Рассказы геолога

Нюнжин знал его способность – смотреть мельком, но схватывать самую суть. И был доволен. А Андрей сердился. Светлана обнажала перед посторонними сокровенное, не только свое, но и его тоже.И уводя от альбома с рисунками, сказал:

– Я принес рюкзак. Тяжелый он у Вас.

Андрей не знал, что Главный возил с собой все дневники, используя каждую свободную минуту, чтобы перечитать их, сделать выписки, подготовить к публикации очередную статью.

Андрей Федорович покопался в рюкзаке и достал металлическую банку с импортной этикеткой и старинную ковшик-кофеварку на длинной ручке.

– Я сам сварю, – сказал он и пошел к костру. – Ася! Пожалуйста, приготовьте кружки.

Варить пришлось несколько порций, хотя кофе он разливал, словно украл, по чуть-чуть.

– Черный кофе пьют понемногу и маленькими глотками, – пояснял он. – Тогда чувствуется и вкус и аромат.

Его совету последовали лишь Нюкжин и Андрей. Остальные выпили черную ароматную жидкость если и не в один глоток, то в два.

– На один зуб, – пренебрежительно сказал Герасим.

– Ослиному уху и золотые серьги в тягость, – не замедлил отреагировать Луговой.

Герасим обиженно умолк. Главный, можно сказать, угощался его трудами, и вот – благодарность!

Обед заканчивался. Второй пилот и борт-механик поднялись и пошли готовить машину к вылету. Луговой укладывал в рюкзак кофеварку, которую Ася уже успела вымыть.

– Все в порядке? – спросил Нюкжин Герасима. За все время прилета гостей у них не выпало минутки, чтобы поговорить.

– Сахару прислали целый мешок, – буркнул Полешкин, словно Нюкжин обидел его своим вопросом, кровно.

– Мы же просили половину? – сказал Нюкжин вопросительно.

– Развесить не успели. Вот записка: "В связи с поздней заявкой посылаем продукты, приготовленные для другого отряда".

– Каждый лишний килограмм для нас в тягость, – подосадовал Нюкжин.

– Ничего! Мяса поубавилось! – утешил его Герасим. – Я часть отправил на базу. И пилотам дал.

"Раньше, когда поселков на Севере было по пальцам пересчитать, – подумал Нюкжин, – люди кормились охотой. Но теперь нет места, где бы не ступила нога человека. А источники снабжения прежние. Вот и редеет животный мир. Скудеют рыбой воды…"

И словно в подтверждение его мысли Первый пилот подошел к реке и вытянул из воды веревочку с гирляндой крупных серебристых рыбин.

– Девять штук! – не без удовлетворения показал он.

Провожали гостей гурьбой. Долго пожимали руки, словно улетали близкие, родные люди. Но ведь так оно и было, по сути.

Лопасти закружили, ветер взметнул песок, заставил отвернулся. А когда воздушный вихрь утих, оказалось, что вертолет уже далеко. Он летел вверх по долине, набирая высоту и уменьшаясь в размерах. С косы люди смотрели ему вслед, словно осиротели. Ведь он уносил с собой частицу той шумной жизни, которая обычно олицетворяла столь необходимое людям общение.

Первой подала голос Светлана.

– Хорошо все-таки, когда людей много, – сказала она. – Веселее.

– А я бы в отшельники пошел, – возразил Полешкин. – По мне чем меньше людей, тем лучше.

– Что же мешает? – спросил Андрей.

– Удобства не те.

– Нет, – покачала головой Светлана. – В отшельники? Даже с удобствами…

– По моему нас вполне достаточно, – сказал Нюкжин. – Да и некогда скучать.

Вернулись к столу. Герасим отбросил лишние ящики, как ненужное напоминание.

– Кофе хорошо, а чай лучше, – сказал он, снимая чайник с огня. И, припомнив обиду, добавил: – Велика фигура, да дура!

Нюкжин спросил:

– А пословица к чему?

– Так… – уклончиво ответил Герасим. – Пословица на пословицу.

– И напрасно. Андрей Федорович не имел ввиду тебя обидеть.

– И я не имел… – упрямо ответил Герасим.

Нюкжин подумал, что заступаться за Лугового сложно. Тот, действительно, высказался с бездумной легкостью человека, которому многое дозволено.

И тут, как нельзя кстати, Андрей спросил:

– А пирожков не осталось?

– Неужели не наелся? – удивилась Светлана.

– Говорят: "Что мое, то мое. Но не мешает добавить к нему еще немного".

Ася хозяйственно прохромала к костру и принесла оттуда ведро до половины наполненное пирожками.

– Когда Вы все успели? – удивился Нюкжин.

– Полдня разве мало? – сказала Ася.

Андрей принялся за пирожки, словно и не обедал. Можно было позавидовать его аппетиту.

– А пилотам понравилось у нас, – сказала Светлана.

– Всем понравилось, – согласился Нюкжин.

– В поле самое главное – еда! – самоуверенно заявил Герасим. – А здесь мясо парное, и от пуза.

Он бы еще долго рассуждал о преимуществах полевой кухни, особенно, когда она обеспечена свежим мясом. Но Андрей вспомнил о Луговом.

– А здорово, все-таки, Андрей Федорович! Едва подошел к обрыву, все ему уже ясно.

– Без пяти минут академик! – отозвался Нюкжин.

– Все мы без "пяти минут"… – съязвил Герасим.

– Нет! Знаете, в чем разница между академиком и нами?

– В чем?

– Академик помнит, чему его учили в школе. А нам каждый раз приходится вспоминать старое.

– Тогда и я буду академиком, – сказал Андрей.

– Вот так! – засмеялся Герасим. – Простенько и со вкусом.

– А что? Я тоже помню все, чему учили в школе.

– Иван Васильевич! – напомнила о себе Светлана.

– А Вы не хотите стать академиком?

Нюкжин усмехнулся.

– Я же сказал – у меня память заурядная.

Вторжение людей из внешнего мира настроило на "мирские" воспоминания. Но мало-помалу возвращалось ощущение, что они снова одни, что работа продолжается, что завтра надо снимать лагерь с приветливой Сердоликовой косы и плыть дальше, в неизведанное. И они притихли. Каждый думал о своем.

И следующий день настал.

Легли на землю палатки, лишенные подпор. Убрались в чехлы спальные мешки. Лишь над костром еще висел чайник и суповая кастрюля, их освободят перед самым отъездом.

Полешкин и Андрей готовили лодки к отплытию. Не так просто загрузить резиновую лодку, особенно если поклажа изменила вес и объем. Герасим укладывал каждую вещь отдельно, выбирая для нее свое место и примеряя по несколько раз.