Раненое сердце

— Но почему? — спросила Сьюзен. — Я не понимаю, почему это так волнует Дельгадо. Здесь нет ничего, что было бы для него важно.

— Должно быть что-то, — сказала Дженнифер. — Что-то, чего мы не знаем.

Сьюзен пришлось признать ее правоту.

Роджер был в ловушке. И казалось, из нее не было выхода.

Все, что она узнавала, делало ситуацию все более безнадежной.

Глава 17

Звонок, которого Сьюзен с таким нетерпением ждала, прозвучал в одиннадцать тридцать.

Его голос казался громким и счастливым.

— Сегодня замечательное утро, — сказал Роджер, хотя она едва ли это заметила. — Давай встретимся в Центральном парке опять.

— Когда?

— Так скоро, как ты сможешь. Договорились?

— Договорились, — сказала она и повесила трубку.

От радости она совсем забыла о двух обстоятельствах. Первое — за ней следил кто-то из банды Дельгадо. Второе — за ним тоже. Но теперь было уже поздно.

Дженнифер все еще находилась у нее, и Сьюзен поделилась с ней вновь возникшей проблемой.

— Можно, я тоже пойду? — тут же спросила журналистка. — Возможно, я смогу чем-то помочь.

Сьюзен отсутствующе улыбнулась:

— Мы можем пойти туда вместе, но затем ты оставишь нас одних, я познакомлю вас позже.

Дженнифер тоже улыбнулась:

— Я не собираюсь быть третьей лишней и не хочу испортить вашу встречу, только поговори с ним серьезно. Ты сейчас не в той ситуации, чтобы всецело отдаться романтической обстановке.

— Л как быть с тем человеком, который следит за мной? — спросила Сьюзен. Ужасно осознавать, что пара незнакомых глаз следит за каждым твоим шагом!

— Не волнуйся, мы избавимся от этого хвоста, — сказала Дженнифер уверенно. — Я знаю, что надо делать!

Они спустились вниз в лифте, повернули налево по Пятой авеню и прошли два квартала, прежде чем Дженнифер загадочным тоном сказала: «Иди за мной!» Она свернула на другую улицу, вошла в музыкальный магазин и, пройдя его насквозь по коридору между прилавками, вышла через служебный вход.

— Быстро! — крикнула она.

Они поспешили в следующий магазин и поднялись на второй этаж по эскалатору. Сьюзен устремилась в женскую комнату. Дженнифер — за ней.

Они сразу же вышли во вторую дверь, на заднюю лестницу, спустились по ней, открыли пожарную дверь и оказались на соседней улице.

Девушки поймали такси и доехали до ближайшей станции метро, дождались на платформе поезда и вошли него в самый последний момент, перед тем как двери закрылись. Они вышли на следующей остановке и поймали другое такси.

— Я думаю, это должно было сбить с толку этого соглядатая, — сказала Дженнифер с гордостью, и Сьюзен решила не портить ей настроение, напоминая, что за Роджером тоже следят.

Они расстались перед входом в парк. Дженнифер объяснила, где она будет находиться.

— Если вдруг тебе нужно будет со мной поговорить, — пояснила она и ушла.

Сьюзен медленно вошла в парк, любуясь солнцем, бросающим свои лучи на деревья, и яркостью травы, выделявшейся на фоне серых стен.

Вдруг она увидела Роджера, идущего к ней по другой дорожке. Он избавился от своего тропического наряда и был в костюме. Она отметила его спортивную фигуру и вдруг поняла, что уже не просто идет, а мчится к нему.

На этот раз Сьюзен не смогла удержаться. Когда они подошли друг к другу, она подняла руки и обняла его за шею, а затем поцеловала в губы. На мгновение, но только на мгновение его руки тоже обхватили ее, и все его тело подчинилось ее чувству. Потом он мягко отстранил ее и посмотрел на нее растерянно.

— Мне нужно было увидеть тебя, — сказал он. — Но это не очень хорошо для нас обоих.

— Мне тоже очень многое нужно рассказать Тебе, — ответила Сьюзен. — Но сначала я хочу задать тебе один вопрос. Я должна знать.

— Давай пройдемся, — предложил он. Она взяла его руку и крепко сжала.

— Я никогда не думала, что мне придется спрашивать об этом кого-либо, — начала Сьюзен. — Но я должна.

— Если это то, о чем я думаю, то не надо, пожалуйста. Это нечестно, — сказал он.

— На войне и в любви все нечестно. А мы находимся и там, и там. По крайней мере, я, — ответила она. — Кроме того, все остальное тоже нечестно. Разве честно, что тебе придется отказаться от своей жизни и оказаться в тюрьме, так как твоя жена воровка?

Он резко остановился. Его лицо было злым.

— Ты не имеешь права так говорить, — отрезал он.

— Не имею права? Она сама мне в этом призналась.

— Что ты говоришь? Неужели ты с ней виделась?

— Она приходила поговорить со мной. Но вот вопрос, который я хотела тебе задать. Роджер, ты любишь ее?

— Она моя жена, — сказал он отрешенно.

— Это не ответ. Ты любишь ее?

— Я многим ей обязан.

— Ты любишь ее?

— Когда-то я так думал. Я боюсь, мы оба сделали ошибку, но сейчас неподходящий момент для выяснений. Мы женаты, и это все.

— Тогда я задам тебе другой вопрос, — настаивала Сьюзен.

Это были самые трудные слова из всех, которые ей когда-либо приходилось произносить. Но она заставила себя.

— Ты любишь меня?

Он отвел глаза и осмотрел парк, останавливая взгляд на влюбленных парочках.

И ответил медленно, не глядя па нее:

— Я думал, что в горах Мексики нашел то, что искал. Люди нуждались во мне, в моих знаниях. Я пытался заполнить свою жизнь работой. Забыл обо всем. Мне это нравилось, я получал удовлетворение от того, что делал. Но однажды случилась буря, и я встретил девушку. Все мои чувства до этого — ничто по сравнению с тем, что во мне разбудила она. Но я знал, кто она. Я знал, что бесполезно даже думать о ней в этом смысле. Мне пришлось закрыть свое сердце от нее. По крайней мере, я попытался это сделать.

Роджер взглянул на нее, и Сьюзен поняла, почему он говорил это отвернувшись.

В его глазах была любовь, безоглядная и нежная, без сомнений и колебаний.

— Да, Сьюзен, — сказал он мягко. — Я люблю тебя с тех пор, как впервые увидел, да простит меня Господь.

Сьюзен улыбнулась.

— Мне кажется, — проговорила она, — я сейчас расплачусь.

Забыв о присутствии других людей в парке, он схватил ее и крепко прижал к себе.

Некоторое время спустя они сидели на траве в тени дерева, и Роджер опять пытался объяснить безнадежность своего положения. Но Сьюзен была слишком счастлива, чтобы думать о темной стороне их жизни. Она очень хотела быть рассудительной, но при этом не слишком поддаваться отчаянию.