Расплетая радугу: наука, заблуждения и тяга к чудесам

На обмане легковерных можно сделать огромные суммы денег. Обычный, заурядный фокусник обычно не надеется вырваться из сферы детских праздников и поразить общенациональное телевидение. Но если он выдает свои фокусы за подлинно сверхествественное, это — другое дело. Телевизионные компании — усердные соучастники обмана. Это хорошо для рейтингов. Вместо того, чтобы вежливо аплодировать после умело выполненного фокуса, ведущие наигранно ахают и склоняют зрителей верить, что они стали свидетелями чего-то, что бросает вызов законам физики. Психически больные люди рассказывают свои бредни о призраках и полтергейсте. Но вместо того, чтобы отсылать их хорошему психиатру, телевизионные продюсеры охотно подписывают с ними контракт, а затем нанимают актеров, для драматичных реконструкций их иллюзии, с предсказуемом реакцией от доверчивости большой телеаудитории.

Я рискую быть неправильно понятым, и мне важно отвести эту опасность. Было бы слишком просто самодовольно утверждать, что наши нынешние научные знания — это все, что можно знать, что мы можем быть уверены в том, что астрология и призраки — чепуха, без дополнительных обсуждений, просто потому, что нынешняя наука не может их объяснить. В конце концов, насколько ли очевидно, что астрология — это полный вздор? Откуда я знаю, что человеческая мать не рожала восьмифунтового котенка? Как я могу быть уверен, что Элвис Пресли не восстал чудесным образом из мертвых, покинув пустую могилу? Необычные вещи случались. Или, чтобы быть более точным, вещи, которые мы принимаем как обычные, вроде радио, казались бы нашим предкам абсолютно настолько же неправдоподобными, как посещение призрака. Для нас мобильный телефон может быть не больше, чем антиобщественным, досаждающим предметом в поездах. Но для наших предков из девятнадцатого века, когда поезда были новинкой, мобильный телефон казался бы настоящим волшебством. Как сказал Артур Ч. Кларк, выдающийся автор научной фантастики и проповедник безграничной силы науки и техники: «Любая достаточно развитая технология неотличима от волшебства». Это назвали Третьим Законом Кларка, и я возвращусь к этому.

Уильям Томсон (лорд Кельвин) был одним из самых выдающихся и влиятельных британских физиков девятнадцатого столетия. Он был занозой у сторонников Дарвина, потому что «доказал», с огромной авторитетностью, но, как мы теперь знаем, по еще более огромной ошибке, что Земля слишком молода, чтобы произошла эволюция. Также ему приписывают следующие три смелых предсказания: «радио не имеет будущего»; «летательные аппараты тяжелее воздуха невозможны»; «рентгеновские лучи окажутся обманом». Это был человек, который возвел скептицизм к вершине, где он искал расположения, но заработал насмешки будущих поколений. Сам Артур Ч. Кларк в своей фантастической книге «Профили будущего» (1982) рассказывает подобные назидательные истории и предупреждает о страшной опасности догматического скептицизма. Когда Эдисон в 1878 году объявил, что работает над электрическим светом, была создана британская парламентская комиссия для рассмотрения, было ли в этом что-нибудь. Экспертная комиссия сообщила, что его фантастическая идея (которая нам теперь известна как лампочка) была «достаточно хороша для наших трансатлантических друзей…, но не достойна внимания практиков или людей науки».

Чтобы это не было похоже на серию антибританских историй, Кларк также цитирует двух выдающихся американских ученых по поводу самолетов. Астроном Саймон Нюкомб был достаточно незадачлив, чтобы сделать следующее замечание как раз перед известным подвигом братьев Райт в 1903 году:

Доказательство, что никакая возможная комбинация известных веществ, известные формы машин и известные формы сил не могут быть объединены в реальной машине, благодаря которой человек может пролетать по воздуху длинные расстояния, кажется автору столь же полным, насколько это возможно для доказательства существования любого физического факта.

Другой известный американский астроном, Уильям Генри Пикеринг, категорически заявил, что, хотя летательные аппараты тяжелее воздуха возможны (он вынужден был это сказать, потому что братья Райт к тому времени уже летали), они никогда не будут серьезным практическим проектом:

Популярное мнение часто рисует летательные аппараты, проносящиеся через Атлантику и несущие бесчисленных пассажиров, таким же образом, как наши современные пароходы… Кажется, можно с уверенностью сказать, что такие идеи должны быть совершенно фантастическими, и даже если бы аппарат мог бы перенести одного или двух пассажиров, затраты были бы чрезмерно высокими… Другое распространенное заблуждение — ожидать, что будет получена огромная скорость.

Пикеринг продолжает «доказывать» посредством надежных вычислений эффекта сопротивления воздуха, что самолет никогда не смог бы перемещаться быстрее, чем курьерские поезда его времени. На первый взгляд, замечание Томаса Дж. Уотсона, директора IBM, сделанное в 1945 г. «я думаю, в мире есть спрос, возможно, на пять компьютеров», звучит аналогично. Но это не так. Уотсон конечно предсказывал, что компьютеры будут становиться все больше, и в этом он был неправ; однако он не принижал важность компьютера в будущем, как Кельвин и другие принижали значение путешествия самолётом.

Эти истории о совершенных промахах действительно являются грозным предупреждением об опасности чрезмерно рьяного скептицизма. Догматическое неверие во что-то, что кажется странным или необъясненным, не является добродетелью. Чем тогда это отличается от моего явного скептицизма в отношении астрологии, реинкарнации и воскрешения Элвиса Пресли? Откуда мы должны знать, когда скептицизм оправдан, а когда он представляет собой догматическую, нетерпимую близорукость?

Давайте подумаем о спектре историй, которые люди могли бы нам рассказать, и поразмышляем о том, насколько скептичными нам следует быть по отношении к ним. На самом нижнем уровне — истории, которые могли бы быть правдой, а могли бы и не быть, но у нас нет никакой особой причины для сомнений. В «Людях при оружии» (1952) Ивлина Во комический персонаж Эпторп часто говорит рассказчику, Гаю Краучбеку, о своих двух тетях, той, что живет в Питерборо, и другой, в Танбридж Уэллсе. На своем смертном одре Эпторп, наконец, признает, что на само деле у него только одна тетя. Какую из них вы выдумали, спрашивает Гай Краучбек. «Ту, что в Питерборо, конечно.» «Вы, конечно, совершенно меня обманули.» «Да, это была хорошая шутка, не так ли?»

Нет, шутка Эпторпа не была хорошей, и именно это делает шутку Ивлина Во над Эптропом смешной. Без сомнения, многие пожилые леди проживают в Питерборо, и если человек говорит вам, что у него там тетя, у вас нет никакой особой причины ему не верить. Если у него нет какого-то определенного мотива вам лгать, вы вполне могли бы ему верить, хотя, если бы от этого многое зависело, было бы разумно проверить факты. Но теперь представьте, что кто-то говорит вам, что его тетя может левитировать благодаря медитации и силе мысли. Она сидит, поджав ноги, говорят вам, и с помощью прекрасных мыслей и распевания мантр она поднимается над землей и остается парить. Почему надо быть более скептичным, чем когда человек просто говорит, что его тетя живет в Питерборо, ведь в обоих случаях у вас есть слово заявляющего себя свидетелем?

Очевидный ответ в том, что левитация силой мысли необъяснима наукой. Но это только говорит про современную науку. Это приводит нас назад к Третьему Закону Кларка, и важному моменту, что наука любой эпохи не имеет всех ответов и будет превзойдена. Возможно, когда-нибудь в будущем, физики полностью постигнут силу тяготения и построят антигравитационную машину. Можно представить, что левитация тёть станет столь же обычной для наших потомков, как реактивные самолеты для нас. В таком случае, дает ли Третий Закон Кларка нам право верить любой и каждой небылице о мнимых чудесах, которую может сплести народ? Если человек утверждает, что видел свою тетю, левитирующую, поджавши ноги, или турка, взлетающего над минаретом на ковре-самолете, мы должны проглотить его историю на том основании, что те из наших предков, кто сомневался относительно возможности радио, как оказалось, были неправы? Нет, конечноэто не достаточное основание, чтобы верить в левитацию или ковры-самолеты. Но почему нет?

Третий Закон Кларка не работает в обратную сторону. Из того, что «любая достаточно продвинутая технология неотличима от волшебства», не следует, что любая претензия на волшебство, которую любой может заявить в любое время, неотличима от технологического прогресса, который наступит в будущем. Да, были случаи, когда авторитетные скептики оказывались в дурацком положении. Но было сделано намного больше заявок на волшебство, которые не оправдались. Некоторые вещи, которые удивили бы нас сегодня, осуществятся в будущем. Но гораздо больше вещей, которые удивили бы нас сегодня, и в будущем не осуществятся. Фокус в том, чтобы отсеять это меньшинство от мусора — из заявок, которые навсегда останутся в царстве фантастики и магии.

Сталкиваясь с удивительной или сверхъестественной историей, мы можем сначала задаться вопросом, есть ли у нашего источника мотивы лгать. Или мы можем определить степень доверия, которую он заслуживает другими способами. Я вспоминаю интересный обед с философом, который рассказал мне следующую историю: однажды в церкви он заметил, что священник, стоя на коленях, парил в девяти дюймах над церковным полом. Мой естественный скептицизм по отношению к моему застольному собеседнику возрос, когда он продолжил рассказ еще двумя свидетельскими впечатлениями. Он сказал, что, среди многих его занятий когда-то была работа смотрителем дома для малолетних правонарушителей, и он обнаружил, что у всех мальчиков на членах была татуировка «я люблю свою мамулю». История сама по себе маловероятная, но не невозможная. В отличие от случая с левитирующим священником, никакие глубокие научные принципы не оказались бы вопросом, будь это правдой. Тем не менее, это, кажется, проливает свет на уровень доверия, заслуживаемый моим соседом. В другом случае, сказал этот плодовитый рассказчик, он заметил, что ворона чиркает спичкой, поднимая одно крыло, чтобы заслонить ее от ветра. Я не помню, прикурила ли все-таки ворона сигарету, но в любом случае, эти три истории, взятые вместе, думается, утвердили моего собеседника как ненадежного, хотя и забавного, свидетеля. Мягко говоря, гипотеза, что он был лгуном (или сумасшедшим, или страдающим галлюцинациями фантастом, или что он изучал доверчивость преподавателей Оксфорда) казалась более вероятной, чем альтернативная гипотеза, что все три его неправдоподобные истории были правдой.