Раскаленная броня. Танкисты 1941 года

Рука лейтенанта мгновенно перехватила готовый плюнуть смертоносным свинцом ствол. Сема содрогнулся, бросил косой взгляд на Игоря, тот уставился на него недобрым взглядом.

– Я сказал, сидеть тихо! Никакой стрельбы!

В это же мгновение эсэсовский автоматчик словно тряпичную куклу отбросил малыша подальше. Маленькое тельце кубарем покатилось в пыли, треснулось головой о землю, но мальчуган тут же вскочил и со всех ног вновь бросился к матери. Мать извернулась и вырвалась из рук немца и бросилась навстречу сынишке. Мальчик вновь повис у нее на груди, словно щенок уткнулся в мягкое родное тело и тихонько завыл.

Немцы пришли в бешенство. Пятерня одного из них вонзилась в волосы женщины, загребла прядь побольше и со всей силы рванула на себя. Молодая мама взревела, но ребенка не отпустила. Тяжелый винтовочный приклад вновь обрушился на хрупкие женские руки. Другой немец схватил мальчонку и, наконец, выдрал из крепких материнских объятий этот непокорный комочек.

Сердце Игоря сжалось – эсэсовский автоматчик тащит завывающего ребенка. Внутри все похолодело. Немецкий унтер перехватил парнишку за ноги, размахнулся и с воплем «Шайсе!» ударил мальчонку головой об угол хаты. Послышался хруст, брызнула кровь, бурая струя залила искаженное от ярости лицо фашиста. Мать тяжело вскрикнула и без сил повалилась на землю. Маленькое окровавленное тельце бухнулось в пыль, под ним медленно стала расползаться кровавая лужица.

– Ай, сволота! – воскликнул Баир, выхватил лежащий рядом ППШ и нажал на курок. Округу разрезала автоматная очередь. Фашистский фельдфебель пригнулся, отскочил в сторону, но тут же вскрикнул – несколько пуль вонзились в грудь, раскаленный свинец с треском вспорол мягкую плоть, раздробил реберные кости. Эсэсовец тяжелым мешком брякнулся на землю, задрыгал ногами, но тут же замер.

Немецкие солдаты попадали на землю, защелкали затворы, стали палить куда глаза глядят. Сейчас они, в страхе вспоминая жуткие рассказы о русских партизанах, которыми охотно делятся ветераны еще той Первой мировой войны, крутили головами в разные стороны, в руках дрожат винтовки.

Расстреляв по магазину, они сообразили отползти к дому или сараю. Семен тоже дал очередь – рядом с немцами пробежала взрывающаяся фонтанчиками дорожка. Один из них замер и будто завороженный стал смотреть, как смертоносная дорожка стремительно приближается к нему. Он вскрикнул и тут же откинулся в сторону – свинец пробил каску, из отверстий тонкими ручейками засочилась кровь.

Второй солдат озирается по сторонам, ошалелыми от страха глазами судорожно ищет, откуда стреляют. Несколько пуль ударили рядом, он вжался в землю. Вновь протрещала очередь. Наконец немец увидел несколько ярких вспышек. Тут же перехватил винтовку, в плечо уперся тяжелый приклад, палец с готовностью упал на курок. Однако выстрелить он не успел – острая боль пронзила ногу. Немец страшно взвыл, попытался зажать хлещущую кровью рану ладонью, но сразу получил еще несколько пуль в спину. Немец задрожал, стал елозить руками и ногами, но вскоре распластался в пыли, тяжелый кованый германский сапог в предсмертной судороге несколько раз ударил в дорожную пыль.

Стрельба прекратилась. Молодая мама, чуть слышно рыдая, на четвереньках поползла к лежащему без движения сынишке. Трясущиеся руки бережно перехватили еще теплое тельце и прижали к груди.

Лежащие в траве танкисты замерли, все смотрят на безутешную молодую мать, окровавленный комочек безучастно раскинул в стороны руки. На глаза навернулись слезы. Баир опустил пистолет-пулемет, уткнулся лбом в землю и зарыдал. Рома Демин положил руку на вздрагивающее плечо друга, попытался что-то сказать, но получилось лишь мычание. Подбородок дрожит и у него. Семен обеими руками сжал лицо, плечи мелко трясутся. Игорь держится, старается дышать ровнее, хоть и понимает, что и по его щекам струятся слезы.

– Все, ребята, пора уходить… – дрожащим голосом, превозмогая удушающую боль в горле, произнес Протасов. – Сейчас набежит немчура на выстрелы. Тогда уже не отстреляемся…

– А как же она? – ткнул дрожащим пальцем в сторону молодой женщины Семен. Сердце вновь полосануло болью. Она все еще сжимает бездыханное тельце, что-то приговаривает ему ласково вздрагивающим голосом, измазанные кровью руки гладят детскую кожицу.

– Да ничем помочь мы уже тут не сможем! – сквозь зубы бросил Игорь и добавил упавшим голосом: – Разве что рядом ляжем…

Уходили с болью в сердце. Пришлось торопиться – как и предполагал лейтенант, на выстрелы сбежался огромный отряд немцев. Баир насчитал не меньше тридцати человек. Они налетели как туча, стали все крушить, куда-то стрелять, даже взорвали пару гранат. Но погони не было. И хорошо – Ромка Демин слабел прямо на глазах, хоть и продолжал хорохориться.

Игорь на коротком привале долго колдовал над картой, в надвигающихся сумерках прикидывал новый маршрут. Решено было обходить дорогу через дальний хутор. Идти дольше, зато на немцев уж точно не напорешься – лента грунтовки убегает дальней стороной.

При виде еще одного хутора все обрадовались, ускорили шаг. Настораживал лишь запах гари с примесью паленого мяса. Но где сейчас пахнет ландышами? Война все-таки…

Хуторок оказался еще меньше предыдущего – всего в пять-шесть дворов. Осталось выяснить – есть ли немцы. Танкисты стали осматривать двор за двором, дом за домом. И вдруг все едва не попадали разом – впереди выросли обугленные останки амбара. Большое, в два этажа строение, сожжено дотла, лишь вертикальные балки-опоры, оббитые закопченной листовой сталью, остались торчать жутким скелетом.

Танкисты шагнули вперед, зола заскрипела на подошвах, заглянули внутрь. А там…

– Господи!.. – вырвалось у Семена, он мелко затрясся. – Это же… люди!

Взгляд уперся в груду обожженных тел, они свалены безобразной кучей, некоторых засыпало золой, обгорелыми обломками. Среди тел угадывались и совсем крохотные трупики – немцы не пощадили и малолетних детей.

– Твари фашисты! – пробормотал Баир, руки сами собой начали сжиматься в кулаки. – Какие же они… твари!

Игорь поспешно отошел от сгоревшего амбара, дурнота накатила огромной волной. Он упал на колени в траву, часто задышал, рука сжимает горло. Рядом бухнулся Семен, за ним опустился Ромка Демин – Баир осторожно опустил товарища, а сам вновь стал смотреть на обугленные остовы амбара, щеки заблестели влагой.

– Вот тебе и война, товарищ лейтенант, – тяжело произнес Горобец. – Я-то все время думал, что с врагом столкнемся в честном бою, будем биться с честью. А он вон какой – больше с мирными воюют. То заживо сожгут, то ребенка треснут о… – голос у Семена дрогнул, он спешно закрыл лицо ладонями.

– И не говори, Сема… – Игорь и сам едва справляется с накатившим комом в горле, глаза упираются в темноту. – Видно, не ждать нам честного боя. – Игорь вдруг побагровел лицом, истошно выпалил: – Не тому нас учили, Сема, не тому!

Лейтенант с силой обрушил кулак на землю, но на боль Игорь внимания не обратил, лишь зло пробормотал:

– Как доберусь до Берлина – всех, до кого руки дотянутся – сожгу!

– Нам бы выжить, лейтенант… – еле слышно произнес Демин, голос его начал хрипеть, грудь вздымается чаще, градины холодного пота выступают на лбу.

– Вот для этого и буду жить! Как они нас – так и мы их!

Наступило молчание, лишь слышно, как шелестит листва на деревьях, поскрипывают где-то развороченные ставни. Теплый ветер гонит тошнотворный запах гари и сгоревшего человеческого мяса.