Рассказ о говорящей собаке

1935

Вера Инбер Тосик, Мура и «ответственный коммунист»

Если вам восемь лет, и у вас синие глаза, и одна рука в компоте, а другая в замазке, и если у вас брат, которому пять лет, у которого насморк и который каждые пять минут теряет платок, и если ваша мама ушла на целый день, — то тогда вам жить становится очень трудно.

Муре восемь лет. У нее синие глаза, одна рука в компоте, другая в замазке, у нее брат, у него насморк, мама ушла — жить очень трудно.

Мама уходит на целый день. Она служит. Папы давно нет. В тот год, когда не топили печей и не было хлеба, он поехал за хлебом, заболел тифом и умер. И теперь мама живет одна, а Мура ей помогает. Мамино несчастье в том, что она маленькая и ее никто не боится. Ее легко обидеть, это ясно.

Однажды был такой случай: на кухне разбилось стекло; хотя грязное, но стоит оно шесть рублей. Пришел домком в сапогах и тулупе, осмотрел стекло, заодно чулан, где живут крысы, и говорит:

— Это ведро уберите. Тряпка зачем? Гражданка Сергеева (мама то есть), по выяснении дела — вам вставить стекло. Вы виновница.

— Товарищ Петрищев, — мама отвечает, — какая же я виновница? Меня целый день дома нет. Детишки в комнате сидят.

— Гражданка Сергеева, не возражайте. Ваша рыба стояла за окном. Стояла или нет ваша рыба?

— Стояла рыба, — отвечает мама, — то есть даже не рыба, а сиг.

— Ну вот. Этот самый ваш сиг разбил стекло.

— Позвольте, как же это возможно?

— А вот так и возможно. Из-за вашего сига окно плохо закрывалось и в конце концов разбилось. Но так как сиг совершенно копченый и неимущий, то потрудитесь заплатить шесть рублей.

И мама заплатила, потому что она маленькая и не умела хорошенько ответить.

И так каждый день какая-нибудь неприятность.

Тосику пять лет. У него всегда насморк, и он чуточку заикается. Каждые пять минут он спрашивает:

— Му-ура, а где мой носиковый платок?

В четыре часа приходит мама со службы, бледная, руки трясутся, и начинает готовить на примусе чего бы поесть.

— Мамочка… — говорит Мура, обнимая ее. — Ты моя маленькая. Ты бедняжечка.

— Ма-амочка, ты бедняжечка, — вслед за ней говорит Тосик.

Мура обнимает маму и говорит дальше:

— Дай-ка я послушаю. Мамочка, в тебе опять все переливается. Ты опять ничего не завтракала? У тебя совершенно пусто внутри, я же слышу.

Но маме некогда. Они едят быстро, потом мама опять уходит стучать на машинке, но уже не на службу, а «частным образом».

— Му-ура, — спрашивает однажды Тосик, — как это — частным образом?

— А это так: днем мама служит, а вечером уходит к одному писателю, который ей диктует рассказ по частям, потому и называется «частным образом»…

Сегодня день особенно тяжелый. Утром шел снег. Мама встала такая маленькая, меньше, чем всегда. Посмотрела на детей и сказала:

— Надо бы вас в дошкольный сад пристроить, но некогда мне. Не могу я. Устала. Сил нет.

Ушла мама. Мура начала убирать комнату и вдруг увидела, что двух котлет, которые им оставлены на целый день, нет и в помине.

— Тосик, — сказала Мура, — ты съел? Как же ты смог? Когда ты успел? Сразу съел обе?

— Му-урочка, я не сразу. Я съел «частным образом», по частям. По половинкам.

Долго тянется время без мамы. У Тосика насморк, у Муры порвались валенки: гулять невозможно.

— Идем в коридор, Му-ура, — говорит Тосик. — Потихоньку пойдем. Мы не будем мешать.

Коридор длинный, с обеих сторон — комнаты. В каждой комнате люди, совершенно разные. Но хоть они и разные, а все одинаково не любят детей, которые мешают. Однажды Мура и Тосик устроили в коридоре поезд из стульев и поехали. Кресло было паровозом. И славно так поехали, быстро, весело, с крушениями и приключениями. Но из комнаты № 6 вышла товарищ Гилькина с папиросой и чайником, налетела в полутьме на паровоз и разбила пенсне.

Вечером пришел домком, посмотрел мрачно и сказал:

— Гражданка Сергеева (мама то есть), вы своими детьми загромождаете квартиру и даже угрожаете стеклянным предметам. Ставлю на вид.

— Надо вас непременно в дошкольный сад, но некому похлопотать, а у меня сил нет. — Мама разволновалась.

И сейчас Мура и Тосик идут по коридору тихо, пешком, а не в поезде, и разговаривают шепотом. А когда доходят до комнаты № 1, то смолкают совсем. Там, в комнате № 1, живет «ответственный коммунист», самый важный в квартире. Кого он о чем ни спросит, тот должен отвечать всю правду: оттого он и ответственный.

«Ответственный коммунист» работает всю ночь. Всю ночь горит у него свет, и сквозь стекло, вставленное в верхнюю половину двери, видно, какой синий воздух у него в комнате, как много он курит. Утром за ним приезжает автомобиль с желатиновыми окнами и полотняной крышей, и «ответственный коммунист», надев кожаное пальто, в бороде трубка, проскакивает коридор и уезжает.

Мура и Тосик подходят к самой двери и по очереди смотрят в замочную скважину.

— Ты видишь, Му-ура? — спрашивает Тосик. — Скажи, что ты видишь?

— Мне нос мешает, — отвечает Мура, — но вижу умывальника кусочек.

— И я, и я хочу умывальник, — шепчет Тосик и напирает сзади на Муру.

Мура наваливается на дверь. Дверь распахивается. Мура влетает в комнату № 1, прямо на умывальник, за ней Тосик. А в комнате № 1 за столом сидит «ответственный коммунист», который почему-то не уехал, а может быть, вернулся, курит трубку и пишет.

Оттого что Мура влетела в комнату, упал сначала с умывальника стакан и разбился. Но так как за Мурой летел Тосик, то упал кувшин и тоже разбился. Вода хлынула потоком и подтекла прямо под ночные туфли у кровати. «Ответственный коммунист» встал, Мура заслонила собой Тосика и перевела дух.

— Что это значит? — спросил «ответственный коммунист». На лбу у него образовалась глубокая складка. — Что это за дети? Что это за шалости?

— Мы мамины дети, — сказал Тосик из-за Муриной спины. — А шалости не наши. Это двериные шалости. Это дверь сама. Му-ура, скажи ему.

«Ответственный коммунист» сделал шаг и увидел Тосика, который от волнения утирал нос Муриным передником.

— А это кто? — спросил он.

— Это Тосик, — ответила Мура, — мой брат. Он маленький. Его надо было бы отдать в дошкольный сад. Но нет у меня времени заняться этим. Устала я. Сил нет.