Распылитель Пухольского

– - Что-то вроде, -- ничуть не смутился Пухольский.
– - Но вообще-то, я не понимаю, как ты тут оказался. По нашим данным ты должен дожить до семидесяти четырех лет и скончаться в собственной постели от пневмонии в одна тысяча девятьсот пятидесятом году. Что произошло?

Пухольский озадаченно почесал в затылке и встал. Богоробов молчал, разинув рот.

– - В каком... году?!
– - наконец выдавил он, с усилием сводя челюсти.

– - В одна тысяча девятьсот пятидесятом, -- повторил Пухольский и снова спросил: -- Ну, так что там у вас случилось, почему тебя в распыл отправили?

Коменданту пришлось рассказать всё: и про свои кобелиные виды на машбарышню, и про Зинину коварную подлость. Пухольский слушал, не перебивая, а когда Богоробов замолчал, достал из кармана синюю коробочку, моментально развернувшуюся у него в руках в довольно большую планшетку, типа штабной. Что он делал с этой планшеткой, Богоробов не видел, да и не смотрел особо, потому что внимание его привлекла парочка, продефилировавшая неподалеку. Девушка была ему незнакома, а вот молодой статный брюнет...

В памяти всплыла ночь, когда они только наладили распылитель, и отправляли в него привезенных, не дожидаясь утра. А фамилия брюнета была... нет, не вспомнить. Но левый эсер -- точно!

А это означало... Что это означало, Богоробов сформулировать не мог. Вернее, мог, но уж больно страшно звучали слова "контрреволюционный заговор".

– - Эй, студент!
– - негромко окликнул комендант Пухольского. Тот отмахнулся, продолжая тыкать пальцем в планшетку и что-то рассматривать на ней.
– - Раз уж я тебе всё, как на духу, то может, и ты мне объяснишь, что происходит? Откуда ты знаешь, когда я умру, зачем ты нам свою аппаратину вместо верных трехлинеек подсунул, зачем бывшим студентом прикидывался?

– - Надо было тебя сразу обратно отправить, -- задумчиво пробормотал Пухольский и поморщился.
– - Только ты ведь сдуру снова в распылитель полезешь. Или к начальству с докладом побежишь. Так ведь?

Богоробов подумал и кивнул.

– - Вот видишь. А это значит, что сектор пять-восемнадцать прикрыть придется. И возиться потом с корректировкой, утечку информации ликвидировать. А нам нужно, чтобы до пятнадцатого мая следующего года все на твоем пункте оставалось, как есть. Нужно ещё две с половиной тысячи человек переправить.

– - Так я и думал, -- с удовлетворением произнес комендант.
– - Шпион ты! Контра недобитая! Смастерил машинку, и рад-радехонек, что чекистов обманул и буржуев от революционного возмездия уберег.

– - Не одних буржуев, -- пожал плечами Пухольский.
– - Вон ребята с третьей станции сейчас принимают людей, расстрелянных деникинцами.

– - Но тогда зачем?

– - Не зачем, а почему, -- отрезал Пухольский.
– - Думаешь, светлое будущее, за которое вы так рьяно боролись, становилось светлее оттого, что сотни тысяч, миллионы людей в муках погибали? Вы истребляли друг друга во имя каких-то идеалов, а нам расхлёбывать пришлось. Каждое убийство, каждая казнь, каждая загубленная жизнь -- черное пятно на ментальном поле планеты. Увечили, его, как могли. Хотя, что ты знаешь о ментальном поле... Короче, загнали вы нас в тупик.

– - Кого это -- вас?
– - злобно поинтересовался Богоробов, оглядываясь.

– - Потомков!
– - одновременно с ним разозлился Пухольский.
– - Тех, кто после вас пришёл в мир, больной прошлой ненавистью и страданиями! Сколько всего ещё было и после вашего красного террора...

– - Чего было?

– - Узнаешь. Позже. Изменить прошлое нельзя. Вернее, изменить-то можно, но доказано -- это ещё больше навредит будущему. Раз уж нельзя избежать массовых убийств в прошлом, мы спасаем тех, кто погиб.

– - Всех?
– - Богоробов вспомнил порубленных белоказаками мальчишек из отряда Никольцева, расстрелянных рабочих в Самаре, и задумался.

– - Да, всех. Без классовых и идеологических различий, без разделения на жертв и палачей. Вы думали, что ваши потомки будут жить, как у Христа за пазухой, яблони на Марсе разводить, а по выходным ко двору короля Артура на машине времени путешествовать. Нам же приходится практически все планетарные ресурсы направлять на спасение людей. Те же машины времени, -- он махнул рукой в сторону торчашего посреди поляны распылителя.
– - Видел бы ты, какими наши миссионеры возвращаются из Бабьего Яра или Пирл-Харбора...

Пухольский замолчал, мрачно уставившись на одуванчик у своих ног. Вдалеке звенел детский смех.

Богоробов тоже молчал. Потом глухо спросил:

– - Какой у вас нынче год?

И услышал в ответ: -- Две тысячи четыреста шестьдесят третий.

– - И коммунизма на Земле нет?

– - Нет, и никогда не было. Ни на Земле, ни здесь.

– - А это -- не Земля?
– - Богоробов поднял глаза к небу, в синеве которого плыли забавные барашки облаков и летала то ли большая птица, то ли аэроплан.

– - Это -- Альтер-Земля, -- коротко ответил Пухольский.
– - Альтер-Земля с альтер-историей.

– - Понятно, -- ответил Богоробов, хотя мало что понял. Впервые в жизни он вдруг ощутил, что у него есть сердце. Оно заныло, словно сдавленное чужими холодными пальцами, и стало медленно падать вниз. К горлу подступила тошнота. Пухольский посмотрел на него встревожено, но ничего не сказал. Помолчали.

– - И что теперь будет?
– - наконец спросил Богоробов.

– - Да то же, что и раньше. Вернешься в своё время, и всё пойдет по-прежнему.

– - А если всё-таки Кривцову доложу?

– - Кто тебе поверит? Решат, что после контузии галлюцинациями страдаешь, -- Пухольский криво улыбнулся.
– - Был у нас случай... Впрочем, неважно.

Что-то тихо тренькнуло. Пухольский посмотрел на планшетку, нажал какую-то кнопку.

– - Мне пора?
– - комендант старался, чтобы его голос звучал спокойно.

– - Пора. Переход уже свободен.

Богоробов, сутулясь и хромая больше обычного, пошел к распылителю, чувствуя, как внутри вместо сердца гулко бухает пустота.

– - И не дури там, -- в голосе Пухольского не чувствовалось уверенности.
– - Тебе жить положено, товарищ Богоробов!

Когда комендант встал на черный кружок и закрыл глаза, то понял, что жить ему дальше абсолютно незачем. Хотелось исчезнуть, только не знать того, что ему пришлось узнать.

Подвал встретил его гулкой тишиной. На столе белел лист с исчерканным карандашом списком, значит, уже отправили сегодня очередную партию контры... Богоробов равнодушно пожал плечами и прямо из подвала вышел во двор. Посидел в кустах, тупо глядя на осыпающиеся жухлые листья. Не хотелось, чтобы его нашли тут, как бездомную собаку. Поэтому прошел в кабинет и достал верный маузер.