Рассказы (из разных сборников)

Как сейчас помню: мы все до одного располагались прямо на дощатом полу (дело было зимой) и в густой атмосфере нашего дыхания, запахов лука, чабера, квашеной капусты и других благовоний, составных и безымянных, заучивали свои уроки под недремлющим оком нашего профессора, который, сидя по-турецки в углу возле окна и склонив голову в черной бараньей шапке, тачал из грубого домотканого сукна нехитрую домашнюю обувку, латал потуры {225} , подшивал к антерии {226} подкладку, пристегнутую обойными иглами. Ученики же в это время читали вслух.

225

Потуры — мужские штаны из домотканой ткани.

226

Антерия (турец.) — теплая мужская одежда на вате.

Начальные, средние, гимназические классы, высший курс — все здесь перемешано на почве полного демократического равенства: один читает часослов, а сидящий с ним рядом долбит псалтырь или приступает к часослову, третий уже углубился в святцы, в то время как двое новичков впереди него истово вопят: «Аз, буки», — водя пальцами по панакидам {227} .

Непрерывный шум, неописуемое жужжание, в котором сливаются воедино все звуки, все ноты — от самой низкой до самой высокой, — нестройные залпы шмыганий носом, покашливаний, и многие другие шумы: гармония гудящего концерта.

227

Панакида (греч.) — намазанная воском дощечка, на которой дети в эпоху национального Возрождения учились писать.

Гырба сидит в углу, шьет; он весь поглощен своим важным занятием. Но эта поглощенность коварна. Стоит кому-нибудь перестать гудеть, как его привычное ухо тотчас улавливает это. Не поворачивая головы, он поводит глазом на ленивца, достает незаменимое педагогическое пособие — прут, длина которого рассчитана на то, чтобы можно было достать до самых отдаленных мест, и, замахнувшись, бьет провинившегося по чему попало: по спине, плечам, по голове, не проронив при этом ни слова.

Это веское замечание заставляет неприлежного вспомнить о чувстве долга и присоединить свой голос к общему хору…

Изредка взмаху прута сопутствует весьма энергическое выражение. В таких случаях обычно достается родительнице нерадивого ученика… За науку приходилось платить натурой: столько-то мер зерна, плюс столько-то ок оливкового масла и столько-то поленьев дров — по уговору.

Гырба был запальчив, лют.

Главным и, по его понятиям, спасительнейшим наказанием была фалага, которой стягивали ноги при наказании. Он пускал ее в ход при уличении в самом страшном грехе — курении табака, а все мы курили тайком, правда, курили не табак, а сухие измельченные листья ореха, столь же едкие, как и табак. Я всего дважды подвергался жестокому наказанию за это запретное удовольствие…

Бай Иван прибегал к палочному наказанию по десятку раз на дню; это доказывает, что родоначальники данного вида экзекуции появились отнюдь не в наше время, как думают некоторые…

Однако Иван Гырба, как добрый педагог, понимал, что чересчур долгое учение наносит вред, ведет к притуплению умственных способностей; он знал, что мальчишки нуждаются в физических упражнениях и развлечениях. Для этой цели он давал своим питомцам передышку, по очереди посылая их на двор — нарубить дров, принести воды из колодца, когда жена затевала стирку, вынести за ворота накопившийся сор. В знак особого благоволения он посылал кого-нибудь окапывать виноградник… Такие поручения были для нас, истосковавшихся по чистому воздуху, великой радостью, и счастливцы, те, на кого падал выбор нашего профессора, вызывали у остальных зависть.

Когда я дошел до середины университетского курса, до акафиста Иисусу в святцах (мне и сейчас помнится его начало: «Разум недоразуменный разуметн еще Господи, покажи нам отца глаголеше»), отец взял меня из учебного заведения Гырбы и послал учить алфавит {228} в эллинскую школу, открытую Райно Поповичем {229} в Карлово.

Вот что поведал мне старый учитель Г., вечная ему память, о системе преподавания в академии Гырбы в Сопоте шестьдесят лет тому назад.

228

…учить алфавит… — в данном случае имеется в виду греческая азбука.

229

Райно Попович (1773–1858) — выдающийся просветитель и литератор, в 1828 г. основал эллино-греческое училище в Карлово, в котором учились видные деятели эпохи национального Возрождения Г. С. Раковский, Г. Крыстевич и др.

Так было почти повсеместно в Болгарии до той поры, пока введение курса светских наук не отменило «гырбовскую» методу, заменив ее аллелодидактическим методом взаимного обучения.

Эта благотворная учебная реформа, в несколько лет преобразившая болгарскую школу и давшая мощный толчок развитию народного образования в новом, плодотворном направлении, была порождена вдохновенной мыслью Априлова, открывшего в 1848 году первое светское училище в Габрово.

1902 г.

Перевод В. Поляновой

АПОСТОЛ В ОПАСНОСТИ

Там, где теперь красуется княжеский дворец, в 1871 году стоял старый конак {231} валии {232} : несколько дрянных, скученных строений с покосившимися кривыми стенами и ветхими галереями, выходящими на тесный мощеный двор. С западной стороны во двор вели большие деревянные ворота, у которых всегда стояло два жандарма. Слева от ворот возвышалась мечеть, а справа зеленела большая плакучая ива со свисающими до земли ветвями — единственная отрада для глаз в тех местах.

231

Конак (турец.) — здание турецкого городского или сельского управления во времена турецкого ига.

232

Валия — правитель вилайета (области).

Как-то раз, в погожий июньский день, из ворот вышла группа жандармов; остановившись на маленькой площади и о чем-то потолковав шепотом, они разошлись в разные стороны.

Один из них, знакомый нам Али-Чауш, темнокожий бородатый турок с грубым опухшим лицом, пошел вдоль торговых рядов (где теперь Торговая улица), расталкивая шумную толпу, которая запрудила заставленную жмущимися друг к другу лавками и лавчонками узкую улицу, и пристально всматриваясь в лица некоторых прохожих. Дойдя до постоялого двора Трайковича, он внимательно оглядел двор и корчму, машинально пощупал, на месте ли револьвер в кобуре, и хотел было войти в. помещение.

В это время вдали показался жандарм. Али-Чауш остановился в ожидании у порога.

— Ну, что узнал? — спросил он, понизив голос.

— Все осмотрел, но такого не нашел, — ответил жандарм, отирая платком вспотевший бритый затылок.

— А ты хорошо смотрел? Запомнил приметы? Лет двадцати пяти, русый, сероглазый, худой, среднего роста и в черной куртке. Иди на другой постоялый двор! Главное — на глаза смотри: серые, совсем серые, — строго напомнил Али-Чауш, озираясь по сторонам, чтобы не упустить никого из прохожих.

— Слушаюсь, Али-Чауш!

И жандарм ушел.

* * *

Речь между двумя жандармами шла о Василе Левском {233} , которого выслеживала полиция.

В то время бесстрашный апостол находился в Софии, куда приехал из Пловдива под видом торговца шерстью; здесь он организовал революционный комитет, впоследствии получивший всеобщую известность в связи с захватом турецкой казны на Арабаконакском перевале {234} . Софийская полиция, предупрежденная из Пловдива по телеграфу, была на ногах. Целые стаи жандармов были пущены по следу Левского. Самый толковый и расторопный из них, Али-Чауш уже несколько дней руководил розыском, наставляя подчиненных, подробно описывая каждому из них наружность и одежду революционера.

233

Васил Левский. — Васил Иванов Кунчев; Апостол, Дьякон (1837–1873), революционный демократ, один из выдающихся руководителей и самых последовательных идеологов болгарского национально-революционного движения. Выдвинул идею необходимости перенесения центра подготовки национально-освободительной революции в Болгарию. В 1870–1872 гг. создал в Болгарии сеть местных революционных комитетов, которые он объединил в стройную революционную организацию с руководящим центром в г. Ловеч. Погиб на турецкой виселице, выданный предателем священником Н. Крыстевым.

234

…захватом турецкий казны на Арабаконакском перевале… — Речь идет о нападении на турецкую правительственную почту, организованном Д. Обштим — помощником В. Левского, 22 сентября 1872 г. без согласия последнего. Организаторы и участники этого нападения, завладевшие значительными суммами, были вскоре обнаружены турецкой полицией, что в конце концов вызвало провал революционной организации и привело к аресту и гибели самого В. Левского.