Раскол

«Нельзя, — говорил этот по-своему неординарный человек, — оставлять этих „малых детей“ без присмотра, набедокурят. И сменить нельзя, уж очень хорошо вписываются в „картинку“, хотя порой и больно смотреть, что у такой державы подобное, с позволения сказать, руководство. Срам один».

Тогда еще Вагиф спросил Алексея Васильевича, а почему прошляпили все эти выкрутасы партийной номенклатуры, если всё знали. «Не всё знали, потому как не тех слушали, — улыбнувшись, ответил мэтр. — Слушать-то надо было секретарей обкомов и горкомов, а не этих безобидных старцев. Вот в чем был весь фокус».

Что же касается второй степени гарантий, это было совсем новое, недавно вошедшее в практику КГБ. Суть заключалась в следующем. Давался телефон, по которому можно было позвонить и передать небольшое, чаще всего шифрованное сообщение. Иногда к телефону подключалось устройство, которое через определенные промежутки времени приятным женским голосом произносило нейтральные «да» или «нет» и тому подобное.

Само же сообщение, записанное на пленку, соответствующим образом сжималось аналогично тому, как это делается при архивации информации при работе на компьютере, и передавалось через ту же самую телефонную сеть или отстреливалось прямо на спутник с последующим возвратом на Землю, в компьютер истинного абонента.

Все эти системы гарантий имел телефон, номер которого Вагиф получил перед вылетом в Лондон. Загвоздка была в другом. События последних часов развивались в таком бешеном темпе, что Вагиф просто чисто физически никак не мог позвонить Алексею Васильевичу.

Наконец, решив связаться с мэтром, он остановил машину метров за десять до ярко освещенной витрины какого-то магазина и, повернувшись, внимательно посмотрел на девушку. Он специально остановился в этом месте. Здесь было довольно светло, хотя не настолько, чтобы хорошо разглядеть сидящих в салоне, но вполне достаточно для того, чтобы девушка успокоилась. В ее положении освещенная витрина, редкие прохожие, мелькающие за окном, безусловно, должны были придать ей внутреннюю уверенность и успокоить.

Девушка постепенно приходила в себя. Она уже не лежала безжизненно на спинке сиденья, а сидела довольно прямо, крепко держа обеими руками свою сумочку. Ей было чуть больше двадцати. Невысокая, хрупкого сложения девчушка с милым, по-своему запоминающимся лицом. Особенно хороши были глаза. Большие, серые, с длинными пушистыми ресницами.

— Куда тебя везти? — как можно мягче спросил Вагиф, повернувшись в ее сторону.

— Метро «Автозаводская», — еле слышно произнесла девушка, опустив голову, а потом, неожиданно всхлипнув, стала беззвучно плакать.

Вагиф терпеть не мог слез. Он неумело стал ее успокаивать, говоря какую-то несусветную чушь вроде того, что ничего трагического не произошло, главное, что она жива и здорова, все перемелется и встанет на свои места и тому подобное. На все это ушло минут пять. А когда девушка несколько успокоилась и он уже собирался тронуться с места, Вагиф вдруг заметил, как из остановившегося впереди милицейского автомобиля вылезает лейтенант и, неторопливо закурив сигарету, направляется в их сторону.

Конечно, Вагиф мог представиться и потребовать вызова представителя КГБ. Но в его ситуации, когда он не знал, кто конкретно на него «наехал», это было небезопасно. Кроме того, у него, как у большинства офицеров спецслужб, было свое, мягко говоря, недружелюбное отношение к МВД и, в частности, к их методам работы.

Подобные отношения между КГБ и МВД имеет свою историю и, естественно, причины. Но основные противоречия между этими двумя силовыми институтами особенно проявились в начале восьмидесятых, когда с легкой руки одного из секретарей ЦК КПСС сотрудники КГБ стали привлекаться к расследованию особо сложных уголовных преступлений, в первую очередь в экономической области.

Именно тогда между КГБ и МВД пробежала черная кошка. При проведении оперативной работы сотрудниками КГБ выявилось очень много интересного. Ну, например, такая пикантная подробность: практически во всех более или менее крупных делах в той или иной степени видна была определенная личная заинтересованность, а то и соучастие некоторых милицейских чинов.

Естественно, это не способствовало улучшению отношений двух силовых структур. Кроме того, в силу ряда специфических причин отношения партийной номенклатуры и МВД всегда были более тесными, чем со спецслужбами, хотя внешне, как многим казалось, все выглядело совсем наоборот. И объяснение лежало на поверхности — партийная номенклатура побаивалась их.

Большинство проштрафившихся сынков и родственников партийной элиты обычно устраивались в системе МВД. Чаще всего, сразу после неудачных дебютов в МИДе или в других многочисленных внешнеэкономических организациях. А в КГБ до самого последнего времени обычно почти никто из семей партийной элиты не работал.

Лишь совсем недавно из-за боязни партийной элиты, что КГБ и другие службы могут выйти из-под контроля, туда стали настойчиво командировать бывших партийных и комсомольских деятелей. Те, быстро разобравшись что к чему, стали оседать в первую очередь в резидентурах, находившихся на территории западноевропейских стран. И лишь после нескольких громких провалов, поняв наконец, что мало быть политически подкованным, надо еще знать по крайней мере хотя бы азы профессии, они пачками стали перекочевывать в более удобные места в службу безопасности посольств в развивающихся и пока относительно спокойных странах.

Иногда, для успокоения собственной, вечно мятущейся души, партийные умники переводили какого-нибудь милицейского генерала на руководящую работу в КГБ. «Чтоб не задавались», — хором приговаривали при этом «бессмертные» из ЦК, очевидно, потому, что для каждого в отдельности эта глубокая мысль казалась слишком сложной. Приходящих в КГБ из МВД обычно не жаловали. У них, как правило, было два пути. Или, забыв о милицейской практике, научиться работать так, как того требовала их новая должность, или под каким-нибудь благовидным предлогом уйти.

Что же касается метода работы милиции, то это отдельный разговор. Вагифу как-то пришлось воочию убедиться, как работают некоторые советские милиционеры. Дело происходило в восемьдесят седьмом. На одном оборонном заводе Подмосковья произошло ЧП. На молодого инженера поступил «сигнал». Стали его разрабатывать и выяснили, что еще в юности он привлекался по факту мелкого хулиганства. Решили, строго следуя «железному» правилу не упускать никакой мелочи, обратиться в местную милицию, нет ли чего у них на него.

На встречу с местными милиционерами откомандировали молодого оперработника. Тот поехал. Как потом выяснилось, в приватной беседе с ними он посетовал, что на этого молодого специалиста у него пока ничего нет Что точно ответили сотрудники доблестной милиции, неизвестно, но Вагиф не удивился бы, если б это было что-то вроде уже не раз слышанного: нет, так будет.

И появилось. Подбросили ему в спортивную сумку после работы он шел в спортзал — какую-то детальку которую он якобы хотел вынести. На проходной его скрутили, составили акт и отправили в районное отделение милиции. Но инженер оказался не дурак. Он в два счета доказал на пальцах не в меру ретивым милиционерам что эту детальку украсть он не мог по той простой причине что в быту ее просто некуда приспособить. И сделал глубокомысленный вывод, что ее подбросил человек, ничего не смыслящий в технике.