Рассказ?

Где это было? Где этого не было?

Зная, что она была там, и забыв ее столь полно, зная, что она могла быть там только забытой, сам по себе это зная, забывая.

“Осталось ли еще хоть мгновение?” — “Миг, который между воспоминанием и забвением”. — “Краткий миг”. — “Который не кончается”. — “Ни вспоминаемые, ни забытые”. — “Вспоминая нас от имени забвения”.

“Откуда это счастье забывать?” — “Которое тоже забыто”.

Это смерть, говорила она, забвение умирания, каковым является смерть. Наконец-то присутствующее грядущее. “Сделай так, чтобы я могла с тобой говорить”. — “Да, говори теперь мне”. — “Не могу”. — “Говори через не могу”. — “Ты так спокойно просишь у меня невозможного”.

Что же это за боль, что за боязнь, что это за свет? Света в свете забвение.

II

Забвение, нераскрытый дар.

Принять забвение как согласие с тем, что сокровенно, как нераскрытый дар.

Мы не идем к забвению, как не приходит к нам и оно, но внезапно оказывается, что забвение всегда уже здесь и было, и, забывая, мы всегда уже все забыли: в движении к забвению мы оказываемся в присутствии его неподвижности.

Забвение — отношение с тем, что себя забывает, отношение, которое превращает в секрет то, с чем имеется отношение, хранит власть и смысл секрета.

В забвении имеется то, что отклоняется, и само отклонение, каковое приходит от забвения, каковое и есть забвение.

# Позже он проснулся — спокойно, осторожно, перед лицом возможности, что уже все забыл.

Забывая слово, забывая в этом слове все слова.

# “Приди, верни нам приемлемость того, что исчезает, сердечный порыв”.

# Было странно, что забвение смогло так положиться на речь, а речь — вобрать забвение, словно между отклонением речи и отклонением забвения имелась некая связь.

Письмо в направлении забвения.

Что в каждой произносимой речи наперед говорит забвение, означает не только, что каждое слово обречено быть забытым, но и что забвение обретает в речи свой покой и поддерживает ее в согласии с сокровенным.

Забвение в даруемом ему всякой истинной речью покое дает ей говорить даже и в забвении.

Что во всякой речи покоится забвение.

# “Ты не войдешь сюда дважды”. — “Войду, правда, не раз”.

Приглядывая за неподнадзорным.

# По этим словам он узнал, с каким спокойствием полагается на речь забвение.

Память, в которой дышало забвение.

Дуновение, которое он от нее перенимает, которое пронизывает всю историю, дыхание забвения.

# В забвении то, что отклоняется, не может вполне скрыть приходящее от забвения отклонение.

“Забыть смерть — на самом деле это, наверное, вспомнить о смерти? Единственное воспоминание, которое может быть соразмерно смерти, это забвение?” — “Невозможное забвение. Всякий раз, когда забываешь, забывая, вспоминаешь именно о смерти”.

Забывая смерть, наталкиваясь на точку, в которой смерть поддерживает забвение и забвение дарует смерть, отклоняя и забвением смерть, и смертью забвение, тем самым дважды отклоняясь от того, чтобы вступить в истину отклонения.

Порыв забвения в неподвижном ожидании.

# Приглядывая за неподнадзорной явленностью.

Погляди на нее, только на миг, через плечо; брось в ее сторону полувзгляд; не разглядывай ее, гляди; полувзгляд, только взгляни.

Она была чуть ли не слишком присутствующей; не присутствующей — своему присутствию явленной; не отсутствующей — отринутой от присутствующего силой своего в себе присутствия.

# “Так к чему же мне тогда продолжать?” — “Знаю: дабы увериться, что вы не заговорите”. — “Будьте же тогда хоть чуть-чуть дружелюбны к тому, чего я не могу вам сказать”.

То, что она говорила, — он не преминул ее об этом уведомить — не переставало мужественно, смутно бороться. “Против чего?” — “Возможность для нас это открыть входит, конечно же, в награду за эту борьбу”. — “Но против чего же?” — “Вам нужно еще побороться, чтобы это узнать”. — “Ну ладно, я и так знаю: против этого присутствия”. — “Какого присутствия?” — “Моей откликнувшейся на ваш зов явленности”. И, поскольку он замолчал: “А вы, вы со мной боретесь?” — “Я с вами борюсь, но лишь чтобы вы приняли ее, как принял я сам”.

Ей бы, наверное, хотелось — он вполне отдавал себе в этом отчет — заставить его усомниться в ее присутствии, если только слово “сомнение” обладало той силой и тем достоинством, которые она ему, казалось, приписывала.

“Я в вас не сомневаюсь, я никогда в вас не сомневался”. — “Это я знаю, ну а в моем присутствии, в моей явленности?” — “В ней еще меньше”. — “Вот видите: ее вы и предпочитаете”.

Она была чуть ли не чересчур присутствующей — явленностью, болезненно превосходящей его способность оставить ее навсегда присутствующей, замершей там перед ним в неподвижности, даже когда она шла за ним следом, даже когда он прижимал ее к себе, — и пока она говорила, говоря словно рядом со своим присутствием, пока приближалась, приближаясь по причине своего присутствия.

Являясь в свое присутствие.

Пока она приближалась, не приближая свое присутствие, приближалась только в пространстве своего присутствия.

Ее присутствие не имело отношения к тому, что было в ней явлено.

А вот подозрение, что она не переставала двигаться наперекор тому, что звала своей явленностью, утверждая, что он не мог не поддерживать с оной тех отношений, из которых сама она была исключена, подозрение это ему несомненно приходилось рассматривать как частичку странного света. Она разговаривала, явленность ничего не говорила; она уходила, явленность оставалась там, ничего не дожидаясь, чуждая ожиданию и никогда не ожидаемая. Когда он попытался было убедить ее, что их не различает, она покачала головой: “Я знаю свое дело, она — свое. Что же вас в ней до такой степени привлекает?” — “Что она делает вас присутствующей”. — “Она вовсе не делает меня присутствующей. Она между нами, разве вы не чувствуете?” Он чуть ли не мучительно задумался: “Это-то вы и хотели бы мне сказать?” — “Но она мешает мне сказать об этом”. — “Теперь вы это говорите”. — “Я этого еще не сказала”.

# Желая и не желая говорить; не желая этого, но будучи не в состоянии от речи уклониться; итак, разговаривая и не разговаривая в одном и том же движении, которое собеседнику надлежало поддерживать.

Разговаривая, того не желая; того желая, но не будучи в состоянии сделать.

# “В таком случае, это же относится и ко мне”. — “Нет, и вы отлично это знаете”. — “Почему, если я нахожусь с вашей явленностью в тех отношениях, в которых вы мне отказываете, вы не вступите в них с моим присутствием?” — “Я вам ни в чем не отказываю”. — “Но, быть может, вы ему и говорите, с ним и разговариваете?” Задумавшись, с внезапным пылом: “Они должны быть вместе, они вместе, они нас сторонятся”. Он взглянул со своей стороны: “Ну да, мы обойдемся без них, у нас есть кое-что взамен”. — “Да, мы обойдемся без них; но, — тут же добавила она, — будете ли вы верны?” — “Буду”, и, словно задумавшись о последствиях: “Что я должен для этого сделать?” Но она с твердой уверенностью повторила: “Будете, вы будете вести себя подобающе”.

Отчасти он знал, чего она могла бояться. Однако, когда она бросила ему тихим голосом, но в столь стремительном порыве, что он оказался словно вовлечен в то, что она хотела сказать: “Не оставляйте меня, не оставляйте меня, это будет хуже чем смерть”, у него возникло впечатление, будто он в первый раз столкнулся с истиной ее мучений.

# “Я не могу больше переносить свою явленность рядом с вами”.

# Они ждали, они искали друг друга, отвернувшись от своего присутствия, чтобы друг для друга присутствовать. Она являлась к нему не только из глубины ожидания; как грубо было бы так подумать. Она была там — резким решением своего присутствия, вне всякого ожидания, и именно потому, что она не могла заставить себя ждать, что беспрерывно говорила — тайком, явственно и с запальчивостью простейшего желания: “Я не могу больше ждать”, - он оказывался подвержен бесконечности ожидания.