Рассказы северных ветров, или По пабам и паркам

Если соединить все родники и ручьи, все заросшие ряской темные озерца и сельские пруды с гусями, все скучные лужи и светлые веселые потоки, все капли росы на траве и листве, все серебристые струи из водосточных труб на человеческих жилищах, наверное, собралось бы много воды, но это не было бы морем. И если насажать сосен, елей, берез, пихт и лиственниц от Парижа до самой Варшавы, то получилось бы, правда, ужасно много деревьев, но это еще не был бы северный лес. Тут дело не только в его протяженности и количестве деревьев. Правда, и в самом их множестве есть что-то, я бы сказал, стихийное и бессмертное, но в понятие «северный лес» входит еще некое доисторическое первозданное качество – он подобен геологической формации. Впечатление такое, что все это, все, что стоит и лежит в этом лесу, природа извергла на земную поверхность в один геологический момент так же, как она извергла гранит или настелила меловые пласты. А теперь – иди, человек, ломай камень, руби деревья! Ты можешь даже уничтожить северный лес – почему бы и нет? – а вот воссоздать его, сотворить его ты не в состоянии. Что такое «лес»? Он стоит на миллионах стволов, но это сплошная стена, единая гладь, единая необозримая зеленая волна, которая катится от Полярного круга, за тысячу километров, сюда, на юг. Словно там – на Севере, на Севере! – находится неиссякаемый источник бессмертной жизни, который устремляется гудящими порогами и водопадами лесов, каскадами и потоками лесов, разливами и тихими заводями лесов все дальше, на Юг, на Юг! И только тут, в Гестрикланде, Емтланде, над Даль-Эльвом, на его пути становится человек с топором дровосека: не пущу тебя дальше, северный лес! Правда, есть еще лесные участки и около Дьюрсгольма и близ Меларена, но это всего лишь лесочки, так, для украшения. Отсюда, с Юга, наступает на необузданную стихию северного леса человек со своими коровками и усадьбами.

Старая Швеция

Suecia omnis divisa est in partes duo, или вся Швеция – хотя она административно разделена на двадцать четыре провинции, или лена, – фактически состоит из двух основных частей: на юге, от Эресунна до Свеаланда, стало быть, несколько севернее Уплана, простирается старая, историческая Швеция, усеянная кафедральными соборами, крепостями, замками, старинными городами, статуями королей, руническими камнями и вообще историческими памятниками. А дальше на север, до самого Заполярья, Швеция усеяна уже только гранитом, водопадами и северным лесом. Это – доисторическая Швеция.

В старой Швеции путешественник прежде всего замечает великое множество церквей. Среди них – величественные старинные соборы с гробницами королей, графов де Браге и святых Бригитт. Но я не могу зарисовать для вас такой собор, какой видел в Линкепинге или Лунде, потому что, хочешь не хочешь, а готика должна быть воплощена в камне – иначе получается совсем не то. В Лунде кроме того есть прекрасный романский мавзолей, с которым связано множество легенд и исторических преданий о великане Финне и его жене. К сожалению, я не владею шведским языком и не понял ни слова из того, что рассказывал об этом тамошний гид, так что могу только поведать о том, что видел.

А видел я и знаменитый монастырь Врета, окруженный красивым кладбищем. Его я нарисовал, чтобы вы увидели, что и церкви здесь строят как сельские усадьбы – сплошь пристройки, божьи сарайчики, хлевики и амбарики, напиханные как попало, теснятся вокруг главной конторы по распространению слова Божия. Но больше всего нам встречалось небольших деревенских церквушек, окруженных старыми дубами, липами и ясенями и высунувших из зелени свои башенки, фронтоны, кровли, купола и луковки. Я нарисовал их целую коллекцию – от тоненьких и островерхих, похожих на веретено, до типичных шведских куполов, широких и низких, смахивающих на пожарные каски или на шляпы-котелки. Иногда шведская церковь считает себя вправе обойтись без башенки и ограничивается деревянной колокольней. И вообще эти церковки расположились удобно и по-граждански прочно на раскрытой ладони мира, в них совсем не заметно демонстративного и патетического устремления в небо. Таков, видимо, дух трезвого и гуманного протестантизма.

Крепости и замки здесь, как правило, стоят на берегу тихих озер. Мне кажется, это сделано скорее ради прекрасных отражений в воде, чем ради неприступности этих оплотов феодализма. С той же целью шведы увенчали свои башни и круглые бастионы разными куполами, светильниками и сводами – пусть вся эта красота отражается в водной глади. Вот вам изображение замков в Кальмаре, Вадстене, Лецкё и еще где-то и развалины монастыря и мертвые крепости, отраженные в зеркале вод. Замок над озером – один из характерных мотивов старой Швеции; другой мотив – это помещичья усадьба: длинная, старая аллея и в конце ее красный или белый маленький замок, почти весь спрятанный в густом саду. Шведская демократия не тронула аристократов – она просто дала им возможность постепенно вымирать, как лосям или горностаям, и относится к ним деликатно, с почтительным, но пассивным сожалением.

И наконец, старая Швеция, густо усеянная руническими камнями и надгробными памятниками в виде гранитных валунов. Иной раз думаешь – это всего-навсего межевой камень между покосами какого-нибудь Линдстрема и Линдберга, а оказывается, на нем вытесаны руны, при виде которых возликует сердце археолога. Иногда такие надгробные камни расставлены вкруг или сложены так, что образуют подобие корабля викингов. В одном месте огромный гранитный камень положен на два других, и получается нечто вроде навеса над прахом какого-то стародавнего Ларсена. Современный человек в изумлении ходит вокруг, поражаясь, как смогли тогдашние люди водрузить такой чудовищно тяжелый камень.

Я нарисовал для вас эту могилу, она находится у самого шоссе близ Треллеборга; удивительно, до чего таинственный и солидный вид придает окрестностям такой, как говорится, «памятник прошлого». Что поделаешь, величие и масштабы во времени внушают человеку такое же благоговение, что и безграничность пространства. Вы себе не представляете, сколько возле такого священного места валяется коробочек, станиолевой бумаги и оберток от фотопленки. Я думаю, всякий, кто проходит здесь, обязательно запечатлеет свою супругу в тот момент, когда она одной рукой опирается о древний камень, а другой поправляет волосы, которые треплет ветер с Балтийского моря. («Подожди, ведь я растрепана», – говорит «фру» своему мужу. «Неважно», – заверяет супруг и поспешно щелкает аппаратом, в мире становится одной семейной реликвией больше.)

Помимо исторических памятников старая Швеция изобилует чистыми городками, красными сельскими усадьбами и вековыми деревьями. Но деревья я приберегу для другой главы.

Готландская земля

Да, я приберег старые деревья и лужайки, леса, гранит и озера до того момента, когда придет пора прощаться с северными странами, ибо самое прекрасное в них – это все-таки сам Север, то есть природа, зеленая как нигде, богатая водами и растительностью, искрящаяся росой и небесами, отраженными в воде, – пасторальная и изобильная, мирная и благословенная природа Севера. Я приберег под конец еще и красные с белым дворики, и стада черно-белых коров, канавы, заросшие цветущим тальником, серебряные ивы и черный можжевельник, гранитные пригорки Зёдерманланда и длинные кудряво-волнистые холмы Смоланда, и сытое, ясное спокойствие ландшафтов Сконе. Ничего особенного, говорю я, да, ничего особенного, но они прекрасны. Хочется ласково гладить их рукой, а не заниматься их описанием. Ничего особенного, скажем, островок, отраженный в спокойной воде, но почему же он кажется островом блаженства? Ничего особенного, всего лишь пятнистые коровы в тени старых лип жуют свою жвачку, но это похоже на картины старых голландских мастеров, которые так любили писать коров и деревья. Или – всего лишь каменный мост через тихую речку. Но кажется, что ведет он в тот край, где нет ни забот, ни спешки, где, быть может, нет и смерти. Или – просто красный с белым домик среди зеленых деревьев, но ты глядишь на него и думаешь: какое было бы счастье жить и хозяйничать здесь… Я знаю, это не так, я знаю, нелегко стать счастливым, человек, наверное, и в раю не научится этому искусству. Но такой уж здесь край, что путник готов тотчас поверить в мир, благополучие, покой и другие великие блага.

Нас вез по этим местам ученый, замечательный человек, прекрасный знаток Севера; одной рукой он вел свой фордик, другой показывал нам то одно, то другое и, жестикулируя, рассказывал о доисторической эпохе, истории, людях и достопримечательностях каждого края. Таким образом, управляемые левой рукой и духовно ведомые правой, пересекли мы Зёдер-манланд, Эстергётланд, Смоланд, Сконе и Маль-мёхуслан и потерпели аварию только в Треллеборге, у самого порта, из чего видно, что судьба исключительно благоволила к нам на всем пути. Так что я мог бы многое порассказать о старом готландском крае, но, к сожалению, путаю Никёпинг, Норркёпинг, Линкёпинг и Ионкёпинг и имею весьма сумбурное представление о шведских королях. Уж очень их было много, особенно Густавов и Карлов; нет, лучше я помолчу об истории, чтобы не попасть впросак. Помню только, что жителям Эстергётланда свойственны одни типические черты характера, а жителям Смоланда – какие-то другие. А может быть, и наоборот… Эстергётланд – широкая, благодатная, богатая равнина, а Смоланд порядком бугрист, это более бедный сельский край; но оба изобилуют раскидистыми, кудрявыми деревьями, которые стоят и вдоль дорог, и у каждого домика, и над зачарованными водами рек и озер, и всюду, где земля образует пологий холмик или уединенный овраг. Все это один неизменный Божий сад, но и в этих благословенных местах то и дело попадается гранит, заросший можжевельником и вереском, или валун, или прорывается на поверхность голая скала – все тот же монументальный первозданный каменный мир, который всюду выглядывает из-за уютной и буколической Швеции.

А затем, уже в самом конце пути, перед путником открывается Ханаан Севера, ровный и урожайный край, провинция Сконе со своими ветряными мельницами и аллеями, край пестрых коров и просторных сельских усадеб, где хлевы длинны, как фабричные корпуса, а амбары высоки, как Лундский собор. Здесь строят уже не из дерева, как в остальной Швеции, а из камня и кирпича, скрепленных деревянными балками. Поля здесь родят тяжелую пшеницу, крупную свеклу и всякие другие злаки Господни, что годятся в пищу человеку. Однако жители Сконе не питают пристрастия к изысканному столу и руководствуются правилом: «Ешь вовремя, ешь добрую пищу, ешь досыта».

Я заметил, что всюду, где разводят хороший скот и растут старые благородные деревья, живет и крепкая порода людей; эти шведы из Гётланда – настоящие вельможи среди крестьян.

Но вот и конец путешествия, круг замыкается: от милой датской земли, налитой молоком, как розовое вымя, мы добрались до самого края света, где не растет ничего, кроме пучков заполярной травы среди камней; и через полярную тундру вернулись обратно к зеленым пастбищам и черным лесам. Мы словно зачерпнули полную горсть этого края, как путник, идущий мимо нивы, пропускает сквозь пальцы спелые колосья (правда, в Норрланде ему пришлось бы довольно низко нагнуться, чтобы потрогать тамошний овес). Здесь, в Сконе, круг замкнулся; и путника вновь благословляют боги стад и злаков, как и на той стороне Эресунна.