Ранневизантийский город (Антиохия в IV веке)
Шрифт:
В 353 г. правителем Востока с резиденцией в Антиохии был назначен двоюродный брат императора Констанция цезарь Галл. Усложнившаяся как на Западе, так и на Востоке империи обстановка вынудила бездетного и страдавшего подозрительностью Констанция, постоянно опасавшегося покушений на свою жизнь и власть, привлечь к управлению Галла. "Вознесенный, - по словам Аммиана Марцеллина, - из пучины бедствий до высоты власти" (XIV, 1, 1), живший в постоянном окружении шпионов и доносчиков, придворных интриганов, готовых при любом неосторожном шаге обвинить его в стремлении к узурпации, Галл оказался в чрезвычайно сложном положении на посту правителя Востока. Чтобы сохранить расположение Констанция, власть и жизнь он должен был расправляться как со всеми недовольными политикой Констанция, так и с лицами, пытавшимися настроить против него Констанция. Непрерывная борьба за сохранение собственной жизни, начавшаяся еще в юности, превратила Галла в решительного и жестокого человека, беспощадного к своим противникам. Неустойчивостью положения нового правителя не преминуло воспользоваться его чиновное окружение и городская верхушка, пытавшаяся занять весьма самостоятельную позицию по отношению к Галлу. Антиохийская верхушка действовала в союзе с президом Сирии Феофилом и комитом Востока Гоноратом. Все это привело к обострению отношений между ними и Галлом. Кульминационным
В Антиохии в это время в связи с засухой назревал голод. Цены на продовольствие росли. Видимо, антиохийская верхушка, вкупе с чиновниками, решила воспользоваться этим обстоятельством, извлечь из него как материальные, так и политические выгоды - с одной стороны, нажиться на голоде, с другой - в случае возникновения недовольства направить его против Галла.
Видя бездействие курии, формально ответственной за состояние городского рынка, Галл, после неоднократных обращений народа, потребовал от нее принятия мер против роста цен. Однако главы курии, чувствуя себя достаточно уверенно вследствие поддержки Феофила, Гонората и других влиятельных представителей чиновно-военной администрации, отказались выполнить распоряжение Галла (Amm. Marc., XIV, 7, 2: gravius rationabili responderunt).
В связи с этим в историографии уже давно был поставлен вопрос о том, имела ли курия какие-либо реальные возможности облегчить положение на продовольственном рынке. Ряд занимавшихся этим вопросом исследователей пришел к выводу, что в середине IV в. положение на антиохийском рынке еще во многом зависело от куриалов, прежде всего богатой куриальной верхушки, располагавшей довольно большими собственными земельными имуществами и сосредоточившей в своих руках большую часть сохранившейся городской земельной собственности.6 Таким образом, антиохийская курия безусловно могла принять известные реальные меры против роста дороговизны, и ее бездействие определялось не столько невозможностью осуществить их, сколько нежеланием, продиктованным интересами наживы,7 соображениями политической борьбы. В таком случае основная ответственность за обострение продовольственных трудностей, за разорительную для рядового населения города дороговизну безусловно лежит на курии.
Предпринятую последним исследователем событий 354 г. П. Пети попытку опровергнуть справедливость этого положения нельзя признать убедительной.8 Единственным аргументом, приведенным им в доказательство того, что курия не имела реальных возможностей оказать воздействие на состояние рынка, является его утверждение, что огромную роль в снабжении Антиохии играли мелкие земельные собственники, крестьянство.9 Однако, как мы показали выше, свободное крестьянство отнюдь не играло в IV в. решающей роли в снабжении города, и Пети не смог доказать обратного. Наоборот, во всех разделах своей работы он соглашается с бесспорным положением, что главными поставщиками продуктов на городской рынок были крупные и средние землевладельцы, и только рассматривая события 354 г., он внезапно отступает от него. Поэтому аргументацию П. Пети в данном случае нельзя рассматривать иначе, как явно тенденциозную попытку оправдать антиохийскую верхушку.
В свете нашей интерпретации событий становится понятным и дальнейшее развитие конфликта между Галлом и курией. Трудно предполагать, что Галл, при его весьма шатком положении, требовавшем от него особой осторожности, был заинтересован в обострении политической обстановки в Антиохии. Его приказ антиохийской курии вполне мог быть продиктован прежде всего желанием избежать каких-либо волнений в городе. Отказ же антиохийской курни выполнить его распоряжение, при имевшихся у нее реальных возможностях, по существу нельзя не рассматривать как совершенно определенную политическую акцию, открытое объявление войны Галлу. Естественно, что Галл соответствующим образом и расценил действия курии. Он приказал арестовать и приговорил к смертной казни ряд виднейших членов курии, явившихся инициаторами саботажа его распоряжений.10 Однако этому воспротивились его влиятельные противники, прежде всего comes Orientis Гонорат. Насколько сильны были противники Галла свидетельствует тот факт, что на следующий же день цезарь был вынужден не только отказаться от казни арестованных представителей куриальной верхушки, но и вообще выпустить их на свободу (Amm. Marc., XIV, 7, 2). Отношения с куриальной и чиновной верхушкой испортились окончательно, и курия, по-видимому считавшая себя победительницей, продолжала саботировать распоряжение Галла. Положение на рынке не улучшилось и недовольство народа продолжало усиливаться.11
Вскоре цезарю предстояло отправиться к войску, в Гиераполь. Собравшийся на ипподроме накануне его отъезда народ, вновь обратился к нему с просьбами устранить угрозу надвигавшегося голода.12 Галл воспользовался удобным случаем, чтобы отплатить своим противникам. В ответ на просьбы жителей он указал на стоявшего рядом с ним презида Сирии Феофила, покровителя антиохийских куриалов, и заявил, что "никто не будет нуждаться в продуктах, если на то будет воля правителя провинции" (Amm. Marc., XIV, 7). Тем самым Галл фактически отказался помочь в устранении угрозы голода теми средствами, которыми он располагал - доставкой продовольствия из других провинций. Независимо от того, сделал ли он это из убеждения в том, что в такой мере не было необходимости, или из желания отплатить своим противникам, основная вина за положение на продовольственном рынке Антиохии прежде всего ложится на антиохийскую верхушку и ее чиновных покровителей. Вероятно, с борьбой Галла против своекорыстной политики куриалов в вопросе о нормализации положения на рынке и связаны те известные симпатии, которыми он пользовался среди широких слоев населения Антиохии (Amm. Marc., XIV, 7, 4).
После отъезда Галла положение не изменилось. На ипподроме вновь состоялись выступления против дороговизны. Когда голод усугубился, широкие слои населения города пришли в движение. Они собрались на ипподроме во время ближайших конских ристаний. Здесь вспыхнуло открытое возмущение (Amm. Marc., XIV, 7, 4).
Часть недовольных прямо с ипподрома отправилась на другой конец города к великолепному дворцу (ambitiosam domum) одного из представителей куриальной верхушки - Евбула (Eubuli cujusdem inter suos clari - Amm. Marc., XIV, 7, 2). Сбежавшаяся сюда толпа, вооруженная камнями, окружила дом. Евбул с сыном попытались тайком выскользнуть из дома и спастись бегством, но были замечены народом. Бросившаяся за ними толпа стала забрасывать их камнями. Раненым, им с трудом удалось ускользнуть от своих преследователей на крутых, покрытых густыми садами склонах Сильфия и укрыться на вершине горы (Liban., 1, 103).
Стремясь оправдать антиохийских куриалов и представить все восстание как результат интриг Галла, П. Пети оказался в трудном положении при объяснении эпизода с Евбулом. Если выступление народа против Феофила еще можно было прямо приписать интригам Галла, то нападение на Евбула трудно объяснить чем-либо
иным, кроме недовольства жителей Антиохии деятельностью этого видного представителя куриальной верхушки. Однако ради обоснования своей предвзятой точки зрения Пети предпочел покинуть твердую почву фактов и встать на путь выгодных для его концепции, но весьма сомнительных гипотетических построений. Он выдвинул предположение о том, что до нас просто не дошли известия о тех выступлениях Галла против Евбула, которые разожгли ненависть к нему населения.13 Оперируя далее этой гипотезой как несомненным фактом, Пети попытался поставить под сомнение наличие каких-либо самостоятельных моментов в выступлении народных масс, наличие их осознанного недовольства, сознательных самостоятельных действий. Для подтверждения этого автор рассмотрел данные о самом Евбуле, его жизни и деятельности, но при этом почему-то забыл, что этот же Евбул упоминается Либанием именно в связи с вопросом о спекуляциях продовольствием куриалами в последующие годы, например в 363 г. (Liban., XVI, 23). Таким образом, и в 354 г. он вполне мог быть одним из виновников продовольственных затруднений, что признается большинством исследователей.14 П. Пети забывает о том, что Евбул, был не простым представителем куриальной верхушки Антиохии, а признанным руководителем одной из группировок куриалов,15 а, следовательно, нападение на Евбула может рассматриваться как выражение недовольства деятельностью всей связанной с ним группы куриалов.16 Евбул, по-видимому, прекрасно знал об этом недовольстве. Не случайно в этот день его не оказалось на ипподроме. А то обстоятельство, что часть народа с ипподрома направилась на другой конец города, именно к дому Евбула, свидетельствует о том, что действия народных масс были вполне осознанными, что они были направлены против конкретных виновников роста дороговизны. Недовольный народ сжег роскошный особняк Евбула (Liban., I, 103).Тем временем и на ипподроме начались активные действия народа, который напал на правителя. Феофил был схвачен и убит пятью кузнецами-ремесленниками (??? ??????? ?????: Liban., XIX, 47). Город на время оказался во власти восставшего народа. Труп правителя был протащен на веревках по главным улицам города, а затем выброшен в Оронт.
Для нас несомненен широкий размах возмущения и участие в нем значительной, если не большей части народных масс города. Однако такая картина восстания не соответствует представлениям о нем большинства буржуазных исследователей, рассматривающих его как весьма узкое выступление, вызванное главным образом происками Галла. Отсюда стремление современной буржуазной историографии поставить под сомнение самый размах недовольства и представить все восстание лишь как действия двух небольших групп людей, воспользовавшихся растерянностью присутствовавших на ипподроме жителей города, явившихся пассивными свидетелями событий и действовавших одна против Евбула, другая против Феофила.17 Но в таком случае это должны были быть какие-то группы сторонников или политических агентов Галла из числа "ловких людей", действовавших на ипподроме. Однако подобному предположению противоречит совершенно ясное сообщение Либания о том, что Феофил был убит пятью ремесленниками-кузнецами, которых никак нельзя причислить к действовавшим вокруг зрелищ политиканам, не говоря уже о том, что ни один из наших источников не связывает события восстания с деятельностью цирковых группировок, обычной политической борьбой. Тем не менее П. Пети попытался поставить под сомнение значение этих данных на основании того, что Аммиан Марцеллин говорит о восставших как о vulgi sordidiores (XIV, 7). Такая характеристика Аммиана, по мнению Пети, прямо указывает на то, что основной действующей силой восстания была праздная чернь. Однако если учесть тенденциозность Аммиана, его несомненное желание целиком оправдать куриалов, скрыть недовольство ими широких кругов населения Антиохии, то его стремление свести все возмущение к выступлению продажных низов, праздного люмпен-пролетариата станет вполне понятным. Поэтому Пети едва ли следовало столь некритично использовать данные Аммиана, противоречащие сообщению очевидца событий Либания, и на этом основании относить активных участников восстания к праздной черни, действовавшей по подстрекательству Галла и его сторонников, а само восстание по существу превратить лишь в частный эпизод борьбы внутри господствующей верхушки империи.
Нам представляется несомненным, что в восстании 354 г. ведущую роль в активных действиях играли не связанные с политическими группировками господствующего класса люмпен-пролетарские группки, а широкие слои населения. Восстание было достаточно широким и самостоятельным выступлением народных масс города. В нем нет ничего люмпен-пролетарского. Народные массы Антиохии не требовали "хлеба и зрелищ", какого-либо неоправданного снижения цен на продукты. Наоборот, их действия свидетельствуют о том, что они серьезно считались с объективными обстоятельствами. Даже Аммиан Марцеллин вынужден признать, что они считались с объективными причинами возраставшей дороговизны и требовали лишь "устранить угрозу голода" (XIV, 7), принять те обычные меры, которые вполне были в возможностях курии и чиновной администрации. Убедившись, что ни курия, ни чиновная администрация не только не предпринимают никаких реальных шагов по смягчению угрозы голода, а, наоборот, всячески способствуют его обострению в собственных материальных и политических интересах, народные массы Антиохии пришли в открытое возмущение. Их гнев обратился и против наиболее виновных представителей чиновной администрации и против куриалов, против правительственной администрации и против местной верхушки.
Мы не знаем обстоятельств завершения этого восстания. П. Пети видит безусловное доказательство невиновности куриалов в происшедших событиях в том, что Констанций не подверг их суровым наказаниям.18 Однако Аммиан Марцеллин, описывая последствия восстания, значительно более скромно говорит о том, что "богатые (divites) вышли из-под суда оправданными" главным образом благодаря продажности нового префекта претория Стратегия (XV, 13, 2). Кроме того, избежать наказания им, видимо, в немалой степени помогло и то, что расследование и решение дела о восстании совпало с падением и казнью Галла в результате интриг его противников.19 Правительству, не говоря уже об обычных обстоятельствах, которые отнюдь не побуждали его принимать решительные меры против антиохийской верхушки, в этой обстановке было не совсем удобно подвергать каким-либо серьезным наказаниям лиц, выступавших против осужденного и казненного Галла. Но зато в отношении народных масс города были приняты самые решительные меры. Были сурово наказаны не только участники восстания, но даже те из "бедных людей", которые могли доказать свою непричастность к событиям.20 Размах репрессий лишний раз говорит о характере и социальной направленности этого восстания. Оно не на шутку встревожило господствующие круги империи и антиохийскую верхушку. Не случайно, заключая свой рассказ о восстании, Аммиан Марцеллин писал, что после расправы народа с Феофилом "каждый видел в этом событии прообраз угрожавшей ему самому опасности и боялся подобного же конца" (XIV, 7, 6).