Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля

– Меня нашли! – ошалев от радости, воскликнул я, все еще размахивая рубашкой.

И, счастливый, запрыгал, заскакал по плоту…

Меня увидели

Не прошло и пяти минут, как черный гидросамолет вернулся и пролетел в противоположном направлении на той же высоте. Он летел, накренившись влево, и сбоку в иллюминаторе я вновь отчетливо различил человека, который рассматривал море в бинокль. Я снова замахал рубашкой. Теперь я махал не суматошно, а плавно, словно молил не о помощи, а прочувствованно и благодарно приветствовал моих избавителей.

Гидросамолет несся вперед, и мне казалось, что он постепенно сбавляет высоту. В какой-то момент он двигался по прямой, почти над поверхностью воды. Я подумал, что он приводняется, и приготовился грести к нему, но через мгновение гидросамолет вновь взмыл ввысь, развернулся и в третий раз пролетел над моей макушкой. Теперь уж я не стал отчаянно размахивать рубахой. Я подождал, пока он оказался непосредственно над плотом, тогда подал сигнал и стал ждать, когда же самолет пролетит снова, постепенно снижаясь. Но произошло прямо противоположное: гидросамолет стремительно набрал высоту и исчез там, откуда появился. Однако повода для тревоги не было. Меня наверняка увидели. Не может быть, чтобы летчик меня не заметил, ведь его машина летела так низко и, главное, над самым плотом! Спокойный и уверенный в скором спасении, я сел и принялся ждать.

Я прождал час. Мне удалось сделать очень важный вывод: первые два самолета прилетели, несомненно, из Картахены. Черный же скрылся в направлении Панамы. Я рассчитал, что, гребя по прямой и чуть отклоняясь от направления ветра, я могу выбраться на сушу где-то в районе курорта Толу. Он находился примерно посередине между двумя отправными точками самолетов.

По моим расчетам, меня должны были спасти через час. Однако час прошел, а в синем, чистом и абсолютно безмятежном море было все так же пустынно. Миновало еще два часа. И еще час, и еще, и за все время я ни разу не сдвинулся с борта. Я сидел, напрягшись, и, не мигая, глядел вдаль. В пять солнце начало опускаться к линии горизонта. Я еще не потерял надежды, но забеспокоился. Я был уверен, что с самолета меня заметили, но не мог понять, почему прошло столько времени, а никто не подоспел ко мне на помощь. В горле пересохло. Дышать становилось с каждой минутой все труднее. Я отрешенно всматривался в даль, но вдруг, неожиданно для самого себя, подпрыгнул и упал на дно плота. Медленно, словно подстерегая жертву, мимо борта проскользнул плавник акулы.

Акулы приплывают ровно в пять

Это было первое живое существо, которое я увидел за время моего пребывания на плоту, почти за тридцать часов. Плавник акулы внушает ужас, потому что нам известна кровожадность этой твари. Однако на вид он совершенно безобиден. Он вообще не ассоциируется с образом животного и тем более хищника. Акулий плавник бурый и шероховатый, точно древесная кора. Когда я увидел, как он рассекает воду возле плота, у меня возникло ощущение, что на вкус он прохладный и горьковатый, словно древесный сок. Часы показывали уже пять. На закате море было спокойным. К плоту неторопливо подплыло еще несколько акул, и они шныряли взад и вперед до наступления полной темноты. Свет померк, но я чувствовал, что акулы и в темноте снуют вокруг плота, рассекая спокойную гладь воды лезвиями плавников.

С того дня я остерегался садиться на край плота после пяти. На следующий день, еще через день, и еще, и еще я смог убедиться, что акулы крайне пунктуальны: они приплывали в пять часов и исчезали с наступлением темноты.

На закате прозрачное море представляет собой восхитительное зрелище. Рыбы всевозможных размеров и расцветок подплывали к плоту. Громадные желто-зеленые рыбины; полосатые, круглые и крошечные красно-синие рыбешки плыли за плотом до самых сумерек. Время от времени мелькала стальная молния, через борт перелетала струя окровавленной воды, и на поверхности, возле плота, на мгновение появлялись куски рыбы, растерзанной акулами. И тут бесчисленное множество мелких рыбешек набрасывалось на ее останки. В этот момент я продал бы душу дьяволу даже за самый крохотный кусочек с пиршественного стола акулы.

Шла моя вторая ночь в море. Ночь голода, жажды и одиночества. Раньше я упорно надеялся на самолеты, теперь же чувствовал себя всеми покинутым. В ту ночь я впервые осознал, что надеяться надо только на свою волю и оставшиеся силы.

Одно было удивительно: я ослабел, но не обессилел. Я провел почти сорок часов без воды и пищи и не спал двое суток, поскольку всю ночь перед катастрофой не сомкнул глаз. И тем не менее вполне мог грести.

Я вновь разыскал на небе Малую Медведицу. Впился в нее глазами и взмахнул веслами. Ветер, однако, дул в другом направлении, не в том, в котором требовалось, ведь мне нужно было плыть прямо на Малую Медведицу. Я закрепил на борту два весла и в десять часов начал грести. Поначалу я судорожно махал веслами. Потом стал грести размеренней, пристально глядя на Малую Медведицу, которая, по моим расчетам, светила прямо над Серро-де-ла-Попа.

По плеску воды я понимал, что продвигаюсь вперед. Устав, я откладывал весла и опускал голову, чтобы отдохнуть. Потом хватался за них с новыми силами и возродившейся надеждой. В двенадцать часов ночи я все еще орудовал веслами.

Товарищ на плоту

Около двух я окончательно выдохся, скрестил весла и попытался заснуть. Жажда усилилась. Голод же меня не мучил. Меня терзала жажда. Я настолько устал, что положил голову на весло и задремал. И вдруг я увидел сидевшего на палубе эсминца Хайме Манхарреса, который указывал мне пальцем в сторону порта. Боготинец Хайме Манхаррес – один из моих старых флотских друзей. Я часто думал о товарищах, которые пытались достичь плота. Мне хотелось узнать, какова их судьба: добрались ли они до другого плота, подобрал ли их эсминец или же спасли летчики. Но о Хайме Манхарресе я не думал никогда. И все же стоило мне закрыть глаза, как передо мной появлялся улыбающийся Хайме. Сначала он показал мне, где находится порт, а потом я увидел его в столовой: он сидел напротив меня, и перед ним стояла тарелка с фруктами и яичница.

Вначале это был сон. Я закрывал глаза, на несколько коротких мгновений засыпал, и передо мной неизменно появлялся Хайме Манхаррес, причем в одной и той же обстановке. В конце концов я решил с ним заговорить. О чем я его тогда спросил, не помню. И что он мне ответил – тоже. Помню лишь, что мы с ним разговаривали на палубе и что внезапно нас накрыло волной, той роковой волной, которая обрушилась на корабль в 11 часов 55 минут, и я в ужасе проснулся, изо всех сил вцепившись в веревочную сеть, чтобы не свалиться в море.

Но перед рассветом небо потемнело. Мне не спалось; я был настолько измотан, что никак не мог заснуть. Противоположный конец плота потонул в сумерках, но я все равно смотрел в темноту, стараясь хоть что-нибудь разглядеть. И вот тогда-то я отчетливо увидел притулившегося на краешке борта Хайме Манхарреса. Он был в рабочей одежде: синих брюках и рубахе, а фуражку, на которой даже в темноте четко читалось «Кальдас», нацепил слегка набекрень.

– Привет! – сказал я, ничуть не испугавшись. Ей-богу, передо мной был Хайме Манхаррес. Ей-богу, он был тут всегда!

Если бы я увидел его во сне, об этом не стоило бы даже упоминать. Но дело в том, что сна у меня не было ни в одном глазу. Я был абсолютно в здравом уме и слышал, как над головой свистит ветер, а вокруг шумит море. Мне хотелось есть и пить. И я ничуть не сомневался, что Хайме Манхаррес плывет вместе со мной.

– Почему ты не запасся водой на корабле? – спросил он.

– Потому что мы уже подплывали к Картахене, – ответил я. – Мы лежали на корме с Рамоном Эррерой.

Передо мной был не призрак, а живой человек. И я его не боялся, а, наоборот, подумал, до чего же глупо было терзаться одиночеством, когда на плоту со мной еще один моряк!

– Почему ты не поел? – спросил Хайме Манхаррес.

И я отчетливо помню, что ответил:

– Потому что меня не захотели покормить. Я попросил яблок и мороженого, а мне не дали. Не знаю, куда они их спрятали.

Хайме помолчал. А потом снова указал мне, в каком направлении искать Картахену. Я посмотрел туда и увидел огни порта и пляшущие на воде буйки.

– Мы уже подплываем. – Я сказал это, глядя на портовые огни; сказал безо всякой радости, словно после обычного плавания. Затем предложил Хайме немного погрести вместе. Но его уже не было. Он ушел.