Рассказы арабских писателей

Он знал, что из-за его пребывания дома его жена и дети могут заболеть. Но что же ему делать? Он устал думать. Наконец он решил вернуться на работу…

Там, среди рабочих, он упал замертво после сильного приступа кашля. Он потерял работу, прекратилась и помощь союза. Жена узнала обо всем. Она начала продавать домашние вещи. Как она желала иногда продать кусками свое собственное сердце, чтобы накормить семью, ибо в доме не оставалось ничего для продажи… А чахотка уже точила всех остальных. Постепенно соседи стали сторониться Омара, Хадры и их детей.

Однажды Хадра пошла к соседке предложить ей купить медную кастрюлю. Как только соседка узнала, в чем дело, она начала кричать:

— Ты хочешь, чтобы я купила чахотку за деньги? Ведь кастрюля тоже заразная!

Наступил вечер, настала ночь, а бедная семья в этот день так и осталась без хлеба.

Дети легли спать около матери, а Омар один скорчился в углу комнаты. Как змеи, жалили сердце Омара вздохи и стоны жены и детей. Они тяжело дышали, и их стоны представлялись Омару скрежетом пил, пилящих тела трех спящих жертв. Ему хотелось крикнуть: «Зажгите свет! Зажгите свет!»

В эту ночь Омар скончался…

Он умер, а в каморке остались харкать кровью трое из каравана жертв… О, если бы он мог встать со своего смертного ложа, на один час вернуть себе жизнь, чтобы выползти на улицу и крикнуть:

«Рабочие Египта, объединяйтесь!.. Мы погибаем под гнетом эксплуатации… Мы сможем добиться своих прав, только сплотив свои силы и объединив нашу волю. Египетские рабочие, объединяйтесь!»

ЮСУФ ИДРИС

Труженик-горемыка

Перевод А. Султанова

У Абдо не было денег. Это не впервые. Всю жизнь он с трудом добывал каждый пиастр. Абдо был поваром. Он научился этой профессии у мастера Фаида, сирийца, и хорошо овладел ею. Выпекаемые ими слоеные булочки получались пышными, розовыми и вызывали восторг самого мастера-учителя. Но судьба непостоянна.

Мальчиком Абдо работал в мастерской. Его выгнал хозяин, и он устроился привратником в огромном десятиэтажном доме. Потом он стал носильщиком и перетаскивал тяжелые грузы, пока не надорвался и не получил грыжу.

Абдо имел хотя и не очень красивый, но сильный голос. И, когда был уличным продавцом — разносчиком огурцов, арбузов и винограда, — он громкими выкриками зазывал покупателей к своим товарам.

Абдо довелось работать и маклером. Днем и ночью рыскал он по переулкам города в поисках сдающихся в наем дешевых комнат, а когда находил, получал комиссионные — десять пиастров. Он даже сумел проникнуть в самые «верхи» маклеров и, по-прежнему получая свои десять пиастров от клиентов, уже не бродил по улицам и не искал свободных комнат.

Абдо был и неплохим официантом в кафе. В те добрые для него времена он мог в праздничные дни обслуживать многих клиентов, не заставляя ожидать себя ни минуты и не роняя из рук ни одной чашки.

Он жил вдвоем с женой в маленькой комнатке большой квартиры. Его соседи были неплохие люди, хотя между женщинами-соседками и его женой нередко происходили мелкие стычки. Соседи сочувствовали Абдо. Они одалживали ему деньги, когда он оставался без работы, и сами брали у него в долг, когда он находил работу. Словом, жизнь не баловала обитателей этой квартиры!

Теперь у Абдо не было денег.

На этот раз безденежье затянулось, и не было надежды, что ему придет конец. Абдо стучался во все двери в поисках работы, но везде получал отказ. Утомленный и мрачный, с пустыми руками он возвращался домой. Нафиса, его жена, не выходила ему навстречу. Он молча входил, ложился на циновку и, чтобы не слышать ворчанья жены, затыкал уши. А Нафиса каждый день напоминала ему о том, что владелец дома угрожает выгнать их на улицу, если они не заплатят за квартиру, о том, что скоро великий праздник; она говорила о том, что скоро должна родить и что нужны персики, чтобы роды были легкими, вспоминала о дочери, которая умерла.

Иногда ворчанье Нафисы выходило за обычные пределы, и она принималась кричать на него. Этого он не мог вынести. Он и без того не мог смотреть в глаза соседям, видеть, как они покачивают головами и жалеют его, говоря, что он такой молодой, а несчастный, ему надоели их пустые пожелания, которыми он все равно не мог накормить ни жену, ни себя…

Однажды, когда Абдо вернулся домой, жена сказала, что его звал Талба. Абдо оживился: в его положении любая надежда на заработок лучше, чем ничего.

Он тотчас же пошел к Талбе, санитару больницы, жившему в том же доме. Санитар Талба был самой значительной фигурой среди жильцов дома. Абдо застенчиво улыбнулся в ответ на приветствие Талбы и, едва тот спросил: — Как поживаешь? — начал рассказывать историю своей жизни. Абдо испытывал большое удовлетворение, вспоминая дни своей славы. И заметив, что Талба смотрит на его заплатанную одежду, он продолжал говорить, как бы оправдываясь, о своем прошлом, о своей работе, о людях, с которыми встречался. Голос его становился тверже, душа наполнилась гордостью: и он когда-то был человеком! Затем, понизив голос, он гневно обрушился на бренный мир, на времена и людей, сердца которых пропитаны злом, и выразил надежду на лучшее будущее. Наконец совсем тихо, с виноватой улыбкой он спросил Талбу, может ли он надеяться, что получит работу.

Выслушав его до конца, санитар сказал, что работа для него найдется.

Радостный вернулся Абдо домой, ему казалось, что аллах услышал его молитвы. Он рассказал Нафисе, как принял его Талба, и велел ей, как только она вернется завтра после стирки белья студентам, пойти к жене Талбы и помочь ей по хозяйству.

Абдо проснулся чуть свет и рано утром вместе с Талбой отправился в донорское отделение больницы. Там в ожидании уже сидело много народу. Дверь открыли только в десять часов. Все вошли в коридор, где царила абсолютная тишина. Абдо сел на скамью. Пахло карболкой, от которой его начало мутить. Ожидавших вызывали группами и опрашивали. Спросили и Абдо, как зовут его мать и отца, от чего умерли его дедушка и бабушка. Попросили фотографию, но у Абдо нашлась лишь карточка на удостоверении личности, которое он носил всегда с собой, боясь полицейских облав.

Вскоре его вызвали вновь, и сестра, вонзив ему в руку шприц, наполнила склянку его кровью. Потом ему сказали: «Приходи через неделю».

В течение всей недели у Абдо не было денег. Точно в назначенный день рано утром он вновь был на донорском пункте. В десять часов утра открылись двери. Многим из входивших отвечали: «Нет, ваша кровь непригодна». Сердце у Абдо замерло. Но ему сказали: «Годен» — и велели подождать, пока возьмут кровь. Абдо ожил, несмотря на голод, он чувствовал себя героем среди толпы ожидающих.