Распутин. Выстрелы из прошлого

Самое скверное то, что меж Россией и Германией фактически начинается экономическая война. Это с Германией-то, которая для России невероятно важна как источник передовых технологий и «дешевых» капиталов…

В 1887 г. и Бисмарк решает выразить России неудовольствие на государственном уровне. Он издает указ, запрещающий правительственным учреждениям размещать средства в русских ценных бумагах, а Рейхсбанку принимать эти бумаги в залог. И поднимает таможенные пошлины на ввозимое из России зерно.

Идея, прямо скажем, непродуманная: теперь уже оскорбляется Россия и получает заем во Франции — а там еще один, и еще… Письма Бисмарка показывают, что о войне с Россией он по-прежнему не думает. «Войну с Россией мы без необходимости вести не будем, так как у нас нет интересов, удовлетворения которых мы могли бы посредством ее добиться…» «Пока я министр, е дам согласия на профилактическое нападение на Россию». Однако, выступая в рейхстаге в 1888 г., он говорит: «Мы больше не просим о любви ни Францию, ни Россию. Мы не просим ни о чьем одолжении. Мы, немцы, боимся на этой земле Господа Бога и никого более!»

Есть в этих словах кое-что от обиды - но ничего от заносчивости. Они просто-напросто отражают новое положение вещей — Германская империя уже достаточно сильна и дает понять, что к ней нужно относиться с соответствующим уважением.

В России, полное впечатление, этого не понимают, глядя на крепнущего соседа по-старому: как на скопище опереточных государств. В 1889 г. разгорается скандал: на стол Кайзеру Вильгельму ложится донесение одного из послов, в котором подробно приводятся высказывания Александра III о Вильгельме. Например, «безумец» и «дурно воспитанный человек, способный на вероломство».

Вильгельм, император молодой и неопытный (а также человек болезненного самолюбия), приходит в ярость. Нужно признать, что Александр в этой истории и впрямь выглядит не самым умным. Донесение поступило не из Петербурга, а из Лондона - это означает, что царские дипломаты, не особенно и просчитывая последствия, растрепали царские характеристики Вильгельма (определенно несправедливые) по всей Европе…

Бисмарк, пытаясь исправить свою ошибку, разрешает выпустить на германский финансовый рынок русские железнодорожные облигации. Но этому решению активно сопротивляются набравшие силу германские русофобы, почувствовавшие, что настает их время… А там и Бисмарк уходит в отставку.

В России к тому времени уже запретили «иностранцам» покупать землю в западных губерниях указ этот направлен в первую очередь против Германии. Россия вводит новые таможенные пошлины (самые высокие в Европе) на… завозимые из Германии промышленные товары. Германия отвечает схожими мерами, вновь бушует самая настоящая экономическая война.

А Россия уже сидит на «игле» французских займов. В 1894 г. заключается тайная русско-французская военная конвенция, направленная в первую очередь против Германии.

По обе стороны границы на ключевых постах появляется все больше и больше сторонников конфронтации. В России умирает министр иностранных дел Гире (из обрусевших шведов), сторонник российско-германской дружбы. Пришедший ему на смену Ламздорф говорит, в общем-то, справедливые слова: «Мы портили наши отношения с соседней Германией и на более или нее длительное время устранили всякую возможность общих ней действий в условиях доверия: все это ради того, чтобы понравиться французам, которые стараются скомпрометировать нас о конца, приковать только к союзу с собой и держать в зависимости от своей воли». Дружбу с Францией он считает подобной мышьяку: «в умеренной дозе она полезна, а при малейшем преувеличении становится ядом».

Но это слова - а на деле Ламздорф, даром что немец по крови, вел откровенно антигерманскую политику: дважды в начале XX столетия противодействовал заключению русско-германского договора, на всех парусах спеша в сторону Франции…

Тем временем началась русско-японская война. И «дружественная» Франция не замедлила подложить России свинью, причем самым наглым и бесцеремонным образом. В феврале 1905 г. в Петербург прибыла делегация французских банкиров, чтобы подписать соглашение о представлении России очередного займа. Все переговоры были проведены, все условия согласованы, успели даже устроить банкет по случаю завтрашнего подписания договора…

И тут французы, получив распоряжение своего правительства, срочно пакуют чемоданы и уезжают из России. Никакого займа. Причина? Французам не понравилось, что русская армия оставила город Мукден. Вот и решили не давать денег.

Ситуация, конечно, грязная… Выручили как раз немцы — срочно предоставили займ, и Россия увернулась от финансового кризиса, который вот-вот должен был грянуть…

Англия тем временем, напоминаю, устраивает провокацию в виде «Гулльского инцидента», строит для Японии сверхмощные по тому времени броненосцы, предоставляет займы, отправляет японцам сотни орудий, десятки тысяч тонн стратегических грузов: сталь, взрывчатка, прочие военные материалы. Собствен говоря, в 1904-1905 гг. Россия воевала не только с Японией, скол ко с Британской империей, потому что без помощи Британии японской «труженицы тыла», самураев легко разбили бы…

Кайзер Вильгельм, несмотря ни на что, все же не настроен враждовать со своим кузеном Николаем II. В 1905 г. он предлагает заключить договор, получивший впоследствии название Бьерского, направленный в первую очередь против Англии. Но вмешивается сановная антигерманская клика. Навязывает Николаю «дополнения» к договору, которые его фактически гробят…

Ламздорфа, казавшегося все же недостаточно «проанглийским», выпихивают в отставку, и в министерстве иностранных дел Российской империи прочно обосновывается парочка записных англолюбов: Извольский и Сазонов.

Кайзер Вильгельм, встретившись в 1906 г. с русским министром финансов Коковцовым, задает ему резонный вопрос: «Скажите, пожалуйста, господин статс-секретарь, неужели вы не считаете просто диким, что среди всеобщего развала, среди постоянных волнений, которые могут снести все, что есть еще консервативного в Европе, две монархические страны не могут соединиться между собой, чтобы составить одно плотное ядро и защищать свое существование? Разве это не прямое безумие, что вместо этого монархическая Россия через голову монархической же Германии ищет опоры в революционной Франции и вместе с нею идет всегда против своего естественного и исторического друга?»

Коковцов, по его собственным воспоминаниям, всячески уклоняется от каких бы то ни было серьезных разговоров (как о русско-германских отношениях, так и о марксистском движении, которое кайзер считает одинаково опасным для обеих империй). Ему как-то не с руки обсуждать такие вопросы: он только что вернулся из Парижа, где получил у «союзной» Франции очередной заем в 267 миллионов франков. Под пять с половиной процентов. Вот только в Россию из этого займа не поступает и копейки: он целиком уходит на уплату прошлых долгов, сделанных в той же Франции (как видим, подобные «кредитные пирамиды» — вовсе не изобретение ельцинской России…)