра с поездкой во Францию сначала развела нас, но потом вновь соединила, причем еще крепче. Наверное, все хорошие семейные отношения хотя бы раз подвергаются проверке на прочность. Я вспомнила, что где-то читала об этом.

Каждая пара однажды переживает кризис. Если основа отношений ненадежна, люди расходятся. В противном случае их связь становится еще крепче. Я полагала, что мы с Эриком принадлежали ко второй группе. Секс с ним не был похож на фейерверк, но после того, что я пережила в последнее время, он стал очень органичен и был больше, чем просто секс.

В объятиях Эрика мне было хорошо и спокойно.

Дела у наших детей шли просто отлично. Бастиан и Изабелла на удивление быстро освоились в школе. Классная руководительница вчера сказала, что их перевод в следующий класс — дело решенное.

Их французский, конечно, послабее, чем у местных детишек, но старание и прогресс были налицо. У обоих появились друзья, а Бастиан пошел еще дальше. Он по уши влюбился в одноклассницу, смешную веснушчатую Лауру. Когда я приходила за сыном, они всегда сидели у стены, держась за руки.

Мишеля я не видела с ноября, но думала о нем постоянно. К теплым воспоминаниям безжалостно примешивалось жгучее чувство стыда. Как я могла быть такой дурой? Слова Петера не забывались. Я — трофей. Новенькая. Приключение.

Хоть убейте, но я не понимала, почему Мишель прилагал такие усилия, пытаясь дозвониться своему трофею.

Он работал в гористой местности недалеко от испанской границы, и связаться по телефону с кем-нибудь здесь было задачей не из легких.

Я представила, как он, сидя в каком-то кафе, набирает наш номер на своем допотопном телефоне, и каждый раз эти попытки оказываются неудачными. После он возвращается на стройку — это километров сорок. Впрочем, возможно, все было и не так. Может, Мишель подцепил там какую-нибудь местную красотку. И даже не одну. Все жительницы деревни от четырнадцати лет до сорока — его подружки. Ну и что? Меня это не должно интересовать. И не интересует.

Чувство стыда было слишком сильным, таким же, как и облегчение от того, что вся эта история закончилась. Она в прошлом, по крайней мере для меня. Я была в этом уверена. Скоро мне представится возможность выяснить, так ли сие на самом деле. Мишель, Брюно и Арно закончили свое «горное предприятие». С завтрашнего дня они снова работают у нас.

44

Мишель выпрыгнул из одного из потрепанных автобусов Петера.

Выглядел он прекрасно. Лучше, чем в моих воспоминаниях. Я стиснула зубы и застыла во дворе, держа перед собой пустую лейку, как щит. Сердце колотилось о ребра и готово было выпрыгнуть из груди.

Его плавные движения. Загорелые руки, футболка без рукавов.

Пират встал на задние лапы и, виляя хвостом, положил передние ему на грудь. Мишель возился с собакой, как ни в чем не бывало. Как будто ничего не случилось. Как будто он был здесь в последний раз не пять месяцев назад, а вчера.

Потом он оторвался от собаки и посмотрел на меня. Наши глаза встретились. Обжигающий взгляд, который даже на расстоянии вызвал у меня внутри короткое замыкание. Все звуки стали нечеткими и слились в неясный шум. Холодные зимние месяцы, боль, смятение, одиночество и очень многое другое канули в небытие. Все кануло в небытие.

Я еще крепче прижала к себе лейку.

Я должна была его ненавидеть. Но тело меня опять предало — меня неудержимо влекло к Мишелю. Все мои гормоны скандировали его имя. Собрав в кулак остатки воли, я бегло всем кивнула и пошла в дом. Я пренебрегла французской обходительностью. Поцеловать Мишеля? Нет уж, увольте. Я просто не могла этого сделать. Взбежала по лестнице и трусливо заперлась в одной из ванн для гостей. Там я просидела по крайней мере полчаса, закрыв глаза и прижавшись спиной к стене. Не могла унять дрожь и проклинала себя.