Рассказы Ляо Чжая о необычайном

Студент стал настойчиво упрашивать.

– Видите ли, – сказал Синь, – у меня, как говорится, слабого потомства [239] всего девятнадцать человек, из которых двенадцать уже замужем. Распоряжаться свадьбами и обрядами я предоставил моей, с вашего позволения, старухе. А я по-стариковски уже не вмешиваюсь.

– Ваш покорнейший слуга хотел бы получить лишь ту, которая сегодняшним утром шла по росе, с маленькой служанкой за руку.

Синь не отвечал и сидел перед ним молча. Студент слышит, как там, в комнатах, кто-то, словно пташка, сочно так и выпевает. В пьяном раже он рванул дверной занавес и сказал:

239

… слабого потомства– то есть собственных детей. Вежливо-самоуничижительное выражение.

– Если мне не суждено получить достойную подругу, дай же я хоть раз взгляну на ее лицо и этим расплавлю свою досаду!

В комнате, услыша движение крюков, всей группой так и остались стоять, глядя в немом изумлении. Действительно, как и мог ожидать студент, там была девушка в красном. Она взмахнула рукавом, наклонила прическу и стояла, прямая, стройная, перебирая пояс и в упор глядя на входящего студента.

Вся комната пришла в дикое смятение. Синь рассердился и велел слугам вытолкать студента. Тому вино еще сильнее, прямо фонтаном бросилось в голову – и он повалился ничком в заросли бурьяна. Черепки и камни летели на него со всех сторон дождем. К счастью, в него не попали. Полежав некоторое время, он прислушался – и услыхал, как его осел все еще жует у дороги. Встал, сел на осла и поплелся шажком. Ночь была мутная, темная, наводящая тоску… Он забрел, заблудясь, в овраг, где струился поток. Рыскали волки, кричали совы… У студента стали вздыматься волосы, и в сердце захолодело. Топчась в нерешительности на одном месте, оглянулся на все четыре стороны, так и не узнавая, что это за место. Лишь где-то вдалеке, там, в темном лесу, он увидел огонек, который то светил, то угасал. Подумав про себя, уж не деревушка ли там какая-нибудь, решительно направился туда, чтоб заночевать.

Поднял голову. Перед ним были огромные строения. Постучал плетью в ворота. Изнутри кто-то спросил:

– Откуда это является сюда в полночь господин?

Студент сказал, что сбился с дороги.

– Подождите, я пойду доложить хозяевам, – сказал спрашивавший.

Студент стал ждать, нога к ноге, словно цапля. Вдруг он услышал движенье ключа, и дверь открылась. Вышел рослый слуга и взял у гостя осла. Студент вошел. Видит: в комнате очень красиво, приятно. В гостиной стоят лампы. Немного посидел. Тут вышла какая-то женщина и спросила у гостя его фамилию. Студент назвался. Не прошло и четверти часа, как вышли служанки, ведя под руки старуху.

– Госпожа области прибыла [240] , – было сказано при этом.

Студент встал и, приняв церемонное положение, хотел было уже сделать большой поклон, но старуха остановила его и села.

– Ты не внук ли Фэн Юньцзы? – спросила она.

– Да, – сказал студент.

– Ты, значит, мой внучок-племянник! – сказала старуха. – Часы мои уже останавливаются и остаток годов идет к концу. От плоти, что называется, и костей моих [241] , очень уж пришлось мне жить вдали и отчуждении!

240

Госпожа области. – Женам и, особенно, матерям китайских сановников издавна присваивались жалуемые каждый раз государем почетные титулы, которые восходили и нисходили не менее сложною иерархией, нежели мужские чины. Данный титул очень высок, вроде фрейлины. Переводить, за неимением равнозначащих русских терминов, остается лишь дословно.

241

От плоти и… костей моих– то есть от близких родственников.

– Я еще ребенком потерял, как говорится, свою опору и надежду [242] , – сказал студент, – и едва ли знаю одну десятую часть тех людей, кто жил с моим дедом. И вот мне так и не удалось иметь честь навестить их. Усердно прошу вас указать мне их и назвать.

– Сам узнаешь, – сказала старуха.

Студент не смел расспрашивать далее и сидел против нее, весь погруженный в воспоминания.

– Скажи, племянничек, – спросила старуха, – как это ты попал сюда в такую глубокую ночь?

242

… свою опору и надежду– то есть отца.

Студент стал гордо хвастаться своею храбростью и одно за другим по порядку изложил все то, что с ним случилось. Старуха смеялась.

– Ну что ж, – говорила она, – это дело великолепное. К тому же ты, племянничек, известный ученый, ничем не уступаешь невесте. Как может какая-то грубая лисица-оборотень возвышать себя над тобой? Ты, мой друг, не беспокойся: я сумею тебе ее самым милым образом сюда доставить.

Студент выразил свою благодарность и сказал:

– Хорошо, хорошо!

Старуха обернулась к служанкам.

– Я и не знала, – сказала она, – что дочь Синя вдруг окажется такою неподатливою и прекрасною!

Служанка заметила:

– У него девятнадцать дочерей, и все они как бы летят, порхают: в них есть жизнь и смысл! Не знаю только, которую из них по счету сватал себе барин?

– Ей, в общем, лет пятнадцать, – может быть, чуть больше, – описывал студент.

– Да это Четырнадцатая! – сказала служанка. – Всего три дня тому назад она вместе с матерью приходила сюда поздравлять вас и желать долгой жизни [243] . Как это вы так основательно забыли ее?

243

… желать долгой жизни– то есть поздравлять с днем рождения.

– Да это уж не та ли, – засмеялась старуха, – что делает себе высокие резные «лепестки лотоса» (туфли) и наполняет их душистым порошком. Не та ли, что гуляет в газовой накидке? Эта, что ли?

– Она и есть, – отвечала служанка. Старуха продолжала:

– Эта девчонка отлично умеет принимать тот или иной вид, кокетничать и жеманничать. Однако, надо сказать по правде, она, действительно, как говорится в древнем стихе, «уединенная и скромная», достойная девушка, и ты, милый племянничек, обратив на нее свое благосклонное внимание, не ошибся. Пошли-ка, – скомандовала она служанке, – Лисенка, пусть позовет ее сюда.

Служанка ответила: «Слушаю-с», – и ушла. Через некоторое время она снова вошла в комнату, доложила:

– Синь Четырнадцатую позвали, она уже здесь.

Вслед за тем показалась девушка в красном. Она прямо направилась к старухе, пала ниц и стала делать перед ней поклоны. Старуха оттащила ее:

– Ты станешь женой моего племянника, – сказала она, – не нужно делать этих церемоний прислуги перед госпожой!

Девушка поднялась и стояла, очаровательная, прелестная. Красные ее рукава были опущены книзу [244] . Старуха поправила ей локоны и волосы, притронулась к ее серьгам и затем спросила ее:

244

… рукава были опущены… – из церемонной почтительности.

– Что ты за последнее время у себя делаешь?

– На досуге вышиваю на ложке, и только, – ответила она, потупясь.

Затем повернула голову, увидела студента и от стыда вся сьежилась, испытывая беспокойство.

– Это мой племянник, – сказала старуха. – Он, видишь ли, весь полон желания вступить с тобой в брак; за что, спрашивается, было заставлять его сбиться с дороги и всю ночь рыскать по оврагам?

Девушка потупилась и молчала.

– Я послала за тобой, – сказала старуха, – не для чего иного, как для того, чтобы быть со стороны моего племянника, что называется, «вырубающей» [245] .

245

… «вырубающей»– то есть свахой.

Девушка молчала, и только… Старуха велела обтереть кровать, настлать матрацы и тюфяки и тут же устроила им брачное соединенье в чаше. Девушка так и зарделась.

– Я пойду домой сказать отцу с матерью, – сказала она.

– Послушай, – сказала старуха, – я тебе, как говорится, служу льдом [246] … О каком тут недоразумении или ошибке может быть речь?

– Повелению областной госпожи, – возразила девушка, – ни отец, ни мать не посмеют воспротивиться. Тем не менее делать все это торопливо, наспех, кое-как… пусть я, девчонка, умру, но не посмею этого вашего приказания принять!

246

… служу льдом– то есть свахой.