Рапсодия
Шрифт:
Он улыбнулся:
— Я вижу, долго лентяйничать ты мне не дашь.
— И не позволю поддаваться страху. — Вера сделала глоток бренди. Поставила бокал
— Сейчас?! Но… но я…
— Ничего подобного. — На губах ее заиграла улыбка. — Я заметила, что пальцы у тебя двигаются прекрасно. Ну, давай же, идем к роялю.
Она протянула ему руку. Он поставил бокал, взял ее руку, медленно встал на ноги. Они вместе подошли к «Стейнвею». Он сел, устроился поудобнее. Поднял глаза на Веру:
— С чего начать?
Она положила руку ему на плечо.
— Сыграй что-нибудь для Сирины. Что-нибудь прощальное.
Миша в нерешительности смотрел на клавиатуру. Плечи его поникли.
— Не знаю… Я просто не знаю.
— Ноктюрн. Сыграй ноктюрн для Сирины.
— Она не любила ноктюрны.
Говорила, что они вселяют грусть.— Сейчас это подойдет. Сыграй для нее простой ноктюрн. Она бы поняла, я уверена. Это хорошее начало, чтобы разработались руки.
Несколько минут он сидел неподвижно. Потом медленно положил пальцы на клавиатуру. Начал играть, сначала нерешительно, потом все увереннее. Гостиная наполнилась звуками музыки Шопена, сладкой и печальной, меланхолической, как само прощание, как напоминание о том, что могло бы быть и чего уже не вернешь. Слезы обожгли ему глаза. Он скорбел о Сирине и о себе самом, о Вере, об их семье.
Закончив, Миша некоторое время сидел неподвижно. Потом встал, обнял Веру, положил голову ей на плечо. Она гладила его по голове, ощущая его горе, его боль, разделяя с ним его печаль и в то же время не желая отказываться от надежды на будущее.