Рассказы и очерки

– Ничего я не хотел!
– Иржи отмахнулся.

Настала мучительная пауза.

– Тильда писала вам, шурин...
– начал несчастный фабрикант, покраснев еще больше, - что наше предприятие... в общем... если вы захотите войти в долю...

Иржи упорно молчал, не желая выручать зятя.

– Собственно говоря... положение не такое уж плохое... Если бы вы захотели участвовать... короче говоря... у нашего дела есть будущее... и вы... как совладелец...

Дверь тихо отворилась - на пороге стояла Ружена. Она остолбенела, увидев мужа Тильды.

– В чем дело?
– резко спросил Иржи.

– Иржи...
– прошептала Ружена.

– У меня гость, - отрезал Иржи и повернулся к зятю.

– Пожалуйста, продолжайте.

Ружена не шевелилась. Муж Тильды обливался потом от стыда и страха.

– Вот... пожалуйста... эти бумаги... письма от ее мужа и другие... перехваченные...

Ружена ухватилась за косяк.

– Покажите, - сказал Иржи и взял письма, словно собираясь просмотреть их, но скомкал в руке и протянул Ружене.

– На, возьми, - сказал он со злой усмешкой.
– А теперь извини. И в банк за процентами больше не ходи. Не получишь.

Ружена молча отступила, лицо у нее стало пепельным. Иржи закрыл за ней дверь и сказал хрипло:

– Итак, вы говорили о вашем заводе.

– Да, у него самые лучшие перспективы... и если бы нашелся капитал... пока что, разумеется, без процентов...

– Слушайте, - бесцеремонно прервал его Иржи, - мне известно, что вы сами довели завод до краха. У меня есть сведения, что вы неосторожный и даже... даже не деловой человек.

– Я бы... я бы так старался...
– бормотал зять, собачьими глазами глядя на Иржи, избегавшего его взгляда.

– Как же я могу вам доверять?
– Иржи пожал плечами.

– Уверяю вас, что я высоко ценил бы ваше доверие... и всячески стремился бы... У нас дети, шурин!

Сердце Иржи сжалось от страшной, мучительной жалости.

– Приходите... через год!
– закончил он последним усилием воли.

– Через год... о боже!
– вздохнул Тильдин муж и в его потухших глазах показались слезы.

– Прощайте, - заключил Иржи, протягивая ему руку. Зять, не замечая ее, пошел к выходу и, натыкаясь на стулья, нащупал ручку двери.

– Прощайте...
– надломленным голосом сказал он с порога, - и... спасибо вам.

Иржи остался один. Неимоверная слабость охватила его, пот выступил на лбу. Он собрал бумаги, все еще разложенные на столе, и позвал квартирохозяйку.

Когда она вошла, он расхаживал по комнате, держась руками за грудь, и уже не помнил, что хотел сказать.

– Погодите, - воскликнул он, когда она уходила.
– Если сегодня или завтра... или вообще когда-нибудь придет... моя сестра Ружена, скажите ей, что я нездоров и просил к себе никого не пускать.

Он лег на свою ветхую кушетку и уставился на новую паутину, которая появилась в углу, у него над головой.

ЖЕСТОКИЙ ЧЕЛОВЕК

В бухгалтерию, освещенную двумя десятками ламп и сиявшую, как операционный зал, доносился грохот и лязг из цехов. Был шестой час вечера. Сотрудники уже вставали и шли к умывальникам. Вдруг зазвонил внутренний телефон. Бухгалтер снял трубку и услышал одно слово: "Блисс". Положив трубку, он кивнул молодому человеку, который, облокотясь на сейф и сверкая золотыми зубами, болтал с двумя машинистками. Молодой человек блеснул всеми своими пломбами и коронками, отбросил сигарету и вышел.

Прыгая через три ступеньки, он бегом поднялся на второй этаж. В холле никого не было. Блисс постоял, кашлянул и через двойные двери вошел в кабинет Пеликана. У стола принципала он увидел директора завода; тот стоял навытяжку, как солдат, рапортующий командиру.

– Pardon!
– извинился Блисс и отступил.

– Останьтесь!
– послышалось ему вслед.

На лице директора, выражавшем напряженное внимание, конвульсивно, как от тика, дергалась одна щека. Пеликан писал и, закусив сигару, говорил сквозь зубы. Внезапно он бросил перо и сказал:

– Завтра объявите об увольнениях.

– Это непременно вызовет забастовку, - мрачно заметил директор.

Пеликан пожал плечами.

У директора нервно подергивалось лицо - у него, видимо, накипело на сердце. Блисс деликатно отвернулся к окну, как бы желая показать, что его, Блисса, собственно, тут нет. Но ему было совершенно ясно, в чем дело. Уже год он следил за борьбой не на жизнь, а на смерть, которую вел Пеликан. Немецкая конкуренция что ни день все сильнее душила огромный, шумный завод, и завтра он, быть может, затихнет навсегда. Хочешь не хочешь, а немцы продают свои изделия на тридцать процентов дешевле! Год назад Пеликан расширил завод, вложил сумасшедшие деньги в новое оборудование, - все для того, чтобы удешевить свои товары. Он приобрел новые патенты и рассчитывал, что производительность труда поднимется наполовину. Но она не поднялась ни на один процент: сказывалось сопротивление рабочих. Пеликан устремился в атаку на нового врага, терроризировал цеховых уполномоченных и постарался выжить их с завода. Но этим он только вызвал две ненужные забастовки и в конце концов был все же вынужден повысить оплату труда и попытался купить рабочих премиями. Но накладные расходы возросли ужасающе, а производительность еще больше снизилась.

Молчаливая вражда между фабрикантом и рабочими превратилась в открытый поединок. Неделю назад Пеликан вызвал к себе уполномоченных и предложил участие в прибылях. В душе он задыхался от злобы, но перед представителями рабочих распинался с необыкновенным красноречием: повысьте, мол, выработку, проявите добрую волю, и завод будет наполовину ваш.

Рабочие отказались. Значит, быть сокращению!

Блисс знал, что Пеликану нужна передышка и что фабрикант не считает себя побежденным.

– Это вызовет стачку, - повторил директор.

– Блисс!
– крикнул Пеликан, как кричат любимой собаке, и снова стал писать.

Директор откланялся и ушел, нарочито медля и явно рассчитывая, что его остановят, но Пеликан и бровью не повел.

Блисс неслышно прислонился к шкафу и стал ждать дальнейших событий, с улыбкой поглядывая то на свои блестящие ботинки, то на ногти, то на узор ковра... Он щурил свои томные еврейские глаза, как довольный кот, задремавший здесь в тепле, под шорох пера, бегающего по бумаге.

– Поезжайте в Германию, - сказал Пеликан, продолжая писать.

– Куда?
– улыбнулся Блисс.

– К конкурентам, поглядеть... Вы знаете, на что.

Польщенный Блисс улыбнулся. Это был прирожденный лазутчик и промышленный шпион. Найдись государственный деятель, который захотел бы использовать мягкую элегантность и изумительную дерзость этого человека с девическими глазами, Блисс охотно служил бы любой политике или предательству. Пока же он разъезжал по разным странам, проникая взглядом своих прищуренных, насмешливых глаз в производственные и коммерческие тайны и патенты различных предприятий и продавая их конкурентам. Он был до странности предан Пеликану, который "открыл" и вывел в люди его, безвестного нищего беженца из Польши. Сейчас надо было подставить ножку немецким конкурентам, и Блисс это сразу понял. Впервые Пеликан сам попросил его о такой услуге.