Рассказы о календаре
Шрифт:
С древних времен сохранилось у нас выражение: «Можно по пальцам перечесть». От простого счета по пальцам ведет начало и принята во всем мире десятичная система счисления: 1, 10, 100, 1000… — каждый разряд в десять раз больше предыдущего. Но не думайте, что это самая удачная система.
«Жаль, что у человека только пять пальцев на руке, а не шесть, — писал один математик, — тогда у нас было бы более удобное двенадцатеричное счисление». [3] В некоторых странах и теперь многие предметы считают не десятками, а дюжинами: перья, карандаши, катушки ниток, пуговицы, носовые платки,
3
Десять делится без остатка только на 2 и на 5, а двенадцать — на 2, 3, 4 и 6.
Тысячи лет назад у народов Южной Месопотамии сложилась шестидесятеричная система счисления: каждый разряд был не в десять, а в шестьдесят раз больше предыдущего. Сутки у них состояли из 12 (60: 5) часов, а час — из 60 минут. И до сих пор на циферблатах вы видите двенадцать делений, хотя в сутках у нас двадцать четыре часа.
Древние народы Месопотамии аккуратно вели счет времени и создали один из древнейших календарей.
Глава II. ХАЛДЕЙСКИЙ КАЛЕНДАРЬ
Земной рай
Не очень удобное место для рая выбрала сказка. По широкой равнине Месопотамии мчится бурный Тигр. Он то сближается со спокойным соседом своим — Евфратом, то расстается с ним, то снова течет рядышком и, соединяясь в общей дельте, впадает в Персидский залив. Обе реки начинаются на севере, в горах Армении, и в древности у каждой из них было свое устье.
Больше пяти тысяч лет назад в Южной Месопотамии, низменной долине Двуречья, жили на юге шумерийцы, а к северу от них, в среднем течении рек, позже поселились аккадяне. Туго приходилось и тем и другим в борьбе с всемогущей, непокорной природой.
Летом жарища здесь неимоверная, больше пятидесяти градусов. Трудно дышать раскаленным воздухом, а лесов нет и негде укрыться от гнетущего зноя и томительной духоты.
Зимой льют дожди, а весной тают снега в горах на севере и стремительно мчатся по долинам потоки мутной воды. Буйно разливаются тогда Тигр и Евфрат, выходят из берегов, подступают к жилью. Страшная и грозная стихия. Наводнение. Потоп…
Так вот и складывалась легенда о всемирном потопе. Бессильны были люди перед могучей стихией, неведомой и неодолимой. Почему вдруг переполняются реки водой и начинается опасное половодье? Этого не знали шумерийцы и аккадяне: ведь жили они в Двуречье, а снега таяли далеко на севере.
Наверно, вода приходит от Эа, владыки подземного океана. Бог неба Ану, властитель земли Энлиль и Эа управляют всем, что есть в небесах, на суше и в воде.
Божественная троица рождена была не только воображением устрашенных людей. В этих образах фантазия воплотила и затаенную мечту о покорении сил природы. Все доступно богам-богатырям и богачам, всемогущим повелителям стихий: о, если бы и нам обладать такой властью!
Неистовы боги в гневе своем. Если рассердить бога неба Ану, он сожжет все растения нестерпимым зноем. Если разозлится Эа, он погубит всех страшным потопом.
Но вот миновало наводнение. В низинах застаивается
вода на глинистой почве и зарастают чертополохом зыбкие, непролазные болота — рассадник мучительной лихорадки. А на более высоких местах земля, иссушенная солнцем, тверда и бесплодна, как камень.Не странно ли, что Библия устроила рай в такой негостеприимной стране? И все-таки кое в чем сказка не ошиблась.
Вдоль берегов рек и каналов стройными рядами тянулись финиковые пальмы. Эти прихотливые южанки любят, как говорят арабы, чтобы их ноги отдыхали в прохладной влаге, а головы обжигало палящее солнце. Между густыми рощами бананов расстилались фруктовые сады и огороды.
Землю Двуречья не надо удобрять — об этом заботится сама природа: полноводные реки приносят на поля плодороднейший ил. На тучной почве пшеница, ячмень, просо приносили сказочный урожай — в десятки раз больше, чем посеешь.
В реках великое обилие рыбы — лови сколько хочешь! На пастбищах многочисленные стада овец, коз, коров, быков, ослов. «Дома запасов» при храмах полны всяческой снеди: сушеной рыбы, молока, сливок, масла, вина.
Поистине благодатный край, где все обильем дышит. Но раем Двуречье было только для господ, а для их рабов и полурабов — нищих земледельцев, опутанных неоплатными долгами, здесь был сущий ад.
Изнывая от жары в этом пекле, трудились из последних сил подневольные люди. За ними зорко следили неумолимые надзиратели с длинными бичами и беспощадно избивали тех, кто смел разогнуть согбенную спину.
Шумерийцы так и называли своих рабов «иги-ну-ду» — «не подымающие глаз». Велико было поголовье рабов и в Аккаде: там их считали по головам — «решу», как скот.
В Южном Двуречье мало земли, пригодной для обработки: чуть ли не каждую пядь приходилось отвоевывать у болот. Нужно было осушать заболоченные места — и тысячи рабов погибали от укусов ядовитых насекомых и тропической малярии. Надо было орошать опаленную солнцем землю — и рабы рыли глубокие каналы, очищали их, стоя по пояс в воде, от оседавшего ила, создавали искусственные озера-водоемы: там бережно хранилась вода, чтобы в знойную пору напоить иссушенную почву. Рабы укрепляли берега рек и каналов, возводили высокие дамбы, земляные валы для защиты от «потопов», сооружали запруды и плотины — все самые тяжелые, черные работы лежали на них.
Искусственное орошение превратило Двуречье в «земной рай». Благодаря безыменным иги-ну-ду и решу здесь был создан один из древнейших очагов культуры. Но не так покорны были бы рабы и бедняки, если бы богачи-рабовладельцы не обладали силой и властью.
Цари и боги
В безлесном Двуречье тростник и глина заменяли дерево и камень. Из тростника шумерийцы строили свои скромные хижины, сплетали корзины, мастерили лодки. Покрытые глиной, корзины непроницаемы для воды и не боятся огня. Искусные гончары готовили глиняные бочки для вина и превосходные вазы, детские игрушки и статуи богов.
Тростниковые лодки также обмазывали горной смолой — асфальтом, чтобы они не пропускали воды. Смешав глину с асфальтом, строители создавали прочный, твердый, как камень, материал для сооружения зернохранилищ, дворцов и храмов.
До наших дней дожили плоские глиняные плитки — древнейшие рукописи. Писали шумерийцы не перьями, а треугольными тростниковыми палочками, вернее, не писали, а выдавливали на еще мягкой, податливой глине неуклюжие фигурки птиц, зверей и людей, затем плитки обжигали.