Расписание свиданий

Я не стала отвечать. Все и так было понятно.

«Так вот о каком содействии обмолвилась Катя, когда я позвонила ей, чтобы сказать, что согласна работать в дельфинарии, — прозрела я. — Она тогда уже придумала все исправить с помощью самого Васи…»

— Я понимаю, что поступил жестоко, но мне казалось, что это необходимо, — продолжил Марат. — Думал, так будет лучше. Но оно не лучше. Все только хуже стало. Поверь, Полина, как свинья я себя вел лишь ради нас… Я не хотел, чтобы ты страдала. Посчитал, что делаю правильно, когда намеренно провоцировал расставание и ссору. Ты можешь меня и не простить, но я теперь знаю, что ты будешь страдать без меня. И я без тебя. Так зачем нам друг друга обманывать? Черт с ним, с ожиданием. Уж лучше ждать, чем умирать друг без друга. Твое право не ждать меня, послать куда подальше то, что я специально не хотел тебя слушать, но я через какое‑то время все равно приеду сюда. Брось меня и живи как…

— Как нормальный человек? — улыбнулась я. — Я же уже сказала, что без тебя я не нормальный человек.

И все. Нас как прорвало. Мы стали рассказывать друг другу, как провели эти дни, как страдали. Марат корил себя за то, что решил «во благо» расстаться, а получилось только хуже. Я тоже что‑то рассказывала — и о том, как мне было плохо, и о дельфинарии, и про тетю Тому говорила, перескакивала с одной темы на другую.

Да, я могла кричать на Марата, говорить, что не хочу его видеть и хочу забыть, но… Зачем? Какой в этом смысл? Правильно он сказал — зачем обманывать друг друга? Конечно, я была рассержена, что он намеренно хотел расстаться («во благо»), но его возвращение опьянило меня, и вся злость куда‑то делась. Я чувствовала, как во мне пробуждается радость жизни и желание наслаждаться каждой секундой.

— Катя хорошая девчонка, — под конец взаимных откровений произнес Марат. — А Вася — ну его. О нем нужно забыть. Вот только жаль девушек, что бутылки найдут… Он же обманщик. Но мы не имеем права ничего ему запрещать. Это же не преступление — бросать в море бутылки с письмами. И не преступление приходить по адресу, написанному в записках. Правда, я все же не сдержался, поговорил с ним по‑мужски, кулаками. Как он посмел тебя целовать… Думает, что ему все позволено…

— Я не хочу о нем разговаривать, — отрубила я. — Давай забудем этот отрезок жизни. Его не было.

— Не надо его забывать, — не согласился Марат. — Наоборот, нужно помнить. И не делать так, как сделали. Вернее, я сделал…

— Мы оба это сделали. Не нужно было мне идти к Васе. Хотя мы и без него ссорились.

Мы помолчали.

Потом вдруг он медленно придвинулся ко мне и еще медленнее приблизил свое лицо к моему. При этом он не отрываясь смотрел мне в глаза.

У меня будто заложило уши. Все краски вокруг померкли. Четко я видела только лицо Марата.

«Сейчас поцелует», — промелькнула мысль в голове.

Он приблизил свое лицо к моему и поцеловал. В щеку. Нежно, неуверенно и бережно.

— По‑дружески, — улыбнулся Марат.

— По‑дружески, — улыбнулась я в ответ.

Между нами тут же исчезла вся неловкость, появившаяся в результате последних событий, и мы почувствовали себя легко и уверенно — как в самый разгар наших отношений.

— Может, картошку в углях запечем? — предложил Марат, похлопав себя по животу. — Что‑то есть хочется.

— Конечно, давай испечем. Кажется, там в пакете под пальмой еще остались запасы.

Марат поднялся с песка и, задержав на мне взгляд, пошел за картошкой.

Я посмотрела на море, звезды, луну, на мир, что нас окружает, и мне стало так легко и свободно, что захотелось летать. Вот что значит иметь друга. Хорошего. Такого, как Марат. И пусть совсем скоро он будет далеко, но мы все равно вместе. Потому что нужны друг другу.

Создавалось впечатление, что на свете не существует ничего, кроме этого пляжа и нас двоих…

Берег омывали волны. Шурша пеной, вода уходила обратно в море и уносила вместе с собой прошлое… На мокрой метровой ленте песка, окаймляющей пляж, можно было нарисовать все, что угодно. А можно и написать. Например, пожелания, которые тут же смоет вода и отдаст морю. А оно, я уверена, поможет эти желания исполнить.

Я взяла прутик, лежащий у костра, тот самый, которым Марат что‑то рисовал на песке, и направилась к воде. У меня в голове было одно желание. Касающееся нас двоих.

Но то, что я напишу, узнает только море.