Рассказы о силе (Истории силы)
Шрифт:
Я не отступал. Я сказал, что когда он говорит о «тонале» и «нагуале», то это звучит так, словно существует еще и третья часть. Он сказал, что «тональ» «заставляет нас» совершать поступки. Я поинтересовался; кого это «нас»?
Он уклонился от прямого ответа.
— Все это не так просто объяснить, — сказал он. — Какими бы умными ни были контрольные пункты тоналя, факт в том, что нагуальиногда поднимается на поверхность. Однако его проявления всегда ненамеренны. Величайшее искусство тоналя —это подавление любых проявлений нагуалятаким образом, что даже если его присутствие будет самой
— Незамеченным для кого?
Он усмехнулся, покачав головой. Я настаивал на ответе.
— Для тоналя, —ответил он, — Речь идет исключительно о нем. Я могу ходить кругами, но пусть это тебя не удивляет и не раздражает. Ведь я предупреждал — понять то, о чем я говорю, очень трудно. Мне приходится погружаться вместе с тобой во все это пустозвонство, потому что мой тональ осознает, что это разговор о нем самом. Другими словами, мой тональиспользует себя самого, чтобы понять ту информацию, которую я хочу сделать ясной для твоего тоналя.Скажем, что тональ,поскольку он остро осознает, насколько это тяжело — говорить о себе самом, в качестве противовеса вынужден создавать слова «я», «меня» и им подобные, чтобы говорить о себе самом как с другими тоналями,так и самим собой.
Далее, когда я говорю, что тональзаставляет нас делать что-либо, я не имею в виду, что есть какая-то третья часть. Очевидно, он заставляет самого себя следовать своим суждениям.
Однако в определенных случаях или при определенных особых обстоятельствах что-то в самом тоналеначинает осознавать, что кроме него для нас есть существует кое-что еще. Это что-то вроде голоса, который приходит из глубин, голоса нагуаля.Видишь ли, целостность является нашим естественным состоянием, которое тональне может полностью стереть. И бывают моменты, особенно в жизни воинов, когда целостность становится явной. Именно в эти моменты мы получаем возможность осознать и оценить, чем мы являемся в действительности.
Меня заинтересовали толчки, о которых ты говорил, потому что именно так нагуальи выходит на поверхность. В эти моменты тональ начинает осознавать целостность самого себя. Такое осознание — это всегда толчок, потому что оно разрывает нашу временную успокоенность. Я называю это осознание целостностью существа, которое умрет. Суть в том, что в момент смерти другой член истинной пары — нагуаль —становится полностью действенным. Все осознание, воспоминания, восприятие, накопившиеся в наших икрах и бедрах, в нашей спине, плечах и шее, начинают расширяться и распадаться. Как бусинки бесконечного разорванного ожерелья, они разделяются без связующей нити жизни.
Он посмотрел на меня. Его глаза были мирными. Я чувствовал себя глупо и неловко.
— Целостность самого себя очень тягучее [11] дело, — сказал он. — Нам нужна лишь малая часть ее для выполнения сложнейших жизненных задач. Но когда мы умираем, мы умираем целостными. Маг задается вопросом: если мы умираем с целостностью себя, то почему бы тогда не жить с ней?
Он сделал мне знак головой, чтобы я следил за вереницей проходивших мимо людей.
11
Tacky — липкий, клейкий.
— Все они — тональ, —сказал он. — Я буду указывать тебе на некоторых из них, чтобы твой тональоценил
их, а, оценивая их, он оценит самого себя.Он обратил мое внимание на двух пожилых дам, только что вышедших из церкви. С минуту они постояли наверху лестницы из известняка, а затем с бесконечной тревогой начали спускаться, отдыхая на каждой ступеньке.
— Внимательно следи за этими женщинами, — сказал он. — Но не рассматривай их в качестве личностей или людей, похожих на нас, а смотри на них, как на тонали.Женщины, держась друг за друга, дошли наконец до конца лестницы и опасливо пошли по гравийной дорожке, как по льду, на котором они в любой момент могли поскользнуться.
— Смотри на них, — тихо сказал дон Хуан, — эти женщины являют собой пример наиболее жалкого тоналя.
Обе женщины были тонкокостными, но очень толстыми. Им было, пожалуй, за пятьдесят. Вид у них был такой измученный, словно идти по ступенькам церкви было выше их сил.
Поравнявшись с нами, они в нерешительности остановились — на дорожке была еще одна ступенька.
— Смотрите под ноги, дамы! — драматически воскликнул дон Хуан, поднимаясь с места. Они взглянули на него, явно смущенные этим выпадом.
— Моя мать однажды сломала здесь ребро, — сказал он и быстро подскочил к ним, помогая преодолеть ступеньку.
Они многословно поблагодарили его, а он участливо посоветовал им в случае падения лежать неподвижно, пока не приедет скорая помощь. Его тон был искренним и убедительным. Женщины перекрестились.
Дон Хуан вернулся и сел. Его глаза сияли. Он тихо заговорил:
— Эти женщины не настолько стары и слабы, однако же они — совершенно немощны. Все в них отчаянно скучно, тоскливо — одежда, запах, отношение к жизни. Как ты думаешь, почему?
— Может, они такими родились?
— Никто не рождается таким. Мы делаем себя такими. Тональэтих женщин слаб и боязлив.
Я сказал, что сегодня день тоналя, потому что сегодня хочу иметь дело только с ним. Я также сказал, что надел свой костюм с особой целью. С его помощью я хотел показать, что воин обращается со своим тоналемособым образом. Я указал тебе на то, что мой костюм сшит на заказ и что все, надетое на мне сегодня, идеально мне подходит. Но тщеславие здесь ни при чем — я хотел показать тебе свой дух воина, свой тональвоина.
Эти две женщины дали тебе первый взгляд на тональсегодня. Если ты будешь небрежен со своим тоналем, жизнь обойдется с тобой так же безжалостно. Им я противопоставляю себя. Если ты все понимаешь правильно, то мне не нужно более углубляться в этом вопрос.
Неожиданно я ощутил приступ неуверенности и попросил его выразить то, что я должен был понять. Должно быть в моем тоне прозвучало отчаяние. Дон Хуан громко рассмеялся.
— Взгляни на этого парня в зеленых штанах и розовой рубашке, — прошептал он, указывая на тощего, темнокожего молодого человека с острыми чертами лица, стоявшего почти перед нами. Казалось, он не знал, куда пойти — к церкви или к улице. Дважды он поднимал руку в направлении церкви, как бы уговаривая себя идти туда. Затем он уставился на меня отсутствующим взглядом.
— Посмотри, как он одет. Посмотри на его ботинки, — шепотом сказал дон Хуан.
Одежда молодого человека была мятой и оборванной, а его ботинки пора было выбрасывать на помойку.
— Вероятно, он очень беден, — сказал я.
— И это все, что ты можешь сказать о нем? — спросил он.
Я перечислил возможные причины бедственного положения молодого человека: плохое здоровье, невезение, леность, безразличие к своей внешности, и в конце концов предположил, что он только что вышел из тюрьмы.