Рассказы и сказки

Когда полотно освободилось, комендант увидел вдалеке пирс Нефтяной гавани, синюю полосу открытого моря, румынский танкер с низкой трубой сзади и четыре "больных" вагона с белыми наклейками, поставленных в тупике в конце пирса. Вся эта картина показалась коменданту такой красивой, а главное исполненной такого строгого порядка, что он, искоса взглянув сверху на свою серую грудь с Железным крестом и ленточкой медали "За зимнюю кампанию", сказал про себя со строгим чувством заслуженного удовлетворения: "Зо!"

И вдруг в этот самый миг в стройной, приятной картине произошел какой-то беспорядок. Сначала он его скорее почувствовал, чем увидел. Все было по-прежнему: ярко-синее море, строгая прямая линия серого пирса, веселенькие красные вагоны с белыми наклейками, будочка стрелочника, два сияющих перламутровых облака над ее железной крышей, бензиновые цистерны, похожие на ярмарочные карусели в брезентовых чехлах, маленький маневровый паровозик, толкающий перед собой две открытые площадки с какими-то бревнами. Все это было ярко освещено солнцем, красиво, но ко всему этому примешивалось чувство какого-то странного, очень тревожного беспорядка. Вместо того чтобы прокатиться мимо будочки стрелочника, площадки с бревнами вдруг стали плавно заворачивать в тупик. Комендант увидел, как из домика выбежала маленькая фигурка человека и бросилась в сторону. Раздался крик часового и сейчас же за ним выстрел, потом другой. Теперь маневровый паровоз, выбрасывая из трубы сильные клубы дыма, полным ходом толкал площадки с бревнами прямо на стоящие в тупике веселенькие красные вагончики. На полном ходу с паровоза соскочил высокий человек и побежал, но откуда-то раздался выстрел, человек споткнулся, потом вскочил, побежал, упал, и в то же мгновение комендант с ужасом понял, что происходит нечто чудовищное и непоправимое, как во сне...

Над пирсом Нефтяной гавани, в сияющем небе, низко висело плотное черное облако взрыва, освещенное снизу бушующим пламенем. Это горел бензин, и в огне продолжали взрываться одна за другой цистерны, постепенно окутывая все вокруг тяжелым, непроницаемо-душным дымом.

1957

ДОРОГОЙ, МИЛЫЙ ДЕДУШКА

– А что сейчас будет?

– А ты прочти.

– Я не могу.

– Скандал! Такая большая девочка и до сих пор не научилась читать. Ты же знаешь буквы?

– Знаю.

– Ну, так что там написано на экране? Какая первая буква?

– Три.

– "Три" не буква, а цифра. А это буквы. Понятно тебе?

– Понятно.

– Теперь говори, какая это буква?

– Забыла.

– Вот тебе и раз! Это же буква не простая, а буква твоей мамы.

– Ж?

– Это когда твоя мама была такая же маленькая, как ты. А теперь у нее другая буква. Ну?

– Е? Евгения?

– Верно. А потом какая буква?

– В.

– Молодец. Дальше?

– Г.

– Умница. Потом?

– Опять три. Нет, нет! Опять Е.

– Верно. Дальше.

– Дальше Н, потом И, потом еще раз И, но только со скобочкой наверху. Да, деда?

– Абсолютно верно. А все вместе? Только не сразу, а сначала подумай хорошенько. И не ерзай, а сиди смирно. Ну, складывай буквы.

– Не могу!

– Пой.

– Петь?

– Ну да. Пой красиво и музыкально.

– Ев-ге-ний.

– Молодец! Дальше.

– Дальше буква О. Москва. Да, деда?

– Москва здесь ни при чем. Ты не гадай и не хитри, а читай по буквам.

– О. Н. Е. Г. И. Н.

– А вместе?

– Евгений Онегин.

– Гениальный ребенок!

– Деда, а что наверху написано маленькими буквами, я не могу разобрать.

– Написано "Чайковский".

– Корней Иванович?

– Слава богу, нет.

– А какой?

– Петр Ильич.

– А он что?

– Он, вообрази себе, композитор.

– Это сейчас его показывают на экране?

– Его.

– Какой красивый, с бородой! А это кто сейчас появился? Его дочка?

– Не думаю.

– А кто?

– Истолковательница.

– А почему у нее такие сердитые мездри?

– Не мездри, а ноздри. Сколько раз я тебе говорил. Пора знать. И сиди спокойно, не вертись. Не мешай слушать.

– Что слушать? Как она истолковывает? А когда начнется самый этот Евгений Онегин?

– Уже начинается.

– А это что показывают?

– Оркестр.

– А почему там так много пустых стульев? У музыкантов грипп? Как скучно! Может быть, перекинемся на вторую программу? Вдруг там "Спокойной ночи, малыши"? А то здесь все равно ничего не видно, а только немножко слышно.

– Молчи. Сейчас все увидим. Вот уже видно.

– Это на даче? А чего они делают?

– Варят варенье.

– Какое?

– Вишневое.

– С косточками?

– Без.

– А косточки?

– Вынули шпильками.

– И выбросили?

– Да.

– В оркестр?

– Молчи. Не мешай.

– А еще что они делают?

– Поют.

– Про львов?

– При чем здесь львы! Поют совсем про другое.

– Нет, про львов. "Слыхали львы, слыхали львы". Деда!

– Что?

– А львы слыхали?

– Не имею понятия.

– А если слыхали, что тогда? Они сюда не придут?

– Кто?

– Львы.

– Не придут. Здесь не цирк.

– А что?

– Опера.

– Львы в оперу не приходят?

– Редко. В самом крайнем случае.

– А что это за две другие женщины пришли?

– Две сестры.

– Как их зовут?

– Толстенькую Оля, а черненькую Таня.

– А третья сестра где?

– Нету. Только две.

– А мама ходила на троих.

– То совсем другое.

– Цирк?

– Нет, драма.

– Кто эти, которые варенье варили?

– Мама и няня.

– Такие молоденькие?

– Каких бог послал. И молчи. Хоть на минутку закрой рот.

– А Ольга богатая?

– Почему ты решила?

– Красиво одета. С оборочками. А Татьяна, наверное, бедная, да, деда?

– Не скажи! Тоже довольно зажиточная.

– Как интересно. Одна беленькая, другая черненькая, одна резвушка, а другая грустненькая. Деда, я видела, как резвушка пробовала пальцем варенье, а та, другая, Татьяна, все время понарошку книжку учила, наверно, арифметику. Смотри, деда, уже пришли народные песни и пляски, давай лучше перекинемся на вторую.