Рапсодия - Дитя Крови (Симфония веков - 1)
Шрифт:
– Иногда, - не стала спорить с ним Рапсодия.
– Но тут нет ничего необычного. Мне часто снятся такие сны.
Она подтянула колени к подбородку и обхватила их руками, стараясь согреться.
– Когда мы спали на Корне, мисси, кажется, они были гораздо страшнее, чем когда мы с тобой только познакомились, - заметил Грунтор.
– Возможно, но причина может крыться в том, что мы оказались в ловушке под Деревом. Да и компания мне досталась необычная, что уж тут говорить, это без обиды.
– Такой дар называется предвидением - способностью видеть прошлое или будущее и улавливать образы и воспоминания,
– Да, но все Дающие Имя обладают даром предвидения - до определенной степени. Мы можем настроиться на какую-нибудь ноту, которая подхватывает вибрации. По крайней мере, время от времени. Это искусство.
– Однако это не объясняет того, что происходит с огнем, - улыбнулся Акмед.
Рапсодия бросила на него удивленный взгляд:
– А что происходит с огнем?
– Ты не заметила?
– Конечно же, заметила, - сердито заявила Рапсодия.
– Я его разожгла, болван!
Акмед встал и протянул ей руку:
– Иди сюда.
Девушка неохотно позволила поднять себя на ноги. Акмед отвел ее в сторону и показал на большой плоский камень, торчащий из снега.
– Сними ножны и положи их, - сказал он.
Рапсодия сняла тонкие каменные ножны, в которых находился Звездный Горн, и осторожно положила их на камень. Затем повернулась к дракианину, изо всех сил стараясь сдержать охватившее ее раздражение.
– Ну, и что дальше?
– Посмотри на костер.
– Я его вижу, - заявила Рапсодия.
Дерево прекрасно разгорелось, пламя весело трещало, когда время от времени в него попадала сырая ветка.
– Хорошо. А теперь медленно иди к нему. Раздражение уступило место любопытству, и Рапсодия двинулась в сторону костра, наблюдая за тем, как разгорается огонь, поднимаясь к небу, словно в попытке приветствовать ее. Изумрудные глаза Рапсодии загорелись от изумления: пламя с диким ревом рванулось вверх. Девушка отшатнулась, и огонь снова успокоился.
– Боги, - прошептала она, чувствуя, как отчаянно забилось сердце в груди, - что происходит?
– Дело в тебе, мисси, - сказал Грунтор.
Его слова повергли Рапсодию в панику, и огонь тут же вырвался из костра, взвился вверх, едва не добравшись до веток, которые находились примерно в десяти футах над ними. Те, что Рапсодия бросила в костер несколько мгновений назад, тут же превратились в горячий пепел.
– Вот видишь?
– весело рассмеявшись, заметил великан.
– Успокойся, не то спалишь мое уютное логово. Да и весь лес заодно.
Рапсодия взглянула на него, а затем перевела глаза на полыхавший перед нею громадный костер.
– Тихо!
– приказала она, но огонь, чувствуя ее возбуждение, разгорался все сильнее.
Тогда она сделала глубокий вдох и сосредоточилась, как делала это раньше, когда начинала играть какую-нибудь мелодию. Грозный пламень мгновенно угомонился, превратившись в весело потрескивающий уютный костерок.
Рапсодия закрыла глаза и заставила себя успокоиться. Спустя мгновение, открыв их снова, она обнаружила, что костер стал совсем крошечным, размером с пламя свечи. Она расслабилась и выпустила огонь на свободу, наблюдая за тем, как он снова превратился в нормальный костер, вроде тех, что обычно разводят путники на привале. Затем
подбросила еще веток вместо тех, что сожгла несколько секунд назад, и повернулась к Акмеду.– Ты думаешь, дело в мече?
– спросила она.
– Нет, но, возможно, именно по этой причине меч засветился, когда ты к нему прикоснулась.
– Меч сиял до того, как я к нему прикоснулась. Он чуть не ослепил Грунтора.
Грунтор погладил ее по спине:
– Может, это он тебя звал, мисси. Он узнал в тебе родную стихию.
Рапсодия вдруг отчаянно задрожала.
– И вы считаете, что меч связал меня со стихией огня?
– Я не знаю, - ответил Акмед.
– Я вообще мало знаю про этот меч. И по-прежнему не понимаю, что он делает здесь, на этой стороне мира. И мне неизвестно, почему он так сияет. В тех рассказах, что я слышал, он сверкал светом звезд, а не пламенем. Я совершенно уверен в том, что твоя связь с огнем возникла в тот момент, когда ты при помощи песни провела нас через огненную стену в центре земли. Именно тогда каждый из нас изменился. А уж наши тела - определенно.
– Может быть, огонь подготовил нас к переменам, - предположила Рапсодия.
– Или дело в том, что мы питались Корнем. Я часто задавала себе вопрос, разумно ли употреблять в пищу нечто, обладающее таким могуществом. Вполне возможно, Корень нас изменил, сделал восприимчивыми к стихиям. Ты получил свой дар находить и видеть путь, пока мы бродили под землей. А Грунтор связал себя со стихией земли, когда пробивал для нас дорогу в скале. Я же - когда взяла в руки меч.
– Нет, - настаивал Акмед.
– Ты изменилась, когда прошла через огненную стену. Это было заметно. С тобой произошли ФИЗИЧЕСКИЕ перемены.
– Чистая правда, мисси, - подтвердил Грунтор.
– Ты совсем иначе выглядела, когда мы с тобой встретились.
От этого разговора у Рапсодии разболелась голова. Девушка огляделась по сторонам и вдохнула резкий запах горящего дерева. К убежищу, которое соорудил для них Грунтор, подбиралась ночь.
– Ну, я уже целую вечность не мылась, только и делала, что валялась в грязи... вряд ли кто-нибудь из нас сейчас выглядит привлекательным. Поверьте мне, вам тоже не стоит в ближайшее время показываться при дворе.
– Вот в этом все и дело, - нетерпеливо проговорил Акмед.
– Ты стала привлекательнее... нет, неверно! Ты потрясающе красива. На тебя невозможно не смотреть, ты испускаешь сияние, которое притягивает внимание.
– Он повернулся к своему приятелю.
– Ты еще не потерял сигнальное зеркало?
Грунтор выпрямился, потянул к себе свой мешок и принялся рыться в нем.
– Ясное дело, сэр, только ты все перепутал. Ой носит его не для того, чтобы сигналить. Ой любит причесываться.
Рапсодия рассмеялась. Акмед взял из рук Грунтора маленький кусок серебристого металла и протянул Рапсодии.
– Вот, сказал он.
– Посмотри.
Рапсодия осторожно приняла от него металлическое зеркало. Его края были заточены так старательно, что оно вполне могло сойти за бритву.
В тускнеющем свете Рапсодия разглядела свое смутное отражение - лицо, перепачканное засохшей грязью, клочья грязных волос, слегка потемневших, как это обычно с ними происходило зимой. Губы потрескались и обветрились на морозе. Она с отвращением протянула зеркало его владельцу: