Рассечение Стоуна

– Отлично, – сказал Дипак, осмотрев пациента и взглянув на часы. – Приступим к части второй.

На этот раз мы оказались в операционной поменьше. Рональдо был по-прежнему мрачен. Лицо и конечности Джонсона-младшего отекли, капилляры не выдерживали закачиваемых в него объемов. Но мы были вынуждены лить и лить, чтобы поддерживать давление, – все равно что удерживать воду в дырявом ведре.

Дипак настоял, чтобы я снова встал справа. За несколько секунд простыни были сдернуты, кожа продизенфицирована и зажимы с раны сняты.

Дипак направил мои пальцы на связку сосудов, ведущих к печени.

– Отлично, – сказал он, – пережми здесь.

Это был маневр Прингла. Я перекрыл подачу крови к печени, тем временем Дипак удалил последний тампон и приподнял печень. Сразу полилась кровь, превратив сухое чистое операционное поле в хлюпающую кровавую массу.

– Отпускай, – произнес Дипак. – Этого-то я и боялся. Полая вена порвана. Поэтому маневр Прингла не помогает, кровь все равно идет.

У некоторых людей нижняя полая вена слегка заглублена в печень. У нашего пациента печень укутывала сосуд. Когда Джонсон-младший пролетел по воздуху и ударился об асфальт, печень сдвинулась с места и короткие вены оторвались от полой, оставляя рваное отверстие.

Дипак попросил нить на длинном иглодержателе. По его сигналу я приподнял печень, и он попробовал вонзить иглу у конца разрыва. Но не успел он разглядеть дырку на сосуде, как поле залила кровь.

– Господи, – вырвалось у меня (я нарушил основополагающее правило: ассистент должен помалкивать), – как же мы ее зашьем?

– Нет ничего проще, – сказал Дипак, – только печень мешает.

Неужели он стал отпускать шуточки во время операции?

Дипак надолго затих, замер, будто в трансе. Я старался не дышать. Наконец, словно священник, завершивший молитву, Дипак резко пошевелился.

– Ну что же. Дело не скоро делается. Начнем с другого бока.

Я оказался не готов к тому, что последовало. Мне оставалось только удивляться и помогать по мере возможности. Дипак протер Джонсону-младшему грудь, затем произвел разрез вдоль грудины сверху донизу и принялся орудовать электрической пилой. В воздухе повис запах горелой плоти и кости. И внезапно грудная клетка раскрылась, наподобие переполненного чемодана.

Я не спрашивал, что он делает. А он не объяснял. Мой опыт в области торакальной хирургии ограничивался отсасыванием жидкости из легкого да присутствием на операции по резекции пораженной раком доли легкого. Ну, правда, за время моей интернатуры мы трижды вскрывали грудную клетку и штопали раны на сердце. Один из трех пациентов выжил. Это был один из недостатков нашей программы, одна из причин, по которой нас закрывали, – пробелы по части грудной хирургии, урологии и пластической хирургии.

Сердце Джонсона-младшего, кусок мяса с желтыми прожилками, прикрытый перикардом, билось перед нами, как билось все предыдущие девятнадцать лет. Только вот такой опасности оно еще не подвергалось.

Дипак разрезал перикард.

В операционной за моей спиной возникло какое-то движение. Я быстро обернулся и через стекло заметил целую толпу белых людей у другого операционного стола.

Дипак наложил кисетный шов на правое предсердие, верхний отдел сердца, куда поступала кровь из полой вены, взял плевральную дренажную трубку, прорезал на ней ножницами отверстия и сделал дырку в предсердии посередке кисетного шва. В эту дырку он просунул переделанную дренажную трубку, продвинул ее в полую вену и протолкнул до того места, над которым мы трудились.

– Скажешь мне, когда она дойдет до уровня почечных вен, – произнес он.

У меня на глазах полая вена наполнялась, напоминая садовый шланг под давлением.

– Уже, – ответил я.

– Трубка теперь обеспечивает полой вене просвет, – сказал Дипак, наклонившись, чтобы взглянуть на поле снизу. – К тому же по ней, как по стенту кровь будет возвращаться в сердце, пока мы оперируем. Теперь… посмотрим, удастся ли нам ее заштопать.

Он поправил верхний свет. Когда я приподнял печень, крови вытекло уже не так много, более того, на фоне трубки стали видны края разрыва. Дипак подцепил длинными щипцами край, кривой иглой продел нитку и завязал узел. Я отпустил печень. Процесс был непростой: приподнять, ухватить, подвести иглу, вытереть, проколоть насквозь, вытереть, завязать, опустить печень на место.

Когда дело уже близилось к завершению, я почувствовал, что у меня за плечом кто-то стоит. Дипак глянул мельком в мою сторону, но ничего не сказал.

– Это шунт Шрока, сынок? – спросил чей-то голос у меня из-за спины. Мужчина говорил вежливо, однако тон у него был такой: да, я понимаю, что это не самый подходящий момент для вопросов, но уж мне-то вы ответить обязаны.

Дипак еще раз повернул голову:

– Да, сэр.

– Большой был разрыв?

Дипак приподнял печень и направил свет лампы в нужную точку, чтобы спрашивающему было видно.

– Три четверти вены по длине.

Из вставленной им со стороны сердца трубки получилась прекрасная внутренняя шина, операция теперь шла по накатанной. Да и смотрелось красиво: из хаоса рождался порядок.

– Впечатляет, – произнес голос. Никакого сарказма, одно неподдельное восхищение. Любопытный склонился ниже, чтобы было лучше видно. – Очень, очень мило. Я бы еще добавил пенящийся гель, чтобы не травмировать лишний раз печень. Дренаж планируете?

– Да, сэр.

– Полагаю, вы штатный врач?

– Нет, я главный врач-резидент. Меня зовут Дипак.

– А где ваш ординатор?

Дипак посмотрел гостю в глаза и промолчал.

– Понятно. У него нет желания возиться. Лучше поспать подольше. А вы с ним вообще видитесь?

Рональдо фыркнул и повернул ручку своего аппарата, изображая отсутствие интереса. Гость посмотрел на Рональдо, как бы желая откусить тому голову, но в последнюю секунду, вероятно, вспомнил, что он не у себя в операционной, и взял себя в руки.

– И сколько всего шунтов Шрока вы на данный момент сделали, Дипак?

– Это будет шестой.

– В самом деле? И за какой период времени?

– За два года, что я здесь… К сожалению, к нам поступает масса больных с травмами.

– Да, к сожалению… И к счастью для нас. Мы благодарны… И все-таки… шесть Шроков, говорите? Примечательно. Каковы были результаты?

– Один больной умер, правда, после операции прошла неделя. Он ходил, ел. Видимо, эмболия легочной артерии.

– А вскрытие делали?

– Частично. Родственники разрешили только чревосечение. С полой веной все было нормально. Мы сделали фотографии.

– А прочие больные?

– Второй, третий и пятый живы-здоровы, прошло шесть месяцев после операции. Четвертый умер на столе, я не успел толком ничего сделать. Только сердце раскрыл.

– Но вы его включили в список?

– А как же иначе. Ведь планировалась именно эта операция.

– Молодец. Большинство хирургов не включило бы этот случай в статистику. А шестой?

– Он перед вами.

– Чудесно. Куда лучше, чем у меня. Я сделал четыре шунта Шрока. Это за шесть лет. Все умерли. Двое на столе, двое сразу после операции. Травмы были не у всех. У двоих хирург удалял разросшийся рак и повредил полую вену. Вам надо изложить ваш опыт, написать статью.