Рассказы от Рассказовой
Шрифт:
Мужчина застыл на месте.
– Только ЕЙ не звоните! Вы ЕЁ ещё больше расстроите! – Любочка попыталась обнять поникшего от печального сообщения «препода».
– Не надо, Люба! Я уезжаю! – он тупо посмотрел на тёмный экран своего телефона и сунул его в карман. Потом совершенно пустыми глазами посмотрел на Любочку и проговорил, - развлекайся... У тебя ещё неделя есть…
– Может быть кофе? – Спросила она и опустила глазки.
– Пей сама, - он взял вещи и вышел, хлопнув дверью…
– Обойдусь! Подумаешь… - зло запыхтела молодая интриганка и стала
5.
По дороге в аэропорт Трифон послал СМС-ку бабушке Изы с одним словом - «Еду».
Он удивился своему необычному состоянию: такого с ним раньше не происходило: пустота и отрешённость да ноги иногда становились ватными. «Доехать бы!», - мелькало в его голове.
Совершенно подавленный он открыл дверь в квартиру своим ключом и нисколько не удивился, увидев в прихожей маму, которая возилась у большой сумки с какими-то вещами. Рядом с сумкой стоял пакет с продуктами.
«Это туда», - подумал Трифон и устало присел на коридорный пуфик.
– Как же вы теперь справляться со своим хозяйством будете?
– Даже не поздоровавшись с сыном, спросила его матушка, продолжая укладывать сумку.
– А мы на что? Здравствуй, внучек! Как долетел? – строчила словами, как из пулемёта, бабушка, - Радость-то какая! Надо же – двойня!!! Давай, родной, чайку выпей! И ехать пора! Заждались нас уже.
– Двойня? У нас двойня? Жив... – Трифон потихоньку начал выходить из анабиоза.
– Ну да! Двойня! Тебе же Изольдочка картинку с двумя шариками послала, - сказала бабушка и внимательно посмотрела на мужа своей внучки.
– Ты как себя чувствуешь?
– Сынок, ты здоров? Не загрипповал? Щёки горят, глаза блестят. Тебе сейчас нельзя болеть! Ни в коем случае! – мама Трифона вдруг обратила внимание на собственного ребёнка.
– Я здоров! И я всё понял! Я понял! Я всё понял!
– возбуждённо говорил и говорил он, обнимая и целуя обеих женщин.
– Давай-ка я тебе чаю сделаю, - предложила бабушка, - ты же с дороги.
– Чаи распивать будем после! Поехали! – Он схватил сумку, пакет с продуктами и, совершенно не ощущая их веса, «полетел» к машине.
6.
Трифон не стал рассказывать жене о случае с шариками... Но грустные мысли по этому поводу у него иногда возникали…
…«Сотни лет прошло после написания того рыцарского романа. Он заканчивается тем, что соперница главной героини сообщает раненному Тристану, ожидавшему свою любимую, о якобы выставленном на корабле чёрном парусе. Это означало, что Изольды на том корабле нет. Парус же был белый, и его возлюбленная летела на крыльях любви к своему Тристану! Но услышав неверное известие, он умер… Вслед за ним она. Проходят года, меняется жизнь, но человек меняется мало, - продолжал размышлять Трифон.
– Сознательно ли поступила тогда Любочка или это случайно у неё вышло? Слава Богу, что всё закончилось хорошо!» - И он решил вычеркнуть из памяти тот неприятный эпизод, тем более, что забот хватало…
Одну из забот, регистрацию рождения близнецов, Изольда поручила ему.
В один из субботних дней Трифон отправился в ЗАГС.
Это был день торжественных бракосочетаний, и у дворца стояло много украшенных автомобилей и толпы нарядных людей.
Получив два новеньких свидетельства, он с улыбкой рассматривал первые документы сына и дочки. Налюбовавшись, сложил их в сумку и уже собирался выйти из здания, как увидел входящих невесту с женихом в окружении гостей.
Трифон посторонился, чтобы пропустить нарядную пару с многочисленной свитой, и вдруг услышал знакомый голос:– Трифон Станиславович! Я замуж выхожу!
– Рад за вас, Люба, - спокойно ответил Трифон, узнав в невесте ту самую Любочку Вайс. – Будьте счастливы.
– Я обязательно буду счастлива! – почти кричала она, привлекая внимание всей публики.
– Только не за счёт других!
– ответил он.
– Цветочки передайте жене, - не слыша его слов, Любочка выхватила букет у свидетельницы и сунула его своему «преподу».
– Это лишнее, - он вернул букет расстроенной свидетельнице, отвернулся и пошёл к выходу.
А выйдя из ЗАГСа, Трифон почувствовал приятную лёгкость в душе и во всём теле, как будто что-то мерзкое и гадкое уползло в сторону, и наконец-то у него появилась возможность просто спокойно жить.
Метаморфозы супружеского счастья
Пётр Иванович, протяжно и с хрустом зевнув, зажмурился от яркого солнышка. Погодка радовала, но здоровье после вчерашнего возлияния с бывшими одноклассниками желательно было поправить.
“Неужели всё выпито! Не может быть, чтобы совсем ничего не осталось!
– крутилось в отяжелевшей голове хозяина вечеринки.
– Надо искать, пока жёнушка слиняла к соседке, якобы за солью”.
Он соколиным взором окинул однокомнатную квартирку, открыл сервант и на самой верхней полке в огромной хрустальной вазе заметил, отливающую радугой, небольшую бутылочку заветного напитка.
“Называется - спрятала, а я нашёл! Теперь успеть оприходовать драгоценный кладик”.
Пётр Иванович отвинтил пробочку и с жадностью приложился к узенькому горлышку. Жидкость знакомо булькнула и провалилась на дно желудка. На душе значительно потеплело. Но тут его взгляд неожиданно упал на свадебное фото, вставленное в стеклянную дверцу серванта.
“Надо же, а ведь какая хорошенькая у меня Валюшка была. Глазки, что вишенки, носик дулечкой, на устах обещающая улыбочка, миленькие кудряшки, стройненькая фигурка. А уж, какой весёлый характер имела! Заводила с пол-оборота! Только слово приятное скажет и я готов ради неё на любые подвиги!”
Поблуждав ещё немного по просторам памяти, и, сделав очередной глоток из бутылочки, Пётр Иванович вперился взглядом в зеркальное отражение того же серванта.
“Ну и мурло! Разве такого полюбишь! Глаза впали - не разглядеть. Морщины вдоль и поперёк, будто грейдер прошёл. Скулы двумя вулканами торчат. Губы и вовсе в рот провалились. Волосы где-то в районе мозжечка причёску изображают. Ключицы выпирают, как у старой балерины. Видок - хуже не бывает! Пора приодеться, хожу полдня по квартире в семейных трусах да в старой футболке перестроечных времён. Глаза бы на себя не глядели!”
Его грустные размышления внезапно прервал резкий, неприятный скрип открывающейся двери...
...Входила супружница поэтапно!
Сначала полностью заполняла собой дверной проём. Затем, слегка скособочившись, и подобрав необъятный живот, всем телом протискивалась на приватизированную территорию. Страх и отвращение мгновенно отразились на испитом лице Петра Ивановича.
“Не прошло и сорока лет совместного счастья, как моя лапулечка превратилась в это жуткое инопланетное существо. Откуда-то взялись три бородавки: на лбу, носу, и подбородке – прямо, парад планет какой-то! А эти слипшиеся обесцвеченные волосики, немытыми локонами спадающие на мощные плечи. Шкаф от одежды ломится, а ходит в одном и том же старом халате, как будто солдат из окопа в нестираной неделями гимнастёрке”.