Рассказчица историй

Я кивнула. Безусловно, у него за время рабства много накипело. И не у него одного.

— У тебя есть, кого поставить к рулю?

Келей вместо ответа окликнул какого-то парня, и тот подбежал к нам.

— Часть людей должна вернуться к веслам. Остальные возьмут оружие команды. И… вот, — я передала Келею рог кормчего.

Он вцепился в рог так, будто от этого зависела его жизнь. Хотя и вправду зависела. Его глаза и зубы блестели на грязном заросшем лице.

— Собирай наших, — сказала я Аргире.

Если бы мы тогда не напали первыми… Если бы мы попытались уйти… Нет, я и теперь считаю, что выбора не было. Люди — и мои, и гребцы, — могли растеряться и раскиснуть. Единственный выход — указать на врага и бросить их в бой. Келей был не дурак, он это понял. Другие доводы — например, что мы должны были по возможности ослабить силы пиратов перед высадкой на остров, и так далее — столь очевидны, что я не считаю нужным их здесь излагать.

И все же морское сражение было для нас делом новым, и оставалось уповать на фактор внезапности.

Мне не хотелось втравлять сюда Хтонию. Бывшие рабы в драке не могли особо нам помочь — им приходилось управляться и с веслами, и с парусом.

Но Келей, после того как согласился с моим решением, явно приободрился. Может, ему стало легче оттого, что не надо было решать самому. В шлеме Акмона, с коротким мечом Акмона и сигнальным рогом Акмона он двигался так, словно все предшествующее время занимал место Акмона.

На «Химере» знали звук этого рога. Тем лучше. Но долго обман длиться не мог. Мы сближались.

Я уже говорила, что нос нашего корабля легко использовать как таран. Так мы его и использовали. Ударили их в корму и одновременно обстреляли. Стрелять приходилось только с близкого расстояния — иначе ветер не позволял.

Люди Келея с крючьями и веревками были наготове. И когда два корабля сошлись вплотную, мы перепрыгнули к ним на палубу.

Если пираты и растерялись, то ненадолго. В конце концов, именно из таких событий складывалась вся их жизнь. И они могли бы нас победить, если бы мы промешкали несколько мгновений и открылись для удара. Но мы не промедлили, и они упустили свой шанс.

Этот бой был хорош. Ведь то, что произошло на корабле Акмона, собственно, и боем назвать нельзя, слишком быстро все произошло, они почти не сопротивлялись.

Эти же сопротивлялись, и еще как! Мы сошлись в рукопашной, палуба плясала под ногами в темноте. Кто-то из них запалил факел, и в рыжем свете я увидела смерч, катившийся по палубе. Сердцем смерча была Аэлло. Так дерутся только в Темискире, когда не нужно оружие. Оружием становится все твое тело. Но убивают не руки, не ноги и даже не голова. Они лишь слуги, выполняющие приказы сердца. Сердце — Аэлло. Она была плясуньей на празднике смерти, молотильщицей ее урожая. На ее нежных розовых губах застыла улыбка.

Так же дрались и все остальные — кто отдавшись на волю священного безумия, кто просто по привычке.

Я же впервые обнажила царский топор Пентезилеи, обнаружив, что в подобной рубке им удобнее действовать, чем акинаком.

Келея я потеряла из виду, должно быть, он тоже был в глубине свалки. Его гребцы тем временем сбивали засовы на люках и приканчивали надсмотрщиков.

Мы не очень обращали на это внимание, пока рабы не вырвались на волю.

Тут- то из свалки выбрался Келей. Он разразился короткой речью, из которой я не поняла ни слова. Надо думать, это был какой-то морской жаргон, распространенный среди гребцов на Внутренних морях.

Толпа застыла. Я слышала их хриплое дыхание, стоны и всхлипы. Некоторые тряслись, но явно не от страха.

Келей оглянулся на меня. Я догадалась, о чем он подумал. И бросила своим:

— Расступитесь. Оставьте их… этим.

У нас хуже смерти не любят уступать своего противника. Но сейчас не возразил никто, признав, что.рабы имеют право расправы. Мои быстро отступили, и рабы с воем покатились на пиратов.

Среди рабов было довольно много женщин. О, Богиня, что бывает, когда из женщин сперва делают рабыню, а потом ей выпадет мгновение мести… Но я не вправе их осуждать, а пиратам так или иначе предстояло умереть. Их судьба и участь была уже решена — в тот самый миг, когда Акмон обманом решил заманить нас на остров. Они хотели сделать из нас таких же рабынь — силой или хитростью — неважно. Теперь они должны были за это платить, и какая разница, кто взымает плату? Получит ее все равно Богиня.

И, пока рабы на палубе «Химеры» рвали в клочья своих недавних хозяев, и мой корабль — не Акмона, мой, швыряло валами, и скрипели натянутые канаты, грянули первые раскаты грома. Молния огненной трещиной рассекла завесу туч, а потом потоки воды ударили с неба, смывая грязь, кровь и смертную блевотину. Началась буря.

— Убирай паруса! — кричал Келей. — И на весла…

Он что-то еще сказал, но мне тоже следовало заняться делами. «Химера» была подбита, людей требовалось перевести на мой корабль, оставить здесь только гребцов и не сколько наших, чтобы гребцы поняли, что их не бросают на произвол Богини, и освободить корабли.

Я не видела, что происходит у Хтонии, но предполагала, что там, как и здесь, есть моряки, способные справиться с кораблем в бурю. И я начала осуществлять свой план. Тем временем паруса были убраны, это придало кораблям устойчивость, но ненадолго. На «Химере» во главе своих я поставила Аргиру, которой это явно пришлось по душе. Возможно, она была здесь единственной, кому что-то сейчас по душе.

Переправив людей, я перебралась обратно сама. Сквозь шум дождя еле пробивалось пение рога. Слышит ли его Хтония? И услышит ли его Аргира?

Келей опустил руку с рогом.

— Все равно… конец, — безнадежно сказал он . — Ты все верно приказала… Только все едино утонем… Темно…

И словно в ответ на его слова ударила молния. И при этой мгновенной вспышке я, отводя с глаз налипшие мокрые волосы, увидела темную скалистую гряду.

— Остров! Правь к острову!

— Рехнулась! Там их крепость!

— Там мы сможем драться. А здесь потонем.

Я была очень зла, иначе не стала бы тратить столько слов. И выкрикнула:

— Мы идем к острову! Если надо, все возьмемся за весла. А там будем драться — и в этом наше спасение!

Они все смотрели на меня — бледные пятна лиц во мраке. И я не разбирала, кто вокруг. И чувствовала — они не сломаются, пока я не буду бояться.

Кто совсем не знает страха, просто глуп. Но до того дня, вернее, до той ночи, когда я впервые испугалась, должно было пройти еще порядочно времени. И оправданием моей глупости может служить только молодость.

А это была страшная ночь. Ночь Хаоса. Ночь творения…