Расписание тревог

— Умно, умно! А вот отгадайте загадку. Шуринов племянник зятю как родня?

Посетители переглянулись; Якуб Султанович достал блокнот.

— Повторите условия, пожалуйста!

— Условия? Берем племянника шурина. Так? И вот кем он доводится зятю? — ухмыльнулся дядя Шура.

Якуб Султанович набросал схему:

— Шурин — это брат жены…

— Так, так, — подтвердил дядя Шура. — Шурин глаза защурил. Присловка такая.

— Зять — муж дочери или сестры. Кого вы имеете в виду в данном случае?

— В данном случае? А если без подсказки?

— Это имеет принципиальное значение! — заметил Якуб Султанович.

— Пускай будет… муж сестры!

Якуб Султанович тотчас выдал ответ!

— Сын!

Дядя Шура посмотрел на него с изумлением и восторгом.

— Я думал, в жизнь не догадаетесь! За всю практику первый случай!

Вдруг он оборвал себя, нацелил здоровое ухо на соседнюю койку, где лежал кто-то укрытый с головой.

— Что, Вася? Водички тебе?

— Уточку… — прохрипело из-под одеяла.

— Ниточку? Зачем тебе ниточку, Василек?

— Уточку! — рявкнул невидимый Василек.

— А, понял, понял! — Дядя Шура проворно встал, подошел к лежащему, выдвинул из-под тумбочки стеклянную утку, засунул под одеяло.

— Что ж вы сами-то, дядя Шура? — сказал Пашнев. — Няньку бы вызвали!

— Няньку? Позвать? Зачем? Мне не в тягость. Да наших нянек и не докличешься. Мягко стелят, да хрустко спать. Я тут до вашего прихода военную хитрость придумал.

Якуб Султанович и Пашнев изобразили внимание.

Дядя Шура достал из кармана орденские колодки, приложил к отвороту пижамы.

— Хочу пришить. Няньки тут все одного со мной года происхождения, все вдовы. К боевым заслугам относятся с уважением. Вот я и надумал с этого боку к ним подкатиться.

— Ну-ка, ну-ка, что тут у вас? — заинтересовался Якуб Султанович.

— Да не так уж много, — стеснительно сказал дядя Шура. — Два Красной Звезды, один Красного Знамени, «За боевые заслуги», «За взятие Варшавы», «За штурм Кенигсберга»… Ну и эти: «За Победу над Германией», «Двадцатилетие Победы», «Пятьдесят лет Советской Армии»…

— А где же ранения? — спросил Якуб Султанович.

— А ранения на себе ношу, — рассмеялся дядя Шура. — Вот на голове отметина — шов четыре сантиметра. Каску осколком пробило. — Дядя Шура нагнул голову к Якубу Султановичу, предлагая пощупать отметину. Тот ничего не нащупал, но сочувственно покачал головой. — В грудь ранение было. Под самое сердце чиркнуло. — Дядя Шура показал шрам на груди. — И вот еще это, в ногу. — Он засучил штанину. — Коленную чашечку выбило. Пока дополз до ровика, полный сапог крови.

— У меня тоже в ногу, чуть выше лодыжки. — Якуб Султанович приспустил носок и показал глубокий шрам чуть выше лодыжки.

— А-а, — сказал дядя Шура. — Кость не задело?

— Задело, черт побери, — вздохнул Якуб Султанович. — Три месяца в госпитале провалялся.

— А вы в каких войсках воевали, Якуб Султанович? — спросил Пашнев.

— Сначала в гвардейском Кубанском кавалерийском полку. Потом нас преобразовали в конномеханическую группу. Пушки к конским хвостам привязали!

— А вы, дядя Шура?

Дядя Шура ответил тотчас, не переспрашивая вопроса:

— Тыща девяносто девятый дважды Краснознаменный орденов Невского и Кутузова Могилевский артиллерийский полк РГК ДД!

Титул этот он произнес в три приема, но не без воинской доблести. Глаза молодецки блеснули.

— А что это означает — РГК ДД? — не понял Пашнев.

И опять дядя Шура расслышал вопрос сразу:

— Резерв Главного Командования Дальнего Действия!

— Второй Белорусский, — сказал Якуб Султанович.

— Так точно! Форсировал Березину, Вислу, Ост-Одер, Вест-Одер! Там еще остров был, запамятовал название. Ну, где наших парламентеров расстреляли!

— А Днепр? — спросил Якуб Султанович.

— А как же! Форсировал под Быховом!

— А я в районе Никополя!

Они хлопнули по рукам, непроизвольно подвинулись друг к другу. И потекли оживленные воспоминания о командирах, ранениях и трофеях. Они увлеклись настолько, что забыли и о Пашневе, и о невидимом глазу Васе с уточкой.

3

Пашнев почувствовал себя бедным родственником. «В конце концов, — с обидой подумал он, — у меня тоже есть что вспомнить! В конце концов обобщение моего анализа дает удивительную, неожиданную и глубоко перспективную возможность на случай введения большего числа подсистем!»

Он тихонько встал, вышел из палаты.

Уверенной походкой направился в конец коридора, где над разобранной электрической установкой колдовала девушка в джинсовом комбинезоне.

Девушка прозванивала схему тестером.

— Что за агрегат? — без предисловий спросил Пашнев.

— Термоконтрастная установка, — рассеянно отвечала девушка.

— В смысле теплового просвечивания? — сказал Пашнев.

— Да, по этому типу.

— Свежий анекдот хотите?

— Можно, — кивнула девушка.

— Армянское радио спрашивают: каким образом ускорить расчет обобщенных параметров и параметров режима электросистемы?

— Старье!..

— А что оно ответило? — недоверчиво спросил Пашнев.

— Повысить уровень обобщения!

— Правильно, — уныло сказал Пашнев.

Постояв еще какое-то время, он вздохнул и поплелся назад, в палату.

Личная жизнь

1

Лето было уже на избеге, как, впрочем, и лето ее молодости. С августа Вике Мешковой пошел тридцать третий год. Теперь ей было очевидно, что личная жизнь не удалась. С Виктором она рассталась — как-то внезапно охладела к нему и к его честолюбивым планам, которые он развивал перед ней в продолжение всех четырех лет их связи и для осуществления которых во все четыре года, кажется, не сделал ни единого шага. Рассталась даже с облегчением, как человек, до тепла проходивший в меховой шапке, вдруг спохватывается и надевает, скажем, берет, испытывая приятное облегчение. Теперь Виктор развивал планы перед Верочкой из архивных фондов и мог не торопиться — Верочка пришла в музей чуть не со школьной скамьи. Верочке льстили его ухаживания, как-никак он был научный сотрудник. Верочка называла его Ториком, из чего следовало, что в муссировании его жизненных планов они зашли достаточно далеко.

По утрам Вика больше не засиживалась перед зеркалом, вяло глотала чай с огня, выкуривала сигарету и, превозмогая апатию, ехала на работу. Обязательные стандартные тексты для экскурсантов ей давно надоели, как надоели и сами экскурсанты, словно отбывающие повинность. Дореволюционный быт их не интересовал, — во всяком случае куда меньше, чем продовольственные магазины. Вика развлекала себя, как умела.

— Это стиральная машина древних, — скучным голосом объясняла она, подводя группу к дубовой ветхой кадушке. — Здесь славяне вымачивали белье. Заливали водой и посыпали чем-то типа «Новости». Ах да, пеплом!