Расправь крылья свободы

— Какую ещё грязную ложь ты хочешь поведать нам?

— Я говорил вам, что формула не совершенна!

— Но зачем было взрывать стены?! Это не помогло бы вернуть вашу дочь, только тысячи людей погибают!

— Сейчас это уже не имеет никакого значения. Она сказала мне, — пастор странно обхватил себя за плечи, глядя на меня безумным взглядом. — Эби сказала, что это было её спасением! Они избавили её от боли и страданий. И, возложив этот крест на себя, я иду по пути спасения человечества! Каждый может и должен быть свободен от боли! Но Джонатан не оставил этой затеи! Он продолжил улучшать сыворотки. А твоя сумасбродная мать позволила сделать инъекцию тебе, и за это она поплатилась жизнью! Но я не знал этого! Кто бы мог подумать, что она в тебе, и ты так безответственно раскроешь эту тайну своей семьи.

— Не смей, слышишь, не смей оскорблять мою мать! — попыталась сказать это как можно громче, но силы очень быстро меня покидали.

Тошнота подступала к горлу, во рту всё пересохло и в глазах темнело. Сосуды, что стояли по обе стороны от моего стула, были наполнены почти наполовину.

— Я должен получить твою способность, обязан стать мессией для тех, кто даже не ведает о том, что за стенами, что гиганты — это их спасение. Это посланники небес, что отправят их в лучший мир, где нет боли и страданий! Но эти глупцы прячутся от них и думают, что их жалкое существование — это жизнь!

— Ты больной, больной на всю голову. Чокнутый и помешанный фанатик! Вместо того, чтобы спасать заблудшие души людей, спаси себя, выйди за врата Марии и получи свою свободу!

Где-то отдалённо послышался какой-то шум, и пастор направил своих последователей посмотреть, что же именно происходит наверху, а сам стал приближаться.

— Ну что же, моя милая, тебе не стоит бояться, ты отдаёшь свою кровь во благо. С твоей помощью я направлю оружие небес и выполню свой долг, — он наклонился, чтобы поравняться со мной, и протянул руку к лицу.

Грохот и сдавленные крики послышались с верха лестницы, и кто-то скатился по ней, скорее всего, ломая при этом не один десяток костей. А я точно знала, что значило это лишь одно.

— Не быть тебе мессией, грёбаный святоша! — плюнула в лицо оторопевшего пастора.

Крайне быстро по ступенькам сбегали Ханджи и Эрд. При виде подруги мне показалось, что я стала неимоверно спокойна, хотя это, может быть, и из-за потерянной крови. Едва увидев разведчиков, пастор бросился в другую сторону, но при этом взял два сосуда, что стояли подле меня. Я со всех сил старалась сосредоточить взор, но то и дело непослушные веки опускались сами по себе.

— Риа! — он здесь, мне даже не нужно открывать глаза, я знаю, что теперь в безопасности. — Ну же, давай, открой глаза! — Ривай приложил тёплую ладонь к щеке, а я, словно кошка, прижалась к нему, кое-как пытаясь взглянуть на него.

— Жива, — едва слышно, наклонившись вперёд, он поцеловал меня в лоб.

Ривай приложил платок к моим венам, сгибая одну руку, а затем шейным платком перевязал другую, освободил ноги. А затем попытался поставить меня.

— Солнышко моё! — я услышала другой тёплый и не менее родной голос и хотела пойти навстречу, но Ривай тут же выставил свой клинок, остановив его в каких-то сантиметрах от горла папы.

— Нет! — оттолкнулась от капрала, падая в руки отца и прижимаясь к нему как можно сильнее. — Это мой отец, — с трудом получилось вымолвить слова от слабости, а ещё от той неги, в которую окунулась.

Господи, как же я счастлива! Здесь и сейчас. Мой отец рядом, вместе с любимым мной человеком.

— Нужно выбираться отсюда, она потеряла очень много крови, и как можно скорее доставить к врачам, — голос Ханджи как никогда серьёзен и взволнован.

— Где этот ублюдок?! — кто это сказал? Почти провалилась в забвение, с трудом отдавая отчёт реальности.

— Он пойдёт под трибунал, поэтому… Ривай, стой! — голос Ханджи становился то тише, то громче. — Капрал Аккерман, я приказываю вам остановиться, этот преступник получит по заслугам!

— Вы глупцы, я должен всех спасти, а вы только мешаете. Всегда мешали! — пастор был в ярости, это было очень отчётливо слышно, а у меня это вызывало слабую улыбку.

От того, что меня куда-то неожиданно понесли, ужасно заболели все мышцы, тело сводило в каждом сантиметре, ещё было безумно холодно. Когда сквозь веки стал виден свет, я всё же их вновь открыла. Мы вышли на улицу. Из-за гор и верхушек деревьев, которые окружали небольшую лужайку, где мы были, медленно поднималось оранжевое солнце, не слишком грея кожу, но приятно согревая душу, и я осознавала, что смогла пережить этот день. Что Ривай спас меня, снова.

— Отпусти, — едва слышно прошептала мужчине, а он, немного поколебавшись, поставил меня на землю, придерживая за талию.

Позади слышались голоса, а особенно голос папы. Как же я по нему скучала! Тело, словно вата, с трудом получалось ощутить то, как Ривай меня обнимает, но я слышала его дыхание над ухом и понимала, что его слегка трусит.

— Вот видишь, тебе совсем не повезло со своей парой, постоянно нужно её вытаскивать из какой-то задницы, — с трудом опустила сжатые в локтях руки, чтобы приложить ладони к его.

— Думаю, я к этому уже привык. В конце концов, не так сложно спасать любимого человека, — слегка повернув голову, почувствовала, как, словно под давлением, прижалась спиной к Риваю, замечая его взгляд. — Нет, — едва слышно, одними губами произнёс он.

Дышать невероятно тяжело, а ноги теперь совсем не держат. Изо всех сил старалась хвататься за чужие руки, но этих чёртовых сил уже просто не было. Взгляд, наконец, удалось отвести от встревоженных глаз Ривая, и я увидела стрелу, которая торчала из моей груди. Дышать было почти невозможно, а сухость во рту куда-то пропала, заменяясь на стальной привкус.

— Зоэ! — Ривай закричал так оглушительно, что даже уши заложило.

Он опустил меня на землю, а я с трудом цеплялась за его одежду. Пальцы, словно деревянные, не слушались и не хотели сжиматься. Горло першило, хотелось кашлять. Из ниоткуда появилась подруга, а рядом и отец. Я вроде понимала, что они смотрят на меня, но так не хотела отводить взор от них, от моих самых родных глаз светло-серого цвета.

— Прости…

Как же хотелось сказать больше. Но сил, их просто не было. Прости, пожалуйста, Ривай. Прости, папуля. Простите меня, умоляю. Я сейчас так устала, и мне так хочется просто уснуть.

***

Два года спустя.

Сейчас могу с уверенностью сказать лишь то, что после всего случившегося Ривай изменился не так сильно, как все того ожидали. Нет, он по-прежнему бывает излишне агрессивен, слишком груб в выражениях, а иногда не чурается и подзатыльника отпустить своим подчинённым, но в целом не случилось ничего из того, чего мы со Смитом так опасались. Его не нужно было вытаскивать из кабаков, и он не переходил на жестокое рукоприкладство. Ну, не считая того, что он сделал с Ником.